В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945 - Готтлоб Бидерман

Пленные получали свой суп в деревянных мисках, и при выдаче пищи строго следили, чтобы каждый пленный получил одинаковую порцию из десятилитровых ведер. Одно ведро супа полагалось на каждый организованный отряд из десяти пленных. Для взвешивания каждого кусочка черного хлеба использовались небольшие весы, а получение сухарей было распределено по сменам, и каждый человек получал по очереди сухари. Мы знали, что сухари содержат больше калорий; отсюда эта порция хлеба высоко ценилась. В офицерских бараках дисциплина, которую они вели у себя, строго поддерживалась, потому что мы знали, что наша самодисциплина и сотрудничество друг с другом помогут нашим шансам на выживание.

Фабрика ромашки – бумажная фабрика

С наступлением зимы нашу трудовую бригаду перевели на бумажную фабрику. Прекратились утомительные ежедневные переходы пешком на расстояние нескольких километров до торфяных разработок. Теперь мы получили возможность ездить на бумажную фабрику и назад, и каждое утро мы забирались в кузов разбитого «форда», чтобы начать очередной десятичасовой рабочий день. Теперь нам позволялось отдыхать по воскресеньям, хотя эта пауза в работе на фабрике прерывалась тем, что нас требовали в трудовой отряд для извлечения бревен из соседней реки.

Меня неизменно посылали в бригаду на ловлю бревен. Реку уже покрыл тонкий слой льда, нарушенный лишь в тех местах, где срубленные на севере и донесенные течением до нас тяжелые бревна извлекались из воды, чтобы далее переправлять их по суше. Для этой работы нам выдавали холщовые чулки длиной до бедра, которые не были водонепроницаемыми, и скоро из-за того, что часами находился в ледяной воде, я подхватил воспаление почки, сделавшее меня инвалидом. Мне разрешили провести в постели несколько дней с высокой температурой, так как лагерный госпиталь был переполнен больными.

Мы продолжали нести потери в своем лагере, однако уровень смертности не достиг прошлогоднего. Один из пленных, которого обычно посылали копать могилы, всегда выделялся своими большими впечатляющими усами и совершенно лысой головой. Однажды он заболел и умер от закупорки кишечного тракта, вызванной перееданием. После вскрытия выяснилось, что перед погребением он выломал у одного из умерших золотой зуб и обменял его с охраной или с кем-то из гражданских на продукты. Он принялся поглощать все, что получил за золото, и быстро заработал фатальное осложнение.

Работая в бригаде на бумажной фабрике, я близко сошелся с Гансом Гольцкнехтом, шахтером из Тироля. Там же вместе со мной был и Густель Хикль. Нам было поручено подносить на деревянных носилках на двоих человек глину к транспортеру. Как-то я разглядел на этом транспортере табличку с датой производства этой машины: «Voith-Heidenheim-1898». После окончательного возвращения в Германию я сообщил эту новость своему дяде Брюнингеру из Гайденхайма, который много лет работал в компании «Фойт». Он работал главным инженером у этого интернационально признанного производителя турбин и винтов. Во время ученичества в Эсслингене ему как молодому, бесплатно работающему добровольцу было поручено разобрать оборудование на бумажной фабрике в Кирхгайм-Тек, которое надлежало заменить более современным и производительным оборудованием. А потом его (дядю) отправили в царскую Россию для установки техники на бумажной фабрике возле Боровичей. Мой дядя провел добровольцем несколько месяцев, строя ту же самую фабрику, где много лет спустя мне пришлось работать в качестве военнопленного.

Прошли недели и месяцы. После почти двух лет заключения мы получили первые письма из дому. Наши ответы на эти безнадежные письма стали для наших семей первым свидетельством того, что мы уцелели в войне и все еще живы в плену. В конечном итоге наши товарищи из Австрии и пленные из Эльзаса были выпущены из лагеря и вернулись домой. Искусно проводимая Веной международная политика оказала влияние на наших поработителей. Ходили слухи, что и пленные из Германии тоже освобождаются. Также улучшился паек, но все равно оставался значительно ниже минимальных здоровых потребностей.

В этом лагере я также повстречался с последним офицером штаба нашей дивизии майором Дешампом. От него я узнал о судьбе других бойцов моей части. Во время нашей капитуляции в ночь с 8 на 9 мая 1945 г. капитан фон Вахтер из нашей дивизионной артиллерии сумел подняться на борт парома, который достиг с пассажирами берегов Швеции возле Мальмё. В июне 1945 г. между шведским правительством и Советским Союзом было достигнуто соглашение о том, что эти солдаты будут возвращены советским властям. Шведские военные круги выразили по этому поводу энергичный протест, но оказались бессильны помешать передаче интернированных солдат. Узнав, что его выдадут в руки Советов, фон Вахтер перерезал запястья и был найден в бессознательном состоянии. Его поместили в госпиталь в Мальмё, где он вылечился и впоследствии был выдан Советскому Союзу.

Как-то ранним летним утром, работая в своей бригаде, мне выпала неожиданная удача, когда я разгружал бревна с телеги, которая ранее использовалась для перевозки на фабрику маковых цветов, где их перерабатывали на корм свиньям. В уголках и в трещинах деревянного дна телеги я нашел цельные твердые семена, которые, если отделить от шелухи и жевать, давали столь необходимые организму калории. Также нам удавалось извлекать кукурузную мякоть из сырья на фабрике, которое использовалось для обработки грубой бумаги.

Капитан Вальтер Шахтерле в курляндской армии был офицером связи. Однажды утром Шахтерле в знак протеста против плохого питания вместе с испанскими офицерами отказался выйти на работу. Также намечалось, что в этом протесте примут участие и рядовые; однако последние оказались под огромным давлением антифашистской группы и не присоединились к офицерам.

Взбешенная солдатня ворвалась в бараки и с автоматами наперевес заставила нас построиться снаружи. Потом из строя вывели Вальтера Шахтерле и двух испанских офицеров и отправили в одиночки. Их приговорили к пожизненному заключению – обычно это двадцать пять лет – за саботаж и скоро перевели в другой лагерь далеко на востоке в киргизской степи. В последний момент перед их отправкой мне удалось поговорить с ним, и он попросил меня сообщить его родителям о том, что произошло. Впоследствии я смог выполнить это обещание. Отец Вальтера был генеральным директором немецкой фабрики по производству линолеума в Битигхайме и затратил еще два года на то, чтобы через шведского посредника выяснить местонахождение своего сына. В конечном итоге он сумел добиться освобождения Вальтера, тайно заплатив советским властям крупную взятку в американских долларах. Мы с Вальтером вновь встретились в 1950-х гг. и отметили это в славящемся вином уголке Германии возле Фельбаха.