Крыло Книга 3 - Вадим Александрович Оришин

— Вторая причина — маленький червячок в твоей голове. Он будет наблюдать за тобой, очень внимательно, за каждым твоим движением, каждой мыслью. Ты мой, целиком и полностью. И ты сделаешь всё, что я прикажу. Иначе вы оба покойники, — продолжал синий. — Но не будем о грустном.

Нас заметили. Я плохо различал окружающий мир, но почувствовал, как меня подхватывают сильные руки. Как кладут куда-то. Рядом голоса, среди которых я хорошо различаю Соню. Интонации, голос, построение фраз. Никто не заметит подмены. Никто и никогда. Только я буду знать, что всё это — ложь.

— После этой ночи тебя наверняка положат в госпиталь. Но не разлёживайся там долго, юноша. У тебя будет три дня. После чего ты должен… — остальные слова синего погрязли в туманы забвения. Надо понимать, что я вспомню их, когда придёт время.

Мелькает свет. Я уже должен потерять сознание, отключится, но что-то мешает. Въевшееся ощущение сверла, проникающего в затылок. Ощущение присутствия чужака. Рядом кто-то спрашивает, что, собственно, со мной случилось. Соня сбивчиво объясняет. Выкладывает заранее подготовленную историю. Как её похитил спятивший Момо. Как пытал и мучил, уговаривая принять его извращённые чувства. Как дошёл до взываний к демонам и тварям. И как появился весь такой героический я, чтобы её спасти. Понятная, простая и даже почти правдоподобная история. Куда более правдоподобная, чем то, что случилось на самом деле.

И случилось ли? Не было ли всё это лихорадкой, галлюцинациями, порождёнными измученным сознанием? Нет, когда пришёл в комнату к Момо, я, конечно, был на пределе, но не настолько, чтобы начать видеть кошмары наяву. Хотя признаю, что прыжок в портал был одной из самых идиотских идей в моей жизни.

— Будь прилежным исполнителем, юноша, — звучал в голове голос синего. — Очень прилежным. Иначе я сделаю с тобой тоже, что сделал с ней. Я мог бы сделать это прямо сейчас, но ты и так едва живой, да и одержимость помешает, не хочу тебя случайно убить. Но вполне могу сделать это позже. Я просто сотру твою личность, если не будешь послушным. Запомни это.

Рядом крики. Сосредотачиваюсь, пытаясь разобрать, что именно кричат. Я не отключаюсь. Мне вводят наркоз, пытаются усыпить медицинскими техниками, но я упорно не отключаюсь. Что-то мешает. Мозг не поддаётся. А время терять нельзя. Кто-то отдаёт приказ.

Меня будут лечить без наркоза.

Секундная заминка лекарей и целителей. А затем они обездвиживают тело и приступают.

И меня накрывает волнами боли. Я чувствую. Чувствую всё. Чувствую, как режут тело десятки рук, как вмешиваются в работу органов, как исцеляют.

Агония. Адская боль. А я не могу взять и провалиться в беспамятство.

Запертый в собственном теле. Неспособный ни закричать, ни заплакать. Но чувствующий всё. Пытка, казалось, растянувшаяся на вечность.

Белый Змей не любил болтовню. Не любил всё, что отвлекало его от процесса, от исследований. Он отказался от должности старейшины, отказался становиться главой рода, отказался от всего, что могло отнять у него время, которое он мог потратить на работу.

И тем не менее порой приходилось терпеть. Как сейчас.

Он поднял взгляд на юстициария, Дэрна, рассказывающего о похищении какой-то там девки. Белого Змея это не интересовало, и он вернулся мыслями к парню, то сейчас лежал в палате реабилитации.

Белый Змей никогда не жаловался на память, наоборот. При желании он мог вспомнить всё, что с ним когда-либо происходило, вплоть до раннего детства. И парня, первый раз оказавшегося у него на столе, он помнил. Обычная рутинная операция, нужная, чтобы на некоторые аспекты его работы закрывали глаза. Операция вполне рядовая.

Ему не пришлось делать ничего. Первая же диагностика показала, что у парня и так был слабенький дар, который жрецы испортили. А в его родословной нельзя ничего разобрать, разве что установить прямых родителей, не более. Это не было удивительно. Одарённые, аристократы, все никак не могли понять, что половина жителей города уже много поколений смешивается с жителями Верхнего Города. Почему-то одарённые уверены, что похождения молодых кретинов, неспособных держать член в штанах, не заканчиваются многочисленными бастардами. Что служанки, обрюхаченные старыми пердунами, решившими развлечься, исчезают в трущобах без следа, а не живут дальше, выращивая потомство. И такие случаи не просто не единичны. Верхний Город выбрасывает каждый год по паре тысяч ублюдков, растворяющихся в простых горожанах.

В любом случае в тот момент парень не представлял особого интереса. Чего нельзя было сказать о сегодняшней операции.

Пять часов. Столько провёл молодой не совсем Минакуро на операционном столе. И всё это время он был в сознании, как остаётся в сознании и сейчас. Наркоз, никакой, не подействовал.

— Итак, давайте разложим всё по хронологии, — устало вздохнув, попросил Акихико.

Несмотря на относительную необычность, ситуация оставалась рядовой. И разбираться с ней должны были лица, в чью ответственность это входило. И только если собравшиеся здесь решат, что о случившемся стоит докладывать Совету Города… Но до этого не дойдёт. В этом Белый Змей был уверен.

— Вы говорите, что Като пришёл в комнату Момо, потому что собирался там переночевать. Не более того? — вопрос был адресован старейшине.

Серсея кивнула:

— Они с сестрой поссорились, Като, вероятно, решил покинуть дом на день или два.

— И в комнате он нашёл какие-то доказательства преступлений? — следующий вопрос Акихико направил юстициарию.

Дэрн кивнул:

— Да. В комнате осталось не так много… Целых вещей, но мы нашли столешницу. Того, что на ней начертано, вполне достаточно. Като этого точно хватило бы.

—