Принц Теней - Рэйчел Кейн

– Люди не созданы для счастья, – возразил мой охранник-философ. – Люди созданы для страданий – страданиями мы заслуживаем вечное блаженство на небесах.

– Слишком жестокое наказание за первородный грех.

Он пожал плечами.

– Жизнь ведь не сказка, синьор. Будь она сказкой – я бы купался в золоте и пиве.

– Да ты и так вечно купаешься в пиве, – подал вдруг голос его неразговорчивый товарищ слева. – Хватит болтать. Если тебя накажут – я не собираюсь подставлять за тебя свою спину.

Это предупреждение, видимо, сработало, потому что дальше мы шли молча.

Когда мы вошли в последний зал, слуги сновали по нему, проверяя, все ли убрано, а придворные перестали переговариваться, повернулись к нам и провожали нас глазами.

А затем мы проследовали через очередную, последнюю дверь, которая привела нас в тронный зал – большое квадратное помещение с мраморным полом, в котором напротив входа стоял трон.

Герцога на троне не было – он стоял, слушая пожилого священника, сгорбившегося под тяжестью своего облачения, а когда мы оказались на расстоянии нескольких метров от него – он кивнул священнику, давая понять, что аудиенция закончена, и повернулся мне навстречу.

Он выглядел усталым, наш герцог: он мало спал, и я мог хорошо представить себе, как тяжело было управлять столь неспокойным городом, как наш. Он стоял, высокий и сильный, и смотрел на меня, а потом резко отвернулся, взмахнув полами плаща, взошел по ступеням и сел на трон.

– Я выслушаю всех, – сказал он.

Вероятно, сейчас была не моя очередь говорить, потому что вперед выступил человек с мягким лицом, одетый в черную мантию, – это был адвокат, – и поклонился:

– Ваша светлость, вчера вечером в доме Капулетти, в отсутствие хозяев, случилось несчастье. Раздался крик, а когда слуги прибежали на этот крик – они нашли на полу мертвую кормилицу Джульетты Капулетти, а этот человек – Монтекки – держал в объятиях юную Розалину Капулетти, сестру покойного Тибальта и кузину несчастной Джульетты.

Герцог кивнул, все еще не сводя с меня глаз.

– Кто же кричал, кто поднял эту тревогу?

– Розалина Капулетти, ваша светлость.

Изложенное таким образом, дело выглядело скверно.

Я огляделся.

Капулетти образовали у меня за спиной кроваво-красное пятно, загородив выход из зала, и дядя Розалины сверлил меня убийственным взглядом. За ним я видел неподвижную фигуру девушки под вуалью, легкая ткань слегка покачивалась перед ее лицом от дыхания.

– А кормилица была убита?

– Ну, ваша светлость, кто же может судить? На ее теле не было никаких следов, но сильный мужчина вполне может убить пожилую женщину, задушив ее…

– Но тогда должны были остаться следы у нее на шее? – спросил герцог Эскала без особого интереса. – Или, может быть, у нее были красные глаза?

– Красные глаза, ваша светлость?

– Один венецианский лекарь недавно рассказывал – возможно, вы тоже это слышали, – что при удушении лопаются сосуды в глазах жертвы и кровь изливается в них. Глаза становятся красными.

Адвокат задумался на миг, а потом с поклоном признался:

– Вы очень мудры, ваша светлость: нет свидетельств ни об изменении цвета глаз, ни о следах на шее умершей.

– Тогда нет никаких оснований полагать, что этот молодой человек удушил несчастную. Мы знаем только то, что она умерла. На город какая-то чума напала минувшей ночью, причем затронула только три дома: Орделаффи, Капулетти и Монтекки. Я знаю, что тетушка Бенволио тоже скончалась, – должны ли мы подозревать юношу и в ее убийстве? – Герцог даже не дал адвокату ответить и продолжил: – Нет, на самом деле главный вопрос, который требует ответа: почему Розалина Капулетти подняла тревогу?

– Злоумышленник ломился в ее дверь, ваша светлость, – сказал Капулетти и выступил вперед. – Чтобы спасти свою честь, она позвала на помощь, и помощь прибыла, но до этого мерзавец проник внутрь, пройдя через ее балкон, и уже начал свое низкое и подлое дело, но, к счастью, не довел его до конца.

Брови герцога взлетели на лоб, хотя все остальное на его лице оставалось неподвижным. Он перевел взгляд на меня.

– Я не вижу здесь твоего дяди, – сказал он. – Кто будет защищать тебя, Бенволио?

– Я сам буду защищать себя, ваша светлость.

– Тогда начинай. – Он откинулся назад, положив руки на подлокотники своего трона, сделанные в виде львиных лап. – Я внимательно слушаю.

– Мне придется начать издалека – с гибели одного молодого человека…

Я рассказал ему все о Меркуцио, не обращая внимания на протестующие выкрики тех, кто считал, что эта история не для нежных ушей присутствующих дам, потом описал отчаяние Меркуцио, его скорбь и ярость… и наконец – рассказал о наложенном им проклятии.

– Ромео никогда не видел юную Джульетту до того, как мы оказались во дворце Капулетти на празднике в честь ее помолвки с графом Парисом, – говорил я. – Скажите, разве мог он вот так безрассудно влюбиться и жениться на ней в считаные дни, если бы не колдовство? Разве остался бы он в Вероне, чтобы оказаться в ее постели, если знал, что рискует жизнью, нарушая ваш приказ? У Меркуцио отняли его любовь – и он хотел, чтобы все, кого он считал виновными, испытали те же муки, что и он: он хотел, чтобы они испытали, что значит любить – и потерять возлюбленных.

– Если это колдовство, то должна быть и ведьма, – заметил герцог Эскала. Его брови вернулись на место и теперь хмурились, а подбородок он подпирал кулаком. – Ты можешь ее предъявить?

Я услышал сзади какой-то шум и повернулся: брат Лоренцо прокладывал себе в толпе путь локтями, рассыпаясь в извинениях. Он поднял руку и выступил вперед:

– Ваша светлость, ведьма скрылась, но я могу засвидетельствовать, что слышал разговор о проклятии между ней и Бенволио, – сказал он. Монах, видимо, всю дорогу бежал, судя по его красному лицу, мокрой от пота сутане и по тому, как он хватал воздух ртом, пытаясь отдышаться. Я никогда раньше не радовался так при виде его приятного лица – хотя сейчас его лицо назвать приятным можно было бы с большой натяжкой. – Бенволио сделал все, чтобы снять проклятие. И ему это удалось, я уверен. Очень жаль, что горькая правда вышла наружу слишком поздно и не удалось спасти несчастного Ромео и бедняжку Джульетту: они погибли. И не удалось избежать смерти графа Париса, который по незнанию встал между влюбленными – и тоже погиб.

– Проклятие никак не влияет на суть обвинений Капулетти, – произнес герцог Эскала и устремил на меня задумчивый взгляд. – Ты был во дворце Капулетти, Бенволио?

– Да, был.

– Ты пришел туда по чьему-либо приглашению?

– Нет.

– Ты ломился в запертую дверь девицы Розалины, пытаясь войти внутрь?