Другая половина мира - Михаил Ахманов

И тогда — тут Дженнак задохнулся от волнения — можно раскрыть великие тайны! Например, сколь велика мировая сфера и где встретится твердь, если идти на кораблях не к солнечному восходу, а в Океан Заката…

Нос лодки коснулся песка, и мягкий толчок прервал мечты Дженнака. Подхватив с днища копье с трепетавшим на ветру украшением, он спрыгнул на берег. Украшение-талисман было сплетено из серых пушистых перьев керравао и имело форму большого круглого щита; в центре его, как на ларце с Чилам Баль, были вывязаны цветными шнурками шесть символов, с которых начинались божественные имена. Сотворив священный жест, Дженнак отступил от воды и с силой воткнул древко в мокрый песок. Обнажать меч было нельзя — кто же приветствует новую землю стальным клинком, знаком войны? Копье с талисманом тоже не являлось-оружием — его наконечник был снят и заменен маленьким золотым диском с теми же шестью знаками. Перья недолговечны, но металл, не подверженный времени, отметит место — то место, где человек Эйпонны сошел на Землю Восхода, коснулся ее и даровал ей милость своих богов.

Дженнак наклонился. Ладони его зачерпнули горсть песка, точно такого же, как на хайанских берегах; крохотный золотистый водопад медленно тек меж пальцев. Оглянувшись на воинов, ждавших в лодках, он поднял голову и воздел руки к солнцу, приняв священную позу. Голос его раскатился над водами и песками, долетел до кораблей, до пальмовых рощ и прибрежных утесов, пробудив звонкую трель эха.

— Во имя Шестерых!

— Да свершится их воля! — откликнулись воины.

— Милостью их мы достигли земли на тридцать девятый день плавания, преодолев Бескрайние Воды; Сеннам вел нас, Арсолан и Коатль дарили свет и тьму, Тайонел и Одисс вселяли мужество, Провидец Мейтасса заботился о грядущем. Милостью их мы пришли сюда! Пришли с миром!

Дженнак помолчал, прислушиваясь к посвисту ветра и шелесту пальмовых крон, но человеческий голос не ответил ему; лишь эхо от скал, замирая, таяло вдали. Решив, чти сказано достаточно, он махнул рукой воинам:

— Хайя!

Одиссарцы, взбивая коленями пену, ринулись к берегу. Не прошло и десяти вздохов, как лодки были вытащены на песок и рядом с ними встал караул: трое с арбалетами и трое с копьями и щитами. Восемь разведчиков отправились к устью речушки, выбрать место для лагеря; двое часовых — к высокому утесу-трезубцу; остальные, числом более двадцати, столпились вокруг Дженнака. Солнце палило, но прохладный ветер с моря умерял зной, и воины не слишком маялись в своих плотных туниках; впрочем, они были привычны и к жаре, и к холодам. Что касается Грхаба, облаченного в тяжкий доспех, то он будто бы не замечал ни ветра, ни жгучих солнечных лучей.

— Следы, — сказал Дженнак, — следы от лодок. Мы пойдем вдоль них и посмотрим, куда они нас приведут. Возможно, в поселок рыбаков. — Помолчав, он вспомнил слова О’Каймора и повторил их: — Где лодки, там и люди.

Грхаб молча кивнул и двинулся к зеленой стене, то посматривая на деревья, то бросая быстрый взгляд на неглубокую выемку в рыхлом песке. Если тут и протащили челны, то сделали это недавно, после отгремевшей бури, — след был четким и ясным и вел к ближайшей пальмовой рощице. Либо обитатели сих краев устрашились, заметив чужие корабли, подумал Дженнак, либо имели обычай прятать свои суденышки после ночного лова. Первое вероятней, тут же промелькнула мысль; кто рискнет промышлять рыбу в темноте, когда только что пронесся ураган? Да и зачем отправляться за ней в лодках? В каждой луже на берегу полно и моллюсков, и рыбы: бери голыми руками.

Шагая рядом с Итаррой, он оглянулся: воины шли за ними в боевом строю, по двое, щитоносцы с копьями прикрывали стрелков, а у тех арбалеты были уже взведены, и сумки с железными шипами переброшены на грудь. Каждый нес еще топор либо одиссарский клинок, слегка изогнутый на конце; за ремнями сапог, под правым коленом торчали рукояти метательных ножей, на запястьях шипастыми змеями свернулись браслеты.

Итарра, молодой таркол, перехватив взгляд Дженнака, усмехнулся:

— Ты сказал, мой господин, что мы пришли с миром, но не слишком ли наш мир тверд, тяжел и остроконечен? Он похож на лапу лесной кошки, ненадолго спрятавшей когти.

— Выбор между миром и войной зависит не только от нас — ведь мир даруется сильным, Итарра! Лесной кот силен, и всякий пожелает с ним не ссоры, но дружбы. А кто захочет подружиться с кроликом?

— Я, — произнес таркол с полной серьезностью. — Дома, на циновке трапез, кролик мой лучший друг. Особенно если подан он с земляными плодами, с фасолью или с перцем… Тут он мне первый приятель! Чего не скажешь об этом проклятом кейтабском пекане! — Итарра облизал губы, вздохнул и с грустью поник головой. — Не надеюсь я на мир, пресветлый наком, — заметил он спустя некоторое время. — Нет, не надеюсь…

— Почему?

— Человек — что зверь: чужих не любит! А мы здесь чужаки… И день сегодня грозен, день войны, не мира. Наш день! — Он вскинул стиснутый в руке топор.

Отряд уже продвигался в лесу, и перед Дженнаком теперь маячила лишь мощная спина сеннамита да раскачивался железный посох, который тот нес на плече. Песчаная почва сменилась плотной землей, следы от челнов почти исчезли, зато обнаружилась тропинка, довольно широкая и прямая. Животные не оставляют таких троп, размышлял Дженнак, вспоминая недавние странствия с Илларом-ро, лазутчиком-шилукчу, и преподанную им науку. В южных болотистых джунглях и в северных лесах звериная тропинка вьется меж стволов, уходит то вправо, то влево, петляет, возвращается назад, огибает холмы, протискивается сквозь заросли и неизменно выводит к воде. Лишь человеку подвластны ровные линии, лишь человек рубит деревья и жжет кусты, желая спрямить путь, и построенные им дороги могут привести не только к воде, а куда угодно.

Например, на поляну.

Она открылась за неширокой лесной полосой, и Грхаб сразу же настороженно замер, сбросив с плеча свое оружие. Дженнак придвинулся к нему, встал рядом; его люди призрачными тенями скользили слева и справа среди деревьев, почти незаметные в своих коричневых доспехах. Не звенел металл, не трещали сучья, и не было слышно команд Итарры, но за пять или шесть вздохов отряд изготовился к бою: копья опустились, щиты приподнялись, длинные шеи самострелов с клювастыми головками развернулись к поляне.

Этот покрытый травой откос тянулся на двести локтей, упираясь на востоке в скалы или каменистые холмы; на одном из них было выбито углубление, нечто вроде просторной ниши или неглубокой пещеры. От нее козырьком отходил навес, крытый пальмовыми листьями и подпертым десятком неошкуренных столбов, так что сам навес и углубление в склоне холма представляли собой единое целое, странную хижину без пола и трех стен — и, разумеется, без входных арок. Ни очагов, ни лож, ни занавесей, ни циновок, ни ковров… Только какие-то длинные темные бревна, лежавшие на земле, под пальмовой крышей.