Врачу: исцелись сам! - Владимир Сергеевич Митрофанов

фотографии военных лет. В колхоз назад он никак не хотел и собирался уйти со своей француженкой к ней во Францию, но попал в советскую зону оккупацию, и его оттуда уже не выпустили. Француженку выпустили, а его – нет. Маленькая трагедия среди океана человеческого горя.

Еще как-то лежал в отделении такой Мельников Николай Иванович. Это был реально великий человек, бывший партизан, Герой Советского Союза. Дожил до девяноста, и умер не так давно. Теперь его обвиняли в приписках боевых операций и неправомерном получении звания Героя Советского Союза, поскольку награды тогда давали за определенные боевые успехи. Якобы он приписал себе лишнюю пару пущенных под откос эшелонов. Что ж, если и так. Игра, конечно, была рискованная, но ведь она дала прекрасный результат – обеспеченную и почетную старость. Жизнь его вообще была сплошная авантюра. Во время войны долгое время он находился далеко от центральной власти, и в его отряде царил полный произвол. Он был глава этого маленького государства, где единолично казнил и миловал. Он испытал краткое бремя полновластия. Была в отряде одна парочка влюбленных; Мельникову понравилась женщина, и тогда он ее мужа послал на почти заведомо невыполнимое задание, и того там убили, а потом все сделал так, чтобы она после этого стала жить с ним в командирской землянке. Он всегда добивался своего. Кстати, у него самого была законная жена и дети, кажется двое, которые были эвакуированы куда-то в Сибирь. Был ли он злодеем? Война – вообще ужасная вещь. Откуда-то вылезают люди, которые распрекрасно себя чувствуют именно в этой среде, другой им и не надо. Вне войны они, возможно, сидели бы по тюрьмам, маньячили, спивались, а тут они – воины, герои, которым дано легальное право насиловать, убивать и грабить.

Кстати, в войну за сбитый одномоторный самолет пилоту давали тысячу рублей. За эти деньги летчики покупали в соседней с аэродромом деревне литр самогона. За сбитый двухмоторный давали уже две тысячи.

Партизанская война в некоторых местностях строилась на том, что в район выбрасывали диверсионную группу НКВД, которая занималась рекрутированием в партизанский отряд граждан из местного населения, по ходу дела уничтожая полицаев, других представителей оккупационной власти и самих немцев. Наличие мирной обстановки на территории считалось явлением недопустимым. Вся страна воюет, а эти гады ждут, когда их освободят – не выйдет! Все это вело к проведению показательных актов жестокости. В одном из оккупированных районов был негласный договор между населением и немцами: вы нас не трогайте и мы вас не тронем. Там было создано что-то типа коммунизма – общества без денег, с местным самоуправлением, даже театр работал. Никаких партизан не было и в помине. Работала торфяная фабрика, поставки торфа немцам осуществлялись бесперебойно, поэтому необходимости репрессий с ихстороны не было. Все местные жители хорошо понимали, что если есть партизаны – есть и каратели. А в таких ситуациях местным жителям всегда достается. В то же время в одном из соседних районов постоянно убивали полицаев, потом захватили несколько немецких солдат и убили их всех, да еще так: привязали живых к деревьям, облили им ноги бензином и подожгли. Спросите – зачем? Ответ: война, нужно чтобы было еще большее ожесточение. Другие немцы, увидев это, разозлились и сожгли ближайшую деревню вместе со всеми ее жителями. Тут произошло уже обоюдное ожесточение. Перепуганные жители из других деревень потянулись в леса, в партизанские отряды. Поставленная задача была решена.

По каким-то неустановленным причинам, видимо заложенным в саму природу человека, воюющие стороны при некотором существовании вне непосредственного боя имеют тенденцию сближаться, замиряться, брататься и вообще пытаться существовать мирно, по тому же самому принципу "вы нас не трогаете, и мы вас не трогаем". Это обычно происходит на уровне простых солдат, что руководство армиями совершенно не устраивает. По их высокому мнению, тоже вполне, казалось бы, логичному, солдаты должны воевать и погибать. А не тормоши их, так они в окопах напротив друг друга могут сидеть годами: хозяйством, даже женами и детьми обзаведутся, только их корми, да пои. Тут же неизбежно начинает падать дисциплина, идут брожения, появляются ненужные мысли. Людей вообще надо постоянно чем-то занимать. Копание и зарывание ямы имеет свой смысл. Оставь без дела группу молодых парней – они тут же все напьются, обязательно куда-нибудь полезут за девками, начнут играть в карты, мучить кого-нибудь из слабых. Многие чудовищные вещи делаются просто от скуки. Поэтому и происходило постоянное стравливание солдат, которые по каким-то причинам не особо-то и хотели погибать. Нужно было держать их в постоянном напряжении. Например, за восемь дней в начале сентября 1941 года в 11-й дивизии под Ленинградом было убито всего 90 человек. Солдаты писали в письмах: "Наконец-то нам дали немного отдохнуть". Причем, так писали с обеих сторон фронта. Такое маленькое количество потерь обеспокоило начальство, и командир батальона Зотов был снят со своей должности за "необеспечение огневой активности".

Во время провальной Керченской десантной операции комиссар Лев Мехлис приказал убивать всех немцев. В захваченном госпитале зачем-то прибили гвоздями язык немцу-врачу и перебили всех раненых. Объяснимо: око за око, зуб за зуб. Сейчас понятно, что людей мучили специально, чтобы вызвать у них ответную жестокость, ожесточить их. Это обычное дело для любой войны. Важно было помучить, например, засунуть в член стеклянную трубку и там раздавить, вбить кол в глотку и тому подобное, – по сути, совершенно бессмысленные вещи. И кто-то ведь это делал. И тут же катилась ответная реакция: "Ах, вы так, ну, держитесь!" И опять же цель достигнута: люди, как собаки, были стравлены, и им уже не остановиться.

Один ветеран как-то сказал Борискову, тогда еще совсем молодому врачу, относительно того знаменитого партизанского командира:

– Ты не особенно-то верь Мельникову – он все врет! Он всегда все врал. И Героя и инвалида войны он получил ни за что.

Это были ветераны. А вот следующий пациент Гейро Александр Федорович представлял уже послевоенное поколение. Это был уже довольно пожилой, но очень богатый человек. Перед самым выходом на пенсию он еще успел поучаствовать в приватизации и отхватить немалый кусочек своего родного предприятия и посему, выйдя на пенсию, продолжал входить в Совет директоров. В результате доход его был очень даже не плохим. В деньгах он не нуждался совершенно, напротив, помогал детям и внукам, главным образом, младшей дочери, которая после рождения ребенка так и не работала. Внучке его было уже девять лет, внуку – два с половиной. Дочь с мужем, который был преподавателем ВУЗа,