Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Питер Гуральник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 12 «ЭТИМ НЬЮЙОРКЦАМ МЕНЯ НЕ ПЕРЕДЕЛАТЬ»
(май — июль 1956)
15 мая Элвис должен был выступать на двадцать втором ежегодном хлопковом карнавале в Мемфисе, на котором обычно выбирали короля и королеву карнавала и строили сцену на Франт–стрит. Для шоу Элвиса в концертном зале «Эллис» были открыты оба крыла — первый раз с тех пор, как там выступал Либерейс. Концерт должен был начаться точно в 7.30, но был задержан из–за прошлогодних короля и королевы, которые должны были принять участие в церемонии открытия на Королевской барже перед тем, как объявить начало шоу. Боб Нил был в роли конферансье. В зале «Эллис» выступали Хэнк Сноу и Jordanaires, Эдди Фишер — на барже, а сестры Картер, Джордж Морган и целый список других исполнителей кантри — на сцене на Франт–стрит. Всем было понятно, что в центре внимания был местный парень. После увещеваний мужа, Генри Кэннона, на карнавал приехала даже комик Минни Перл. Генри был чартерным летчиком, который возил Элвиса по всей стране и доставил его тем утром из Ла–Кросса, штат Висконсин. «Генри представил нас друг другу, и Элвис оказался очень милым. Я всегда смеялась над ним из–за того, что он общался со мной как со школьной училкой, к тому же и синим чулком. Он всегда был подчеркнуто вежлив».
Для Элвиса выступление дома было шансом всем все доказать. Лишь за две недели до концерта, будучи в Лас–Вегасе, он честно признался Бобу Джонсону, журналисту из Press–Scimitar. «Я хочу, чтобы дома люди правильно обо мне думали. Я не хочу, чтобы все думали, что я зазнался из–за того, что я чего–то добился». Джонсон добавил позже: «Ему отчаянно хочется, чтобы дома о нем хорошо думали. Хотя необходимости в этом нет».
Как обычно, Элвис подъехал к залу в окружении полицейского эскорта. У входа по обыкновению толпились поклонницы. Одна девушка вспоминала: «Я схватила его за руку, он, усмехнувшись, сказал: «Отстань». Я его отпустила. Это было божественно». Вернон и Глэдис уже сидели в ложе над сценой в северной части зала, с нетерпением ожидая первой удобной возможности за несколько месяцев увидеть сына на сцене. Конферансье Боб Нил разогревал публику, подстегивая ее предстоящим выступлением Элвиса, а потом направил свет прожекторов на родителей Элвиса, которые нервно заулыбались и вежливо поклонились. Всем исполнителям, кроме Хэнка Сноу, было трудно сориентироваться, как выступать перед двумя крыльями зала сразу. Хэнк Сноу, ко всеобщему неудовольствию, решил эту проблему, выступая с одной песней на одной стороне, со следующей — на другой. Затем на сцену выскочил Элвис в черных брюках, белой рубашке и зеленом пиджаке. Он, ни минуты не думая, по словам Фреда Дэвиса, тогда 13-летнего зрителя, просто «начал метаться по всей сцене. До этого концерт мне казался дурацким». Фред учился в восьмом классе Мессикской средней школы, где Элвис, Скотти и Билл выступали в рамках компании Сонни Нила за год до концерта. «В ноябре я видел его концерт с Карлом Перкинсом в «Эллисе», и он так же прыгал по сцене, залез верхом на контрабас Билла, порвал несколько струн… Но в выступлении не было хорошей концовки, все казалось плохо скоординированным, и аудитория только взвизгнула пару раз. В этот раз народ шумел от начала до конца концерта, все девчонки бились в истерике, так что не было слышно ничего из того, что он говорил».
Элвис начал программу с «Heartbreak Hotel», затем представил «Long Tall Sally» как песню, написанную другом, которого он никогда не видел (Литтл Ричард). Вместе с Jordanaires спел «I Was the One», потребовал, чтобы Скотти выложился целиком на «Money Honey». Притворился, что рыгнул, представляя «I Got a Woman», а Билл подпевал ему высоким голоском. Затем, под бурные аплодисменты, объявил «Голубые замшевые ботинки». Далее он сообщил, что через несколько недель собирался вернуться для благотворительного концерта одного из фондов Press–Scimitar. И если кто–то не собирался туда приходить, «запомните одну вещь, друзья. Если вас там не будет, запомните…» — и он начал играть свою последнюю песню, до сих пор отсутствовавшую на альбомах, — «You Ain’t Nothin’ But a Hound Dog». Когда он допел до конца, аплодисменты стали еще громче, а Элвис, взглянув на Ди Джея, хитро повторил: «Дамы и господа, запомните одну вещь…» — и опять запел, снова и снова повторяя незамысловатый припев песни. Это был любопытный концерт, непохожий на спонтанные концерты в «Хайрайде» лишь шесть месяцев назад. Все же после двадцати минут и сам Элвис, и его поклонники валились с ног. После своего предыдущего концерта в «Эллис Аудиториум» Пресли вернулся на сцену и терпеливо раздавал автографы, но в этот раз он исчез со сцены в ночь, прежде чем стихли нескончаемые аплодисменты.
На следующий день он играл в Литл–Роке, потом в Спрингфилде, штат Миссури, в Де–Мойне, дальше — в Линкольне и Омахе, штат Небраска. В Канзас–Сити случился погром: зрители прорвались к музыкантам, разломали на куски ударную установку Ди Джея и контрабас Билла, а самого Ди Джея бросили в оркестровую яму. В Детройте его окрестили «ядерным взрывом». В родном Мемфисе газеты, комментируя карнавал, многозначительно заявили: «В Мемфисе люди всего несколько раз собирались под одной крышей, чтобы посмотреть на какую–то примечательность. Нынешний концерт блистал энергией и энтузиазмом, которых раньше наши городские мальчишки не демонстрировали».
Тем временем Хэнк Сноу начал спрашивать себя о том, что происходило с его деньгами. С момента подписания контракта с RCA прошло уже шесть месяцев, и он до сих пор не получил ни пенни от феноменальных продаж RCA, хотя обе стороны должны были иметь равные права. Хэнк уже навестил своего адвоката, который с удивлением узнал, что никаких бумаг о партнерстве подписано не было, и посоветовал Сноу настоять на подготовке хоть каких–то официальных документов. Сноу вообще
