Полное собрание творений - Старец Иосиф Исихаст

которые по природе являются преисподней тьмой, тогда мы и вовсе не можем различить, что делаем. Когда же приходит Божественное просвещение, словно воссиявшее на небе солнце, тотчас тьма рассеивается, и тогда видим мы с крайней четкостью даже самые малые вещи, которые до озарения светом были сокрыты от нас.

Итак, вдобавок ко всему, когда человеческое естество будет хорошо обучено и испытано во всём этом и когда дарования станут как бы собственными достоинствами человека, приходит и благодать, приводящая к совершенству. Она совершенствует человека в Божественном и называется благодатью вышеестественной, или бесстрастием.

Можно сравнить очистительную благодать с сиянием утренней и всех иных звезд, просвещающую благодать — со светом полной луны, а благодать, приводящую к совершенству, — с полуденным солнцем. Вышеестественной же она именуется, так как путь, который она творит, — выше естества. И в двух низших по сравнению с ней состояниях их причастник старается посредством хранения помыслов держаться добродетелей и отвергать противные им злые проявления наших страстей. Но когда осенит человека сие божественное состояние, несущее ему совершенство, тотчас же упраздняется всякое движение помыслов, [рождаемое] нашим собственным мышлением. При этом добродетели, как свойственные природе человека, пребывают неизменными, пороки же, бесспорно, обращаются в бегство и вовсе исчезают. А сверх того человек видит в своем естестве[424] всё, что движется и что можно видеть телесными очами, однако при виде доброго нисколько не гордится, не завидует и не порицает, при виде же злого не гневается, не злословит и не борется. При этом его зрение, вкус, слух, осязание и обоняние остаются неизменными, ибо он поистине причастник бесстрастия, каким обладал Адам до своего справедливого изгнания из рая.

Итак, из показанных нами этих трех состояний ты можешь познать те богатства, которые даровал тебе благой и всещедрый Господь. А если ты находишься в скотском состоянии, то плачь и взывай к своему Создателю, да прострет Он Божественную Свою руку и изведет тебя из рва страстей, чтобы тебе не увязнуть и не погибнуть вовеки.

Буди, Господи! Даруй одним чистоту и рассуждение, другим подай просвещение Твоего божественного ведения, а иных одари совершенством и бесстрастием, да бесстрастно прославляем Тебя во веки нескончаемых веков. Аминь!

ДЕВЯТЫЙ ГЛАС ТРУБЫ,

носящий образ девяти ангельских чинов и возвещающий нам о совершенной любви

Итак, по Божественной благодати, миновало и восьмое число, девятое же по порядку заняло свое место, нося образ девяти [ангельских] чинов, коими прославляется Бог всяческих. Под их духоносную лиру я воспою для братьев моих читателей совершенство любви, сотворю мысленное торжество и призову сладкогласные вышние силы со всеми святыми и Матерью Господа нашего, чтобы с дарованной ими помощью превознести Бога, вечно славимого и всеми всегда воспеваемого вовеки!

Придите же и вы, братья мои, к мысленному торжеству любви, ибо сегодня примет она всех и будет скорой предстательницей каждого, кто ее возлюбил, только бы вняли они ее призыву! Как же начать мне похвалу моей Любви? Никоим образом не осилить мне сей труд, но ты сама научи меня, что говорить, о истинная и сладкая Любовь. Ибо, дорогие мои братья, как же мне собственными своими силами написать и поведать о столь великом даровании, которое превосходит меру человеческой силы? Какой смертный язык сможет рассказать о таковой небесной пище и наслаждении святых ангелов, пророков и мучеников, подвижников и преподобных и всего сонма праведных, пребывающих на Небесах?

Поистине, братья мои, даже если мне будут дарованы все языки человеческие, бывшие от Адама и до сего дня, то и тогда я не смогу достойно говорить о блаженной Любви, если Сам сладчайший Иисус, Самоистина и Любовь, не дарует мне силу слова, и мудрость, и ведение, чтобы посредством человеческих уст сладчайший Иисус и говорил, и был восхваляем. Ведь Любовь есть не что иное, как Сам возлюбленный Спаситель и всещедрый Отец с Божественным Духом.

О сладчайший Иисусе! Принимая все другие божественные дарования, которые принято называть добродетелями, человек испытывает особое, вызываемое восприятием каждого из них, чувство и ощущает действие Божественной благодати, являющее величие превосходящей все красоты и силы. Ощущает он и различие дарований между собой, ибо хоть они и происходят из одного источника, но различаются степенью причастия Божественному озарению.

Но все эти добродетели с почтением склоняются перед блаженною Любовью. Она же, как их госпожа, благолепно облекшись в них, словно сиянием света мысленно окрыленная, надмирно возносится к присноживому Источнику, сладчайшему Господу, где и находит упокоение. И уже оттуда она вновь шлет лучи своего света для возлюбивших ее, всех исполняя просвещением и беспредельной радостью и делая ревностными и горящими духом.

Ведь она — огнь благоуханный, ибо сама происходит от огня, и отсвет Божественной красоты, и всё может даровать любящим ее, как госпожа и царица всех добродетелей. Итак, благословение и благодарение говорящему: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем »[425].

И вот, сегодня многие добродетельные отцы, проходящие благое и прекрасное житие, благоугождающие нашему Богу делом и словом и искренне помогающие ближнему, полагают, да и другие так о них думают, что они достигли Любви, коль скоро являют они некое сострадание и милость к нашему брату ближнему. Ведь они так поступают согласно Господу сказавшему: «Да любите друг друга»[426]. И хранящий эту заповедь достоин великой похвалы. Но сие отнюдь не значит, что это и есть действие Божественной Любви. Это поистине путь к источнику, однако не сам источник. Так и ступень, находящаяся перед дворцом, не есть уже и дверь во дворец. Это[427] одеяние Царя, но не Сам Царь. Это заповедь Господа и Бога нашего, но не Сам Бог.

Итак, кто будет говорить о блаженной Любви, должен прежде ощутимо вкусить ее плода, а затем, если позволит сладчайший Иисус, Источник Любви, давать и другим вкушать от плодов, которые принял. И тогда, несомненно, он принесет ближнему пользу. Ведь существует для нас душевная опасность говорить