Сестра мертвых - Барб Хенди

Вельстил оторвался от кольца и взглянул на нее с легким раздражением:

— Твой ребенок неестественного происхождения, стало быть, и его появление на свет может проходить отнюдь не естественным путем. Нам еще могут понадобиться знания наставника Убада.

Магелия кивнула и вернулась к своему вышиванию. Она найдет способ не допустить Убада к своему ребенку.

Вельстил надел кольцо на палец. Сияние топаза, лежащего на столе, вдруг погасло, и Вельстил удовлетворенно кивнул.

— Превосходно, — пробормотал он себе под нос. Магелия не стала спрашивать, чем именно он так доволен.

Когда приблизился срок родов, Вельстил обеспокоился тем, что Магелии надо больше гулять и дышать свежим воздухом. С наступлением темноты он сам выходил вместе с ней побродить по внутреннему двору замка. Порой он брал с собой шар с искорками и, пока Магелия гуляла, присаживался где-нибудь почитать. Она ничего не имела против, если только все время могла видеть его. Ей так и не удалось понять, кому на самом деле предназначалась забота Вельстила — ей, Магелии, или ее нерожденному ребенку.

Как-то ночью, во время такой прогулки, Вельстил был больше обычного рассеян и озабочен.

— Что-то случилось? — спросила Магелия осторожно, потому что он терпеть не мог, когда ему мешали размышлять.

— Да нет, — ответил Вельстил, обращаясь не столько к ней, сколько к себе самому. — Сегодня днем я видел сон. Я и не знал, что мне могут сниться сны. Я перестал видеть сны, с тех пор как… вскоре после того, как мы приехали сюда.

— Это был кошмар? — озабоченно спросила Магелия.

Вельстил поглядел на нее, покачал головой, нахмурясь, как будто опешив оттого, что позволил себе заговорить на такую личную тему. Он мимоходом заметил, что надо бы произвести кое-какие работы во внутреннем дворе, и вдруг остановился, поднес руку к седой пряди на виске.

— Что такое? — спросила Магелия. — Ты болен?

Вельстил ничего не ответил ей и долго стоял так, что-то шепча невидимому собеседнику. Наконец он пришел в себя и проводил Магелию в замок.

После этой ночи Вельстил кое в чем переменился.

Не то чтобы он перестал быть добр с Магелией, но их разговоры, и без того не особо содержательные, почти что сошли на нет. Вельстил заговаривал с ней только для того, чтобы поинтересоваться ее здоровьем или состоянием ребенка. Порой с наступлением ночи он являлся вполне отдохнувшим, но гораздо чаще едва ли не шатался от усталости, как будто не спал вовсе. В такие ночи он снова шептал что-то в пустоту и все потирал ладонями виски, словно его мучила головная боль.

Прошло еще два месяца, живот Магелии все рос, и ребенок шевелился в ней, толкался, сучил ножками. Это ощущение показалось ей восхитительным, и она часто разговаривала с ребенком, потому что больше никого у нее не осталось. Ей наплевать было, кто отец ребенка. Это дитя принадлежит ей, и только ей.

Вельстил смешивал эликсиры, выпивал их и все чаще ночами нараспев произносил заклинания. Состояние его заметно улучшилось. Похоже, он сумел обуздать то, что его мучило, но и его интерес к ребенку Магелии возрос.

Как-то ночью, когда Вельстил работал в своей комнате, Магелия вошла туда без стука и увидела, что он сидит за столом и мизинец у него на левой руке замотан окровавленным лоскутом. Вельстил бросил что-то в чашу, которая стояла перед ним на столе, и жидкость в чаше тотчас зашипела и забулькала. Магелия подошла ближе. Вельстил был так сосредоточен на своем занятии, что не заметил ее. Рядом с чашей лежали заготовки кулона с жестяной подложкой и большой, весь измазанный в крови кухонный нож.

Магелия наклонилась, глянула через плечо Вельстила на стол — и вскрикнула. В чаше шипела и булькала верхняя фаланга его мизинца. Кислота уже начала разъедать плоть.

Наклонившись, Магелия задела плечо Вельстила. Он, почувствовав это, вздрогнул и резко обернулся.

— Убирайся! — властно бросил он. — Я работаю.

И Магелия, обхватив руками живот, бежала в спальню. Прежнее, неукротимое «я» нашептывало ей, что отныне ей, быть может, придется оберегать своего ребенка не только от Убада.

В ночь, когда у Магелии начались схватки, Вельстил снова стал тем заботливым и обходительным человеком, каким был в первые месяцы беременности Магелии, до того как ему начали сниться сны. Он велел все тому же солдату, имени которого Магелия так и не узнала, уложить ее в кровать, а затем послал за служанкой.

— Я привезу повитуху, — объявил он.

— Ее зовут Бетина, — сказала Магелия. — Она принимала роды у моей матери.

Несмотря на боль, она не могла удержаться от того, чтобы не улыбнуться Вельстилу. Он решил сам отправиться за повитухой, вместо того чтобы послать за ней кого-нибудь из солдат. Схватки становились все чаще и болезненнее, но Магелия не кричала. Вскоре после того, как Вельстил уехал, она перекатилась на бок и глянула на дверной проем.

Там стоял наставник Убад… стоял с таким видом, как будто наблюдал за Магелией сквозь свою безглазую маску.

— Держись от нас подальше, — бросила Магелия.

Он заскользил прочь, дальше по коридору, и скоро исчез из виду.

Вельстил, кажется, отсутствовал уже целую вечность, но ведь это были первые роды Магелии, да и схватки затянулись. Она чувствовала, как ребенок движется в ее животе, и понимала, что ей надо тужиться, чтобы вытолкнуть его. Магелия так и попыталась сделать — и тут же ее тело пронзила такая боль, что перед глазами все расплылось. Магелия закричала.

Служанка опрометью бросилась к ней:

— Что такое, сударыня?

Магелия уже собиралась ответить, когда ребенок вдруг сам толкнулся изнутри, и она снова закричала от боли.

В комнату ворвался Вельстил, а за ним по пятам бежала повитуха Бетина. Вельстил нес с собой небольшой сверток в ветхом окровавленном одеяльце.

— Что это? — прошептала Магелия.

— Пошла вон! — приказал Вельстил служанке.

Она поспешно выбежала из комнаты, и Магелия осталась наедине с Бетиной и Вельстилом.

Ребенок вновь толкнулся, и на сей раз боль была такая острая, что Магелия не могла ни говорить, ни дышать. Казалось, изнутри ее плоть вспарывают крохотные ножи, как будто ребенок когтями прокладывал себе путь наружу. Над ней стояла Бетина, и лицо у повитухи было мертвенно-белое, как у тяжело больной или как у человека, который только что испытал немыслимые мучения.

— Магелия… — тихо проговорила повитуха. — Крепись, доченька. Дай я гляну, что там у тебя не ладится.

Вельстил положил сверток и присел рядом с Магелией, у изголовья кровати. Что-то теплое хлынуло между ног, и она подумала, что это, быть может, наконец отошли воды.