Курская битва, которую мы начали - Петр Букейханов

Во-первых, этот график заранее предусматривал более низкий объем боевой работы авиации 16-й воздушной армии по сравнению с противником, поскольку в течение пяти суток оборонительной операции командованием армии планировалось произвести 6 130 самолето-вылетов при среднем боевом напряжении для дневной бомбардировочной авиации 2 самолето-вылета, штурмовой – 2,5, истребительной и ночной бомбардировочной – 3 самолето-вылета[914]. Такой объем боевой работы был объективно обусловлен как уровнем подготовки советских пилотов и экипажей, так и состоянием ремонтно-технической базы предполетной и послеполетной подготовки боевых машин, а также удаленным расположением аэродромов. В отличие от немцев, которые настолько приблизили свои взлетно-посадочные площадки «подскока» к переднему краю, что с некоторых советских наблюдательных пунктов были заметны облака пыли при взлете и посадке самолетов, аэродромы 2-й и 16-й воздушной армий находились на большой глубине. Ближайшие аэродромы для истребителей находились на удалении 35 км, ночных бомбардировщиков – 35 – 40 км, штурмовиков – 60 – 70 км, дневных бомбардировщиков – 120 – 130 км от линии фронта[915].

Во-вторых, потери, понесенные в первые часы истребительной авиацией 16-й воздушной армии, уже не позволяли выдерживать даже такой график боевых вылетов (например, в 279-й дивизии 6-го истребительного авиационного корпуса в итоге первых трех вылетов группами по 16 – 18 машин безвозвратные потери составили 15 самолетов[916]), так что 5 июля немецкие истребители прочно удерживали господство в воздухе.

По мнению генерала Клесса[917], ответные действия советской авиации оказались «совсем не впечатляющими», ограничившись, по преимуществу, вылетами самолетов-истребителей на прикрытие наземных войск, тогда как штурмовая авиация появилась только около полудня, а бомбардировщики вообще приняли участие в сражении всего несколько раз. При этом самолеты-штурмовики действовали группами по 6 – 8 машин, что затрудняло их прикрытие истребителями и не позволяло эффективно поражать большие массы пехоты и бронетехники противника, а на долю бомбардировочной авиации 16-й воздушной армии действительно пришлось немногим более 100 из 1 147 дневных самолето-вылетов, совершенных в течение 5 июля[918]. Напротив, германская бомбардировочная авиация совершила за день 1 229 самолетовылетов из 2 088, заслужив высокую оценку командования 9-й немецкой армии и командования 6-го воздушного флота, по мнению которого именно бомбардировочные удары оказали решающее влияние на достигнутые успехи наступления (истребители из состава двух групп эскадр JG-54 и JG-51 совершили 533 самолето-вылета, в результате которых, по немецким оценкам, было повреждено и уничтожено 158 советских самолетов)[919].

По просьбе генерала Пухова около 10 часов большая часть авиации 16-й воздушной армии – 200 истребителей и 150 бомбардировщиков[920], была нацелена на участок 15-й стрелковой дивизии. Бомбардировщики нанесли удары по скоплениям танков и пехоты противника, чтобы ограничить их активность на поле боя, однако немцы продолжали развивать наступление, и к 15 часам силами 20-й танковой и 6-й пехотной дивизий заняли Подолянь, Бобрик и Бутырки, окружили ряд подразделений 15-й стрелковой дивизии севернее Сновы (в районе Бутырки, Степь, Дружовецкий), а затем двинулись на Саборовку. Этот населенный пункт располагался по обоим берегам реки Свапа, что позволило отходившим сюда разрозненным частям 47-го стрелкового полка 15-й Сивашской дивизии закрепиться на южном берегу реки и взорвать за собой мост, задержав дальнейшее продвижение немцев. Сюда же был направлен третий стрелковый полк 15-й дивизии из второго эшелона. По распоряжению генерала Глухова эти стрелковые части 15-й дивизии были по ходу боя усилены полком реактивных минометов, а также 237-м танковым и самоходно-артиллерийским полками из армейского резерва (39 танков типа Т-34 и Т-70 и 14 САУ типа СУ-122), подошедшими к Саборовке и встретившими здесь немцев огнем из засад; на левый фланг 15-й дивизии также выдвинулись два армейских подвижных отряда противотанкового заграждения и саперные подразделения, начавшие установку мин внаброс[921]. Дивизионная и зенитная артиллерия крупных калибров вступила в борьбу с вражескими боевыми машинами с открытых позиций.

В итоге к 16 часам боевой группе 20-й танковой дивизии генерала Кесселя так и не удалось продвинуться дальше западных окраин Саборовки. Используя сильную артиллерийскую поддержку 4-го артиллерийского корпуса прорыва и прибывшие резервы, полковник Джанджгава, добравшийся до командного пункта дивизии, принял решение контратаковать немцев силами 237-го отдельного танкового полка под командованием подполковника Ивана Ивлиева при поддержке боеготовых подразделений стрелкового полка второго эшелона. Завязались тяжелые бои за контроль над Саборовкой и переправы через Свапу, окончившиеся без решительного успеха для каждой из сторон.

Части 18-го гренадерского полка 6-й пехотной дивизии под командованием подполковника Стефана Хоке (Stefan-Heinrich Höke) вышли на рубеж Степь – Дружовецкий. Тем не менее, по утверждению полковника Джанджгавы[922], в 21 час 30 минут 5 июля полк Николая Оноприенко прорвал кольцо окружения севернее населенного пункта Дружовецкий и с боем отошел на второй рубеж обороны, где вплоть до ночи 6 июля удерживал село Степь вместе с подразделениями артиллерийского полка дивизии.

Таким образом, к 23 часам все уцелевшие части 15-й стрелковой дивизии, понеся большие потери, отошли на юг и юго-восток ко второму оборонительному рубежу, занятому 6-й гвардейской стрелковой дивизией 17-го гвардейского стрелкового корпуса, где и закрепились на участке Саборовка, Степь, Дружовецкий. С наступлением ночи Сивашская дивизия была выведена во второй армейский эшелон.

После десяти часов ожесточенного сражения, в ходе которого советская сторона ввела в бой крупные резервы танков и артиллерии, в условиях все усиливавшегося артиллерийского огня и разветвленных минных полей, до 40% прорвавшихся немецких танков было повреждено или уничтожено (по советским данным[923]). На следующее утро во время телефонного разговора с генералом Моделем генерал Лемельзен выразил обеспокоенность большими потерями бронетехники в 20-й танковой дивизии[924]. Поэтому, достигнув второго армейского оборонительного рубежа противника, боевые группы 20-й танковой, 6-й, 292-й и 86-й пехотных дивизий были уже не в состоянии продолжать наступление, замедлили темп и перешли к уничтожению окруженного противника и оборудованию временных позиций. Для развития успеха прорыва, осуществленного в полосе обороны 29-го стрелкового корпуса 13-й армии русских, теперь требовалось немедленно ввести в бой второй эшелон 47-го танкового корпуса, однако 2-я и 9-я танковые дивизии оставались на исходных рубежах сосредоточения до наступления ночи[925].

Это расценивается как одна из наиболее серьезных ошибок командующего 9-й армией генерала Моделя, которая была допущена, в том числе, из-за недостатка опыта проведения крупных наступательных операций. В связи с отсутствием в распоряжении германского командования тех мощных артиллерийских групп, которые создавались для осуществления прорыва эшелонированной обороны противника Красной Армией, единственным средством прорыва у немецких войск оставался массированный удар бронетехники при поддержке штурмовой и бомбардировочной авиации. Сосредоточив на узком участке свыше 500 единиц бронетехники, ударная группировка 9-й армии в течение 5 июля добилась первоначального успеха прорыва, но он не получил немедленного развития за счет ввода танковых соединений второго эшелона. В итоге генерал Модель упустил возможность навязать свою волю вражескому командованию, быстрыми и инициативными действиями ограничить противнику свободу маневра силами и средствами вдоль фронта, а также упредить подход и развертывание его резервов на запасных оборонительных позициях.

Командир 6-й пехотной дивизии генерал Хорст Гроссманн (Horst Grossmann) впоследствии утверждал, что ввод в бой еще одной танковой дивизии в тот момент мог обеспечить глубокий прорыв, поскольку противник был захвачен врасплох, оказывал слабое сопротивление и не успевал осуществить маневр резервами[926]. После войны эту точку зрения поддержал и другой участник Курской битвы – генерал танковых войск Вальтер Неринг. Тем не менее, генерал Модель единолично принял решение до наступления темноты не вводить в бой 2-ю и 9-ю танковые дивизии, когда около 17 часов 5 июля выяснилось, что проходы в минных полях, необходимые для движения колонн танковых батальонов, еще не готовы[927]. В первой половине дня 5 июля Модель успел побывать в штабах 41-го и 47-го танковых корпусов, после чего отдал распоряжение изменить план артиллерийской поддержки наступления – вся корпусная и армейская артиллерия должна была быть сосредоточена в полосе двух указанных оперативно-тактических объединений[928]. Это означало, что в распоряжении командования 23-го армейского и 46-го танкового корпусов остается только дивизионная и полковая артиллерия. Для обеспечения перегруппировки артиллерии и выдвижения танков на участок 6-й пехотной дивизии были направлены дополнительные группы саперов.