Грешники (СИ) - Субботина Айя

Призрак. Если память меня не подводит, это его пятая попытка до меня дозвониться после того разговора в кафе. Подстерегать на улице и возле офиса уже не решается.

— Я заблокирую и этот номер, — говорю без вступления. — Зря стараешься.

— Маш, я… мне очень жаль, что…

— Я даю тебе тридцать секунд сказать то, что ты хочешь, и потом кладу трубку. — Не буду рисковать говорить с ним о Даше по телефону. Наше законодательство не принимает записи разговоров за доказательство, они все равно имеют свой вес. Не просто же так мои юристы рекомендовали мне записывать все угрозы Лисиной и ни с кем никогда не обсуждать эту ситуацию по телефону.

Призрак тяжело вздыхает, но мне все равно. В моей голове уже пошел обратный отсчет, и как только выйдет время, я снова заблокирую его номер. Когда-нибудь ему точно надоест.

— Маша, мне правда нужны вы.

Молчу, не позволяю себе ни на секунду поверить.

— Лисина нашла какую-то врачиху.

«Врачиху».

Меня всегда коробило такое пренебрежительное употребление названий профессий, вроде «училка» или «продавалка». Но в данном случае по-другому и не скажешь, потому что я сразу понимаю, о ком идет речь.

— Я слушаю, — говорю то, что может звучать абсолютно нейтрально даже если Призрак снова играет в какие-то подковерные игры.

— Я знаю не очень много. Слышал, как она говорила с кем-то по телефону, что эта врачиха тебя размажет. Подумал, что ты должна знать. Твоя свекровь настроена очень хренов, Маш. Она реально двинутая на всю голову. — Это не телефонный разговор. Пожалуйста, мы ведь можем… просто встретиться? Последний раз, клянусь.

Может, я совершаю большую глупость, думая, что он искренен.

Но на войне все средства хороши, и если предатель решает предать свою «кормящую руку», возможно, стоит хотя бы послушать, что он принес вместе с оливковой веткой?

— Мы с Дашей играем в парке. Уже собирались уходить, но, если поторопишься, у тебя будет минут пятнадцать.

— Я успею, — как-то с облегчением выдыхает он.

— Только это время, Призрак, — жестко ограничиваю я. — И ты больше не будешь появляться в нашей жизни. Или, клянусь, я найду способ запретить тебе это через суд.

— Я понял, Маш. Говори адрес.

Где был Призрак все это время, я понятия не имею, но на детской площадке появляется через двадцать минут. Боялась, что придет с цветами или какой-то другой пошлятиной, но вместо этого у него в руках большая коробка с куклой — очевидно, очень дорогой. Он как-то неловок улыбается, видимо только теперь осознав, что кукла в коробке только чуть меньше самой Дашки, и что пройдет еще много лет, прежде чем она сможет оценить игрушку по достоинству. Сейчас, пожалуй, Лисица тоже бы приняла подарок, но только чтобы выбрать бедной кукле все ее красиво завитые волосы и обгрызть пальцы. Ну или повоевать за соску.

— Тупо получилось, — тушуется Призрак, разглядывая гребущуюся в снегу Дашу. — я о детях ничего… в общем, не подумал.

— Спасибо за подарок. Поможешь ее донести?

Он так быстро кивает, будто я предложила взять на главной гонке Первый приз.

Приходится буквально вытряхнуть Лисицу от снега и, взяв за руку, пойти по дорожке из парке — машина с водителем стоит на парковке, и пока будем идти, это как раз будет минут пятнадцать, которые я обещала Призраку.

Но он почему-то не спешит ими пользоваться — просто идет рядом и не может оторвать взгляда от Дашки.

Наверное, после всего, что он сделал и что собирался сделать, испытывать к нему что-то кроме отвращения и злости было бы очень неразумно. Но я больше не злюсь и мне в общем не противно, что мы достаточно близко, чтобы дышать одним воздухом.

Мне его жаль.

Вряд ли кто-то будет чувствовать себя счастливым, в сорок с хвостом лет вот так осознав, что за плечами ничего нет — ни семи, ни детей, ни даже перспективы стать отцом. И что ты, хоть и молодишься изо всех сил, просто порядком раздобревший и далеко не самый перспективный для отношений мужик. Я помню, что он всегда хотел какую-то особенную женщину — устроенную, ухоженную, не обремененную детьми, но обремененную собственным приличным заработком. Вряд ли теперь он может рассчитывать на такую.

— Она на меня и правда совсем не похожа, — слышу его немного бубнящий голос.

— Извини, но это к лучшему, — не собираюсь смягчать шишки, которые он сам же и набил.

— Да, наверное… Никогда себе не прощу.

Может мне и следовало бы развить тему «непрощения», но мне это правда абсолютно неинтересно. У каждого из нас есть поступки, которые мы будем носить в себе до могилы и каждый раз с болью вспоминать неправильно сделанный выбор. Иначе жизнь была бы слишком легкой и бессмысленной.

— Что с врачом? — перевожу тему на разговор, который интересует меня больше, чем его самобичевания.

— Я правда почти ничего не слышал, Маш. Кажется, ее фамилия Шелестова или как-то так.

— Шевелёва, — говорю себе под нос.

— Может быть, — пожимает плечами Призрак. — Лисина собирается обвинять тебя в намеренном доведении до смерти или как-то так. И эта врач должна подтвердить, что ты знала о диагнозе мужа и…

Он запинается, потому что Даша останавливается рядом и, глядя на него с немым любопытством любого годовалого ребенка, тянет руки.

У Призрака такой взгляд, будто он выиграл джек-пот.

Если я сейчас скажу ему «нет» — это будет самая лучшая и самая сладкая месть. Изощренная и абсолютно заслуженная.

Но я киваю и разрешаю взять Дашку на руки.

Мне больше не хочется носить в себе всю эту грязь прошлого, и триумф такой ценой совсем ничего не стоит.

Для Даши этот человек никогда и ничего не будет значить. Она не запомнит его лицо и забудет о его существовании через те десять минут, после которых Призрак навсегда станет призраком ее жизни.

А сейчас он бережно берет ее на руки, прижимает к себе и смеется, когда Дашка начинает трогать его нос холодными варежками.

Мы доходим до моей машины, я даже не сопротивляюсь, когда Призрак сам усаживает Дашу в автокресло и сам справляется с ремнями.

Но когда я закрываю дверь и Лисица исчезает за тонировыми стеклами, у него вид человека, который, если бы это было моим условием, согласился есть землю, лишь бы получить шанс вернуться в нашу жизнь. Почему-то уверена — он бы даже исправился, стал следить за своим весом и может даже стал прекрасным отцом и мужем.

— Я послал Лисину, — говорит Призрак. — Сказал, что не собираюсь ей помогать, и что это не мой ребенок, потому что я бесплоден. Даже справку показал. Она и на даты не смотрела — так психовала.

Я благодарю его самой искренней улыбкой.

Идеальный момент, чтобы закончить эту тягостную историю. Вряд ли в истории наших отношений был более чистый момент, чем этот.

— Пожалуйста, — я позволяю себе притронуться к его лицу, на котором еще остались следы от кулака Стаса, — я благодарна тебе за эту информацию, но буду благодарна еще больше, если ты больше не будешь врываться в нашу с Дашей жизнь. Эта история закончена, Дима. Я больше не держу на тебя зла и искренне желаю, чтобы ты нашел какое-то свое счастье. Но это точно не мы. Нас уже нет, Дима. И, — мне все еще немного горчит эта правда, — это никогда не были «мы».

Вместо ответа, призрак прижимает мою ладонь к своей колючей щеке и закрывает глаза.

А потом, когда я сажусь в машину и даже не оглядываюсь на его одиноко стоящую фигуру, я почему-то чувствую, как он зачерпывает снег и растирает его по лицу.

Глава 95

Стас не перезванивает мне ни на следующий день, ни через день.

Это так гнетет, что я начинаю чувствовать себя совершенно растерянной, потому что в моем сценарии все должно было быть иначе. Это ведь я, а не он, нашел в моем доме постороннего мужчину.

Я пару раз пытаюсь сама набрать его номер, но каждый раз буквально бью себя по рукам, запрещая ввязываться в разговор, который вряд ли будет приятным для нас обоих. Может, это и хорошо, что Стас выдерживает режим тишины — меня начинает штормить от одной мысли о разговоре и расставлении «точек». В особенности, когда перед мысленным взглядом всплывает та девушка в ультракоротком халатике и со взглядом женщины, вдруг заставшей на своей территории постороннюю самку. Она явно была не рада меня видеть — это же очевидно. Как и то, что еще больше я была не рада вот так узнать о ее существовании.