Люди песков (сборник) - Бердыназар Худайназаров

— Учителя любят правду! — усмехнулась Майя. — Мне казалось, таким образом я мстила мужу, оскорбившему меня. — Майя замолчала. — А потом совсем другим голосом воскликнула — Сумасбродная Майя! Теперь я даже не узнала бы тех мужчин, которых приводила к себе. Да они, к сожалению, узнают меня. Видеть их не могу! — Она помолчала. — Знаете, когда изливаешь душу, честное слово, легче становится. Кстати, природа жалеет нас: и среди мужчин есть такие же дураки, как мы. Один из них своими ножками пришел ко мне домой. — Она обернулась к тетушке Гумры. — Я сделаю все, что возможно, чтобы он не ушел от меня. Я тоже заслужила немножко радости. — Голос ее сник. — Если он случайно спросит когда обо мне, прошу, похвалите меня. Пожалуйста! Хорошо, тетя? И дяде Посалаку передайте мою просьбу. Всех соседей буду просить об этом. А если счастье улыбнется мне, если я достигну того, о чем молю небо, такую свадьбу закачу! Всех вас приглашу, всех отблагодарю! О аллах, окажи свою милость!

Я подивился ее откровенности, а тетя Гумры рассмеялась:

— Когда тяжело стало, и аллаха вспомнила.

— Да нет, ни в рай, ни в ад я не верю, — призналась Майя. — Не знаю почему, то ли язык привык, то ли когда чего-то сильно хочешь, слова эти выскакивают сами собой. Скажешь — и вроде начинаешь верить в исполнение задуманного.

— Послушать тебя, чего ты только не испытала, однако свежесть сумела сохранить. А я вот совсем старуха, — грустно сказала тетя Гумры.

— Поменьше взваливайте на себя забот, лишние выбросьте к черту, — посоветовала Майя.

— Вай-ей, какие у меня заботы… Кроме как о детях, других нету, — засмущалась тетя Гумры.

— Все мы обременены заботами о детях, у всех дети. Куда от них денешься? А вот скажите, перед сном, случайно, не думаете о том, что хорошо бы подкупить еще три-четыре одеяла да столько же подушек?

— Откуда ты знаешь? Верно, думаю, — согласилась тетя Гумры.

— А вот сейчас наверняка ломаете голову над тем, будет ли в самую жару вода в вашем кране?

— И это верно. А что же делать, девочка моя?

— А вспомнив, что на следующей неделе у кого-то из ваших родственников или знакомых день рождения или намечается свадьба, не мучаетесь ли, какой подарок купить?

— Совершенно верно, девушка.

— Когда над горами сгущаются тучи, признайтесь, печалитесь о том, что могут пролиться сильные ливни и затопить ваш дом?

— Очень даже боюсь, очень даже печалюсь.

— Наверное, и о том вы беспокоитесь, как после вашей смерти будет жить ваша семья.

— Не без этого.

— Я не хочу сказать, что нужно ко всему в жизни относиться спокойно, это невозможно, — продолжала Майя, — но именно пустяки, никчемные заботы, суета больше всего старят женщину… Как здоровье Огулнияз, тетя Гумры?

— Мне жаль ее! — неожиданно мягко сказала Гумры. — Из-за детей жаль. Даже не верится, что когда-то мы были с ней близкими подругами.

Майя вздохнула.

— Хоть я и не люблю Огулнияз, а все же попросила своего терапевта излечить ее от ночного бреда и страхов. Он отличный врач. Кого хочешь вылечит! Интересно, муж и дочери навещают ее?

— Недавно Бике у нее была, — вставила Нурча.

— После того как Огулнияз положили в больницу, мой терапевт стал почему-то поздно приходить с работы, — неожиданно очень грустно сказала Майя.

— Гол! Молодцы! — кажется, из всех окон вырвался этот вопль. По телевидению передавали матч. Я подскочил, чуть не выронил сигареты и побежал домой.

Все кончается в этой жизни. Кончились и занятия в школе. Мы с Акджагуль и сыном поехали, как всегда, отдыхать в Фирюзу. Здесь все было дорого, все напоминало о том, как хорошо нам было прежде. Вечерами мы с женой снова стали говорить о книгах, о радиопередачах или о кинофильмах, которые смотрели вместе. Но напряжение, появившееся после нашего "развода", не исчезло. И, видимо, дело было во мне. Я не мог забыть тот злополучный день: гости из аула, Акджагуль, одетая в выходной костюм, ее слова: "Чайник вскипел… плов готов". Вспомнив об этом, я торопился поскорее уйти с дачи и, по своему обыкновению, шел бродить один.

Встречать восход солнца на горе стало моей привычкой. Я вставал ежедневно задолго до рассвета, по знакомой тропинке поднимался на вершину горы. Сколько лет прошло с тех пор, как я взбирался на самый высокий бархан вблизи моего аула и оглядывался вокруг? Теперь я знаю, что находится за бескрайними родными песками. Мой город Ашхабад, Москва, Лондон, Дальний Восток, Франция, Черное море, вот эта скромная Фирюза, где так легко дышится. И вот эта гора, с которой видно гораздо дальше, чем с бархана моего детства.

…Незаметно подошел последний день нашего пребывания в Фирюзе.

У Акджагуль кончался отпуск, ей нужно выходить на работу, а мы с сыном поедем на Черное море.

Закончив гимнастику, я стоял и смотрел, как встает солнце, и радовался, что мой день снова начинается с восходом. Глядя, как выплывает из-за горизонта солнце, я вспомнил лицо Акджагуль, когда она пришла мириться ко мне.

Долго я спускался с горы. Мне хотелось запомнить этот последний день, сберечь в душе тепло, возникшее к Акджагуль. Медленно шел я к бассейну. Шел, опустив голову, разглядывая желтую узкую тропинку, и думало том, как быстро течет время. Вот уже половина лета прошла, а потом, очень быстро, подбежит осень, а там и снова зима, обычная туркменская зима, мало чем отличающаяся от осени. Думал о Какове, о Бике и Гогерчин, о других своих учениках, которых мне предстоит вывести в жизнь. Думал и не заметил, как взял в рот сигарету. Не хватает сил бросить курить. Прикуривать не стал, так и шел с незажженной сигаретой. Подошел к иве, склонившейся над бассейном.

Сегодня воскресенье. В саду все скамейки заняты — люди вырвались на один день из душного Ашхабада, родители приехали навестить детишек, — в Фирюзе много пионерских лагерей.

Вдруг я увидел Майю. Помахивая хорошенькой сумкой, она шла навстречу. Заметив меня, Майя не убыстрила шага, не обрадовалась. На лице ее отразилось смятение. Она как-то натянуто улыбнулась.

— Как я рад вас видеть! — искренне обрадовался я. Но ее лицо заставило поинтересоваться: — У вас плохое настроение? Что-нибудь случилось?

— Настроение окончательно испортили, милый сосед.

— Что такое? Кажется, с девочками все в порядке. Здоровы, я видел.

— Да, дочки в порядке. Только мой квартирант струсил, сбежал от меня. Понимаете, сбежал! — Майя сидела ссутулившись, крепко сжимала сумочку и на меня не смотрела. — Столько старалась, столько надеялась! И все пошло прахом!

— Может, пойдем к нам, позавтракаем? — перебил я ее.

Но Майя словно не слышала меня. Она то открывала, то закрывала сумку.

— Знаете, я стесняюсь показываться на людях, — наконец сказала она. Долго молчала, и я все-таки закурил. — Вчера вечером, как обычно, часов около десяти, сидела я у нашего подъезда. С тех пор как он ушел от меня, так и сижу. Сижу и жду. А чего жду, сама не знаю. И вчера сидела я, значит, и думала, почему же это пять дней назад мой усатик ни с того ни с сего собрал свой чемодан и ушел. Я остановила его, спросила: "Что я тебе сделала плохого? Если обидела чем, скажи". Он — глаза в сторону, бормочет, что положено в таких случаях: "Что ты, я очень признателен тебе". — "Может, квартиру тебе дали?" — спрашиваю. Я в самом деле тогда еще ничего не понимала. "Нет, говорит, не дали. Просто один из наших сотрудников сдал мне комнату у себя во дворе. Это гораздо ближе к работе". Вот и все. Больше ничего не сказал. А я с той минуты так и сижу у подъезда, жду. Прежние люди, прежний двор, прежние разговоры. А я одна. Плачу. И вдруг подходит ко мне Бике. С чего бы это? Вроде мы с ней не подружки. Я уж и забыла, что мать у нее в больнице, спрашиваю: "Если мама тебя сейчас увидит, что с тобой сделает?" Она пожала плечами, усмехнулась: "Поцелует!" — "Раньше, — говорю я ей, — у тебя такой свободы не было". А она так спокойно отвечает: "Если свобода заключается в том, чтобы ходить по улице, то не так уж сложно и получить ее, а вот настоящей свободы пока нет". Рассказала она мне, что мама еще в больнице, а папа пошел, мол, маму навестить. Рассказала и спрашивает, сколько сейчас времени. Ответила я ей. Она встала, ходит взад-вперед. А я сижу. Смотрю на нее и точно не вижу, не до нее мне. Она прошла к самой улице. Не успела подойти, как возле нее оказался молодой человек. Стоят очень близко друг к другу и мило так разговаривают. Чувствуется, им есть о чем поговорить и не в первый раз они так разговаривают. Тут что-то кольнуло меня. Да это же мой усатик! Я глазам своим не поверила. Вскочила. Подошла поближе. Точно — он. Слышите?