Иудейские древности - Иосиф Флавий

3. Царь, однако, страшно рассердился на эти слова своей матери и попросил ее удалиться, указав на то, что Адония добивается гораздо более серьезных целей и что сам он, Соломон, удивляется, почему в таком случае она не советует ему уступить Адонии как старшему брату также и царскую власть, раз Вирсава уже хлопочет о разрешении для него жениться на Ависаке: ведь у Адонии очень сильные друзья в лице военачальника Иоава и первосвященника Авиафара. Вместе с тем Соломон тут же приказал послать за начальником отряда телохранителей Ванеею и повелел ему умертвить брата Адонию. Затем он призвал к себе первосвященника Авиафара и сказал ему: «От смертной казни избавляет тебя, между прочим, лишь то обстоятельство, что ты вместе с отцом моим разделял опасности, и то, что ты вместе с ним унес ковчег завета. Но так как ты принял сторону Адонии и поддерживал его в его стремлениях, то вот что будет тебе за это наказанием: тебя больше здесь не будет; не показывайся мне отныне на глаза, но отправляйся к себе на родину и живи у себя в деревне. Такова да будет жизнь твоя вплоть до смерти твоей, так как вина твоя не позволяет тебе дольше пользоваться почетом своего сана». Таким образом по указанной причине потомство Ифамара лишилось первосвященства, подобно тому как то предсказал Господь Бог еще деду Авиафара, Илию, а первосвященство перешло к роду Финееса, именно к Садоку. А до тех пор, пока первосвященство не перешло к семье Ифамара в лице первого ее представителя – первосвященника Илия, следующие лица из рода Финееса оставались частными людьми: сын первосвященника Иосафа – Воккий, сын последнего Иоафам, сын Иоафама – Марэоф, сын Марэофа – Арофей, сын Арофея – Ахитов и сын Ахитова – Садок, который первый стал во время царствования Давида первосвященником.

4. Узнав об умерщвлении Адонии, военачальник Иоав сильно испугался, потому что он был гораздо более привязан к нему, чем к царю Соломону. Не без основания предвидя и для себя опасность вследствие своего расположения к Адонии, Иоав искал убежища у подножия жертвенника, причем рассчитывал на благочестие царя, который не причинит ему вреда, раз он прибег к защите святыни. Но когда Соломону донесли о решении Иоава, царь приказал Ванее силою увести Иоава из святилища и доставить в суд, дабы тот мог тут оправдываться лично. Но Иоав ответил, что он не покинет святилища, но предпочитает умереть здесь, чем в другом месте. Когда же Ванея сообщил царю об этом его ответе, то Соломон повелел поступить сообразно желанию Иоава, а именно отрубить ему тут же, в храме, голову, дабы он понес такое наказание за преступное умерщвление двух полководцев[679], а тело предать земле. Таким образом преступления Иоава не должны были проститься его потомству, тогда как в смерти Иоава нельзя было уже винить ни самого царя, ни его отца.

Исполнив возложенное на него поручение, Ванея сам был назначен главнокомандующим всем войском, тогда как Садока царь сделал единственным первосвященником на место Авиафара, которого он сместил с должности.

5. Вместе с тем он повелел Семею выстроить себе дом в Иерусалиме и остаться здесь на постоянное жительство, не имея права переходить чрез поток Кедрон, причем объявил, что, если он нарушит это предписание, его постигнет за это смертная казнь. При этом Соломон принудил Семея путем такой страшной угрозы дать соответствующую клятву в точности исполнения указанного предписания. Ввиду всего этого Семею пришлось лишь согласиться на предложение царя и, скрепив свое обещание клятвою, покинуть навсегда родину и поселиться в Иерусалиме. По истечении трехлетнего срока Семей однажды узнал, что у него убежало двое рабов, которые в данный момент находятся в Гитте. Вследствие этого известия он отправился вдогонку за своими беглыми служителями. Когда же Семей вернулся с ними [в Иерусалим] и царь узнал о том, что он не только нарушил его, царя, повеление, но – что было гораздо хуже – не обратил также ни малейшего внимания на связанное с этим клятвопреступление, то Соломон страшно рассердился и, велев позвать к себе Семея, обратился к нему со следующими словами: «Разве ты не поклялся не уходить от меня и не перебираться из этого города в другой? Поэтому ты не только не избегнешь наказания за свое клятвонарушение, но поплатишься зараз также и за тот позор, который ты, по гнусности своей, навлек на отца моего во время его бегства. Таким образом ты узнаешь, что злодеи ничего не выигрывают оттого, что наказание не постигает их непосредственно за их злодеянием, но что возмездие за все то время, в продолжение которого они считают себя в безопасности и неответственными за свои проступки, растет и значительно превосходит в конце концов то наказание, которому они подверглись бы, будучи уличены на месте преступления». Затем, по приказанию царя, Ванея убил Семея[680].

Глава вторая

1. После того как Соломон успел укрепить за собою престол и наказать всех своих противников, он женился на дочери египетского фараона[681]. Укрепив затем более прежнего и увеличив объем стен Иерусалима[682], он после этого уже правил, пользуясь полнейшим миром. При этом юные годы его[683] не препятствовали ему быть справедливым, строго соблюдать законы и помнить предсмертные наставления отца своего, но решать все дела с большою осмотрительностью, как будто бы он был гораздо старше своих лет и обладал значительно большею опытностью. Равным образом он решил отправиться в Хеврон[684] и принести тут жертву Господу Богу на воздвигнутом некогда Моисеем в том месте медном жертвеннике; с этой целью он принес там в жертву всесожжения Предвечному тысячу жертвенных животных. Не успел он сделать это, как уже мог убедиться, что его жертвоприношение милостиво принято Господом Богом. Дело в том, что в ту же ночь Предвечный явился Соломону во сне и предложил ему назвать награду, которую Господь Бог мог бы даровать ему за его великое благочестие.

Тогда Соломон стал просить Всевышнего даровать ему самое лучшее и высшее, что и Господу Богу будет приятнее всего дать, и человеку полезнее всего получить; а именно: он не стал просить, как бы сделал всякий другой человек на его месте, да притом еще юноша, ни золота, ни серебра, ни прочих богатств (что в глазах большинства людей одно только и считается единственно желательным даром от Господа Бога), но воскликнул:

«Даруй мне, Господи, здравый ум и ясную мысль, дабы я, судя народ мой, мог всегда находить истину и решать дела его по всей справедливости». Такой просьбе обрадовался Предвечный и возвестил Соломону, что Он дарует ему не только то, о чем тот просил его, но и то, о чем он не упоминал в своей просьбе, а именно богатство, славу, победу над врагами, а главным образом такой ум и такую мудрость, какою до него не обладал никто из людей, ни царь, ни частный человек. При этом Господь Бог обещал ему сохранить за ним и за его потомством на отдаленнейшие времена и царство его, если только он останется человеком справедливым, будет повиноваться Ему и станет подражать всем отличным качествам отца своего. Получив такое предсказание от Предвечного, Соломон тотчас поднялся со своего ложа и, помолясь Господу Богу, вернулся в Иерусалим, где устроил пред скиниею торжественное жертвоприношение, после которого угостил всех иудеев.

2. К тому же времени ему пришлось разобрать одно судебное дело, благополучное разрешение которого представлялось затруднительным. Остановиться на этом деле, Которое приходилось ему тогда разрешить, я счел необходимым для того, чтобы ясно представить своим читателям всю трудность этого процесса и чтобы они, если бы очутились в подобном же положении, смогли бы на примере остроумия Соломона поучиться, как следует поступать в такого рода случаях. К царю явились две публичные женщины, из которых та, которая выставляла себя потерпевшей, обратилась к Соломону со следующею речью: «Я, царь, живу вместе с этою женщиною в одном доме. И вот случилось, что мы обе в один и тот же день и час[685] родили по дитяти мужского пола. По прошествии трех дней эта женщина заспала своего ребенка, унесла затем мое дитя к себе и подложила мне, пока я еще спала, своего мертвого ребенка. И вот, когда я утром захотела покормить своего младенца грудью, я не нашла его, а увидела возле себя мертвое дитя ее. Все это я выяснила путем точного расследования. В силу этого я требую обратно своего ребенка и, не достигнув этого, прибегаю, владыка, к твоей помощи: так как мы были одни в доме и этой женщине не приходится опасаться никаких изобличителей ее лжи, она упорно продолжает настаивать на своем».

На это ее обвинение царь обратился с вопросом к другой женщине, что она имеет возразить на сказанное. Когда же та стала отрицать взводимое на нее обвинение, говоря, что живой ребенок – ее дитя, тогда как младенец ее противницы умер, и когда никто из присутствовавших не мог рассудить этот спор, но все бродили перед этим случаем как впотьмах, один лишь царь понял, как поступить. Послав одного из своих телохранителей, он велел принести живого младенца, равно как труп мертвого дитяти, а затем приказал разрубить обоих пополам и вручить по одной половине того и другого каждой из женщин. При этом решении весь народ втайне посмеялся над царем, якобы поступившим в этом случае совершенно по-детски, но в ту же минуту настоящая мать с громким воплем потребовала не делать этого и согласилась отдать другой женщине своего ребенка, как будто бы та была его родною матерью (она готова была удовлетвориться одним уже сознанием, что ребенок останется в живых и она сможет видеть его, хотя бы он и считался не ее дитятею), тогда как другая женщина охотно согласилась видеть дитя умерщвленным для того, чтобы вдобавок иметь возможного лицезреть отчаяние своей противницы. По голосу сердца обеих женщин царь, однако, узнал всю истину и постановил отдать ребенка той, которая так сильно возопила при его первом решении (по этому воплю он узнал в ней настоящую мать ребенка), а другую решил наказать за то, что она, умертвив свое собственное дитя, еще старалась загубить младенца подруги. По такому решению всему народу пришлось убедиться, каким необычайным умом и какою мудростью обладает этот царь, и с того дня все относились к нему раз навсегда как к человеку, имеющему в своем распоряжении просто божественный разум.