Клятва, данная тьме - Елена Инспирати
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нам даже не дали попрощаться. Мы успели только крикнуть друг другу «до завтра», и нас развели по сторонам.
– У вас все наладилось?
Блэйк обратился ко мне, и я кивнула.
– Ребекке можно доверять? – тут же задала ответный вопрос.
– Ты ей не ровня. Но… полагаю, надо быть кретином, чтобы рисковать всем и при этом не быть серьезным в своих намерениях. Брайену можно доверять.
Брайену можно доверять. Я повторила про себя эту фразу несколько раз и заткнула ревнивицу, повторяющую мне, как опасна дружба этих двоих.
Глава 42
В начале дня вдохновение переполняло меня. Я рисовала людей, животных и природу, используя разные материалы. Рисковала, пробовала новые стили и без сожалений рвала неполучившиеся работы. Ничто не могло унять мой творческий порыв. Кроме мамы.
– Ты весь день собираешься рисовать?
Она положила на стул постиранные и высушенные вещи, взглянула на меня с упреком. Краски пришлось отложить.
– Что-то не так?
– Твое безответственное поведение в отношении организации собственной свадьбы. Ты звонила насчет оформления?
– Нет, – под нос ответила я. Мне было так хорошо наедине с собой, что я отключила телефон и забыла о хлопотах. – Извини.
– Извини? Да что с тобой такое происходит! – от ее крика я сжалась. Она никогда не повышала на меня голос. Но и я никогда не пропускала мимо ушей ее поручения. Мама злилась, потому что я перестала быть той милой Авророй.
– Ничего, я просто много рисовала. Забылась.
– Ты, дочка, стала слишком плохо себя вести! В последнее время я не узнаю тебя.
Я занервничала, стала хрустеть пальцами. Когда я увидела в добрейших и любящих глазах осуждение, опустила голову и прикусила щеку, чтобы отвлечься на физическую боль. Каждый новый вдох давался мне все труднее и труднее.
– Та ночь изменила тебя. Мы обратимся к специалисту, чтобы все исправить.
Она резко развернулась и подлетела к двери.
– Мама! – Ее ладонь застыла на ручке. Она обернулась и увидела меня, стоящую в центре комнаты с красными, слезящимися глазами. – Не надо ни к кому меня водить. Все будет хорошо, я обещаю. Я стану прежней!
Принять то, что семья теперь видит во мне сплошные изъяны, было невыносимо больно. Я готова была упасть на колени и просить прощения, чтобы только мне дали шанс без больницы справиться с тем, что они считали отклонением. На самом деле это была лишь влюбленность: незаконная, неправильная, но прекрасная настолько, что я хотела получить от нее все, пока была возможность.
– Процесс необходимо ускорить.
– Я не плохая! И я не больна! – Ноги несли меня к ней, но она с отвращением шагала назад. В итоге мы обе застыли на пороге.
– Это не обсуждается.
И она поставила огромную, жирную точку, захлопнув дверь перед носом. Чистейший гнев вырвался наружу, я замахнулась и со всей силы ударила ребром кулака по несчастному дереву.
– За что? Почему вы не хотите меня услышать и понять?
Я зарычала, отошла в центр комнаты и принялась наматывать круги. Это нелепое действие помогало мне собраться, выплеснуть злость, чтобы темная часть меня не выкинула какой-нибудь фокус. Было необходимо до конца дня показать маме, что я не отбилась от рук, что мне не нужна помощь врача. Ради этого я стала суетиться на кухне, в комнате устроила уборку намеренно с открытой дверью и при всех позвонила флористу, чтобы уточнить стоимость букета.
Мной должны были быть довольны. Правда, эффективность спектакля была под сомнением.
Только когда стемнело, я поняла, что свободна на несколько часов. Встретила Брайена с улыбкой до ушей, предвкушая время, проведенное вместе.
– Привет, – прошептал он, проведя носом по щеке и запечатлев на губах беглый поцелуй. – Как ты?
– Хорошо, а ты как после вчерашнего?
– В целом нормально. Я почти ничего не помню.
Пальцы, которые наглаживали его плечи, застыли, руки упали вдоль тела. Я смотрела в темноту перед собой и пыталась осмыслить услышанное.
– Как понять ничего не помнишь? – беспомощно спрашивала я, часто моргая широко раскрытыми глазами.
Это же был потрясающий поцелуй! Брайен вжимал меня в стену, сжигал своей страстью и посмел забыть об этом?
– Произошло что-то важное? Я сам удивился, что алкоголь может так влиять. Раньше подобного не случалось.
– Если бы ты полностью забыл то, что происходило прошлой ночью, ты бы не пришел ко мне, – рассуждала я. Если он из всех событий забыл именно то, как заставил меня стонать от удовольствия, я уничтожу его. Чувствовала себя униженной.
– Помню, что мы помирились, но вот только как?
Я должна ему рассказать? Рассказать то, какой громкой и смущенной была? Он издевался. Если бы я увидела его лицо, то разоблачила бы его игры в два счета.
Все зависело от того, что во мне было сильнее: оскорбленная девчонка, втоптанная в грязь и поставленная в неловкое положение, или гордая, уверенная в себе девушка, которая точно знала, что сексуальному парню напротив понравилось происходящее в подвале.
– Было бы неплохо, если бы ты вспомнил. – И я все еще была скромной, поэтому не могла выстроить слова в кокетливые предложения или сделать голос достаточно привлекательным. Меня выдало то, как я убрала прядь волос за ухо и прочистила горло, прежде чем добавить: – Мне понравилось наше примирение.
Несмотря на мою скованность, признание дало нужный эффект: Брайен обнял меня за талию и притянул к себе, сокращая расстояние между нами.
– Мне понадобится твоя помощь, – даже его шепот был властным и завораживающим.
Под чутким руководством темного я могла быть раскрепощенной. Вспоминая все прошлые интимные моменты, я отпускала реальность и действовала, принимала правила игры. Привстала на носочках и поцеловала его: сначала нежно и робко, затем прикусив нижнюю губу и добавив дерзости в движения. Когда я попыталась за затылок наклонить Брайена ближе, он усмехнулся.
– Что? – Неужели я делала все настолько плохо и нелепо? От смущения ноги стали тяжелыми.
– Вспоминать начинаю.
Фирменный самодовольный тон растворил комплексы на ближайшие минуты. Я выдохнула и тут же поцеловала Брайена, возможно, даже слишком отчаянно, будто в нем было мое спасение. Он наконец ответил мне, и по тому, как двигались его губы, было очевидно, что места заигрываниям и улыбкам не осталось. Но все же в наших пререканиях был особый шарм,
