Золото - Борис Полевой

— Но, но, лошадка! Беги скорей!

Юлочка очень огорчилась, когда отец спешился и отдал лошадь, но стоило Карпову приблизиться к ней, как она крепко впилась в него ручонками, перебралась к нему на плечи. Со своей позиции она гордо оглядывала всех этих дядей, которые сегодня почему-то не улыбались ей, не заговаривали с нею и вообще не обращали на нее внимания. Сердятся, что ли? Ну и пусть! Очень они ей нужны! Ведь сегодня отец с нею, никуда не торопится, не говорит, что ему некогда. Крепко обхватив шею отца, девочка наклонилась к его волосатому уху:

— Папаня, куда Юлочка едет? Папаня же!

Это даже не было вопросом. Просто девочка затевала дорожный разговор. Но отец не ответил и только вздохнул.

— Папаня, Юлочка спрашивает, где мы теперь будем жить? Где будет у Юлочки кроватка?

Девочка настойчиво раскачивала голову отца — раскачивала и удивлялась: ее ладошки ощущали на его шершавых щеках что-то мокрое и теплое. Девочка подняла руку, лизнула язычком — соленая. Балансируя ногами, Юлочка ловко наклонилась, чтобы сбоку заглянуть отцу в лицо. Карпов резко повернул голову.

— Папка же! — Дочка капризно надула губы. — Юлочка спрашивает же, где мы будем жить? Разве ты не слышишь?

Наконец партизан ответил глухим, незнакомым девочке голосом:

— Вот под этой крышей, маленькая. — Он показал на розовое небо, что бесконечно простиралось над сизой шкурой дыма, стелившегося по земле. — Высокая эта крыша, доченька! Под ней всем места хватит. И прочная. Ее никакой фашист не разрушит и не зажжет.

27

Шумная суматоха, поднятая на рассвете новичками, прекратилась сразу же, как только подтянулись к центральному лагерю кадровики отряда, отозванные Рудаковым с укреплений, где они продолжали упорно вести бой. Эти люди умели вносить в сложное, полное неожиданностей, требующее моментальной ориентировки и дерзких решений дело партизанской войны свою профессиональную аккуратность, организованность, свое непоколебимое, поистине «железнодорожное» спокойствие, и уже самое появление их ввело в берега реку, начавшую было рвать плотину.

Резкий ветер, час от часу продолжавший крепчать, быстро раздувал огонь, но из охваченного огнем леса Рудаков вывел свой отряд в походном порядке. Он выбросил вперед разведку, выставил на фланги боевое охранение. Партизанская молодежь под началом Николая, вооруженная автоматическим оружием, была выдвинута во главу колонны. Она получила задачу — в случае обнаружения вражеских засад с ходу атаковать их и пробивать отряду путь на север.

Осмотревшись в горящем лесу, командир сразу понял, что кольцо огня, которым вследствие стоявшей в последние недели суши и резкому ветру фашистам удалось окружить партизанский лагерь, имеет брешь. Она открывала путь в район аэродрома и дальше, в необозримые пространства торфяных болот, отмеченных на карте сплошной бледно-серой штриховкой, с редкими голубыми пятнами небольших озерков и синими жилками ручьев. Было непонятно, почему в такой большой и так тщательно готовившейся карательной операции вражеский штаб оставил эту брешь открытой. То ли неприятель, потерявший много своих людей при многочисленных попытках взять партизанский район штурмом, не решался забираться в болото, куда он не мог протащить за собой пушки, минометы и броневики; то ли начальники карательной экспедиции, торопившиеся поскорее доложить в ставку о ликвидации партизан, парализовавших движение на дорогах, опасались затяжных боев при круговой обороне и умышленно оставляли этот выход в безлесную болотную пустыню. Могло быть и так и этак. Но скорее всего за этим таится новая, неразгаданная вражеская хитрость.

Но что бы они там ни задумывали, иного выхода не было. Приняв меры против неожиданных засад, Рудаков двинул отряд в эту брешь.

Сразу, как только вышли на болото, Николай приказал авангарду приготовиться к бою. Партизаны вложили запалы в гранаты, висевшие на ремнях, автоматы взяли в руки, спустили предохранители. Боя не последовало, и часам к десяти, когда солнце уже стало ощутительно пригревать спину, авангард выходил в район посадочной площадки. Оттуда ему навстречу, размахивая новенькими автоматами, бежали те партизаны, что ночевали там. Впереди всех были, конечно, ремесленники, среди которых Николай тотчас же заметил своего друга Толю.

На аэродроме сделали первый привал. Партизаны тихо опускались на землю, снимали кладь, но оружие держали поблизости и все время посматривали назад, на юг. Никто не разувался, не перематывал портянок и даже не развязывал тесемки ватников, хотя становилось уже тепло. Так и сидели, хмуро поглядывая в сторону покинутого лагеря. Там, затмевая солнце, качаясь, вставали до самого неба клубящиеся столбы сизого дыма. Южный ветер гнул их к земле, вслед партизанам. Казалось, пожар гнался по пятам уходящих людей.

Командир сидел на пеньке и задумчиво чертил ивовым хлыстиком по земле. Он понимал, что враг, неожиданно применивший эти дьявольские «шарики», не замедлит повторить атаку, как только убедится, что отряд выскользнул из огненной западни. Правда, на карте к северу лесов не было. Сразу же за расчищенной площадкой аэродрома открывалось торфяное болото, где нет ни дорог, ни селений. Но в такую сушь болото тоже могло загореться. Когда Рудаков был еще машинистом, ему не раз приходилось наблюдать из будки локомотива торфяные пожары — бесконечное море серого, едкого, льнущего к земле дыма, — пожары без огня, когда невидимо для глаз горит сама почва, пожары долгие и страшные, потому что ничто, кроме сильного ливня, не могло их погасить.

Не в том ли и заключается хитрость фашистов, оставивших выход из огненного кольца?

А небо угрожающе прозрачно, барометр в командирской палатке сегодня утром предсказывал «сушь». Да, нужно выступать, выступать немедленно, двигаться как можно быстрее. Нужно скрыться в болотах, пока каратели не убедились, что в лесу не осталось ничего, кроме разрушенных землянок.

А тут еще новое осложнение. Прибежал расстроенный начхоз и доложил, что ему, при всех стараниях, не удалось погрузить на подводы часть боеприпасов, присланных Большой землей.

— Фуры?

— Сбросили все лишнее. Сам глядел. Даже Анна Михеевна хочет идти пешком.

— Вьючить верховых коней.

— Товарищ Рудаков, где ж кони? Их всего пять вместе с вашим. Разве поднимут? А мины — во! — Начхоз поднял вверх толстый палец, перепачканный в ружейной смазке. — Душа рыдает — такое сокровище оставлять!

— А что вы предлагаете?

Начхоз только развел руками.

Рудаков ожесточенно перечеркнул все, что с таким старанием нарисовал прутом на земле. Как не хватало им все это время оружия! Чинили трофейную рухлядь, добытую в бою. Подрывались на самодельных минах. А сколько смело задуманных диверсий прошло впустую из-за того, что эти самоделки в нужный момент не взрывались! Недостаток оружия и боеприпасов мешал отряду расти. И вот теперь, когда Большая земля так щедро снабдила его всем этим, оказывается — немалую часть полученного надо бросить!