Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь... - Владимир Кайяк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да.
– Как он сумел обзавестись таким хутором?
– Говорит, мать получила в наследство, но, скорей всего, купил.
– Разве речка такая мелкая, что вы ее могли переехать?
– Нет, Винарт на всякий случай сделал мостик.
С опушки открывается панорама на запущенные поля с редкими дубами, справа – большое здание из тесаных валунов, оконные проемы выложены красным кирпичом, слева дорога, которая ведет к покосившемуся сараю.
– Рассказывай, – говорю я Илгонису, но Саша прерывает меня.
– Подожди. Времени достаточно. Пойдем в сарай. Там не будем бросаться в глаза, да и двор оттуда как на ладони.
– Ты надеешься там что–нибудь найти?.. – Вилманис продолжает покусывать спичку. Я так и не понял, что он хотел этим сказать.
– Считай, что я просто хочу прогуляться! Если там не заперто.
Сено в сарае сухое и душистое. И я начинаю думать: сарай, наверное, не является частной собственностью, а сено в нем – да. Никаких железок тут не видно – сарай расположен слишком близко к хутору, чтобы Винарт стал здесь что–то прятать. Дверь мы оставляем полуоткрытой, и Илгонис Алп издали показывает нам старую мельницу, словно гид экскурсантам – развалины крепостей, церквей и другие исторические памятники.
Саша держится особняком, все рассматривает в бинокль и время от времени спрашивает:
– Что это за пристройка там, за углом? А дверьми сбоку разве не пользуются?
Таким образом он выясняет, где погреб для картофеля, где колодец и гравий, но вряд ли ему удастся воспользоваться этими сведениями.
– На машине я въехал, значит, во двор, – повторяет Илгонис, так как на миг упустил нить рассказа. – Остановился. И пошел за ключом от больших дверей – он спрятан в одной из дренажных труб, которые сложены за домом. Прошлой весной Винарт хотел построить коптильню и зарабатывать копчением кур и мяса, в потребсоюзе ему обещали, что мяса будет сколько угодно. Мать у него скоро пойдет на пенсию, сможет продавать на рынке. Но так и не построил. Когда я вернулся, тот мужчина…
– Грунский.
– Да, Грунский… Он со своим мешком уже вышел из машины.
– О мешке ты нам ничего не сказал.
– Наверно, забыл, да вы и не спрашивали. При нем был такой грубый, грязный мешок, и на дне его что–то стучало.
– Как стучало?
– Не знаю, как сказать. Не очень громко. Не так, как железо или детали. Скорее всего там были инструменты. Он же печник.
Мы с Иваром переглянулись.
– Я отпер дверь и загнал машину в гараж… То есть – в большое помещение. Хозяина еще нет, сказал я, вам придется немного подождать, мне надо мотать обратно в Ригу.
– А Грунский?
– Ничего. Сказал, что погуляет, осмотрится. Я попрощался и пошел берегом речушки.
– За сколько минут можно дойти до поселка Игавниеки? – спрашивает Саша.
– Если быстро идти… До шоссе минут двадцать и там еще минут пять. Я на автобусную остановку никогда не хожу, я «голосую» и всегда доезжаю быстрее. Грузовые берут охотно, если в кабине есть место. Особенно те, которые ездят в дальние рейсы.
– Уточним, молодой человек, – говорит Вилманис. Спички в зубах уже нет, и пышные черные усы делают его лицо суровым. – Ты загнал машину в большое помещение и оставил. А дверь?
– Дверь я прикрыл, но не запер. Винарт сказал, чтоб я не запирал.
– И больше ничего ни ты Грунскому, ни он тебе не сказал?
– Он спросил только, где глина, я ответил, что не знаю, пусть посмотрит сам или спросит хозяина, когда тот вернется. «Да, да», – он ответил. Мол, прогуляется и посмотрит сам.
«Что же такое увидел Грунский, из–за чего Винарт отправил его на тот свет?»
– Когда ты поставил машину, в большом помещении все было как обычно? Ничего не изменилось? Расскажи, как выглядит это помещение, я что–то плохо представляю себе. Чтобы мне не упасть в обморок от удивления, когда мы туда войдем.
Илгонис Алп пожимает плечами.
– Ничего особенного там нет… Большое. Очень большое помещение с высоким потолком. Глинобитный пол, стены из тесаного камня. Оконца маленькие, и под самым потолком, так что рукой не достать, есть электричество. В потолок вмурованы крючки, и Винарт закрепил на них блоки, чтобы можно было поднять машину и удобно работать.
– Сколько времени у вас уходило на разборку?
– Много. Иногда даже полдня. Но обычно я не участвовал. Винарт сам разбирал и раскладывал по ящикам. Он очень аккуратный.
– Уточним еще раз, молодой человек, – Вилманис зашевелил черными усами. – Насколько я понял, большое помещение выглядит как гараж. Там есть полки и слесарный стол с тисками, ящики для деталей карбюратора и ящики для коробок передач, а к стенам прислонены стекла, двери, брызговики и разные детали из жести.
– В большом помещении Винарт ничего не оставляет. В доме есть две комнаты поменьше: в одной хранятся детали, а в другой можно переночевать.
– Значит, ни столов, ни стульев, ни… А кузова? Или то, что остается от кузовов?
– Я не знаю, может, он увозит их куда–нибудь в лес и бросает там. Да почти ничего и не остается, если аккуратно разрезать автогеном. Большое помещение Винарт задумал перестроить под зал для гостей, а за перегородкой – сауну. В одном конце помещения есть дымоход. Но пока что там голые стены. Пара табуреток и стол в углу – больше ничего.
Саша ловко взбирается на выступ стены и начинает искать щель в досках, сквозь которую можно было бы наблюдать за двором. Находит, пытается ее расширить. И вдруг падает навзничь в сено, как мальчишка:
– Какое душистое! Вам не понять этого, жалкие горожане!
– Слезай, время не ждет, – с упреком говорит Вилманис. – Будем сейчас искать или приедем утром?
– Надо возвращаться к машине, – Саша спрыгивает с выступа. – Тут все равно нам больше делать нечего. – И слегка подмигивает мне: нужно переговорить с глазу на глаз.
Когда гуськом возвращаемся по старым следам, мы оба тащимся в хвосте.
– Я хотел бы остаться, если не возражаешь… – говорит Саша. – Зароюсь в сено по самую шею и через щель буду наблюдать за хутором. В Игавниеки есть телеграф, он работает круглосуточно, значит, смогу позвонить. Двадцать пять минут – и я дозваниваюсь до вспомогательных сил. На его совести много всего: надо схватить с поличным! Если он работает с таким размахом, как рассказывал малыш Алпик, то он либо совсем ослеп от жадности, либо думает, что застрахован от провала – отпираться будет долго и упорно. И это касается не только нас с Вилманисом. Грунского ведь нашли не здесь, а в Риге. К тому же прошло много времени, выпал снежок – попробуй докажи!
– Я думаю о знаменитом выражении Шефа – в кино все сложно, в жизни – просто. Какие только версии мы не перебрали. А видишь, как все банально оказалось – Винарт хочет сложить камин и приглашает Грунского на халтуру. Пока хозяина нет дома, печник всюду сует нос. И замечает что–то, что ему не следовало замечать. Но Грунский думает иначе, наглости ему не занимать, он всегда заставлял других заботиться о его благополучии. Такой своего не упустит. Однако на сей раз случай оказывается для него роковым.
– Что–то не стыкуется.
– Не стыкуется, – соглашаюсь я. – Но, кажется, мы недалеки от истины.
– Может быть. Думай – у тебя у самого голова на плечах. Но я должен схватить Винарта с поличным! Ради этого я готов провести в сене хоть неделю.
Мне вспоминается недавно показанный по телевидению многосерийный боевик с погоней, в котором авторы и консультанты продемонстрировали всю технику, какой располагает милиция. В конце последней серии у главного жулика за лацканом пиджака оказался прикрепленным мини–передатчик, извещающий о его местонахождении, а в его машине скрытый магнитофон фиксировал все разговоры, в кустах возле каждого перекрестка стоял какой–нибудь скромно одетый гражданин с рацией и важным голосом сообщал в микрофон руководителю операции по задержанию: «Сорок седьмой только что проследовал мимо!» Со всех сторон за неспортивным и рыхлым, но опасным преступником гнались милицейские машины с опергруппами, а чтобы гангстер не мог улететь по воздуху, в небе кружил вертолет. Не хватало лишь вооруженных сил стран – участниц Варшавского Договора, но и они, надо полагать, были наготове – я скорее всего пропустил мимо ушей часть дикторского текста.
– Если он еще не успел разобрать красные «Жигули», то будет отрицать соучастие, – продолжает Саша. – Всю ответственность за это он взвалит на малыша Алпа. Хорошо, в комиссионном магазине я найду сведения о некоторых машинах. Может быть, найду. А как быть с теми машинами, которые превратились в запчасти? Разыскать клиентов – не бог весть какое искусство, но как заставить их дать правдивые показания? К мастеру–частнику обычно обращается солидная и благородная публика, а такие считают ниже своего достоинства быть замешанными в деле, связанном с кражей. Это же позор! С одной стороны, они сочувствуют пострадавшим, а с другой – не хотят снова искать и покупать дефицитные запчасти. Половина из них забывает о принципиальности и честности, когда приходится раскошеливаться.