Атлант расправил плечи. Книга 2 - Айн Рэнд

— Следующий — двести пятьдесят третий товарный, но он не появится здесь до семи утра, если идет по расписанию, в чем я сомневаюсь.

— Всего один товарный за семь часов? — Келлог спросил непроизвольно, с ноткой оскорбленной преданности железной дороге, работой на которой когда-то гордился.

Губы Дэгни растянулись в подобии улыбки:

— Движение уже не то, что было при вас.: Келлог медленно кивнул:

— Полагаю, что и поездов «Канзас вестерн» сегодня не предвидится.

— Точно не помню, но думаю, что нет.

Келлог посмотрел на столбы вдоль дороги:

— Надеюсь, люди из «Канзас вестерн» поддерживают телефонную связь в исправности.

— Судя по состоянию железнодорожного пути, надежды на это мало. Но нужно попробовать.

— Да — Дэгни повернулась, намереваясь идти, но задержалась. Она знала, что бесполезно что-то объяснять, но слова вырвались непроизвольно:

— Знаете, тяжелее всего осознавать, что кто-то поставил на путь за поездом эти фонари, чтобы защитить нас… Они беспокоятся о жизни людей больше, чем страна об их жизни.

Быстрый взгляд Келлога был похож на яркую предупредительную вспышку, затем Келлог мрачно ответил:

— Да, мисс Таггарт.

Спускаясь по лестнице с паровоза, они увидели кучку пассажиров, собравшихся у путей, несколько человек сошли с поезда и присоединились к остальным. Особый инстинкт подсказал людям, сидевшим в ожидании, что кто-то начал действовать, принял на себя ответственность; теперь ничто не мешало проявить признаки жизни.

Дэгни подошла к этим людям, все они вопрошающе смотрели на нее. Казалось, неестественно бледный лунный свет стер различия с их лиц и подчеркнул присущее им всем выражение: осторожный интерес, страх, мольба, сдерживаемая наглость.

— Есть ли среди вас человек, желающий стать делегатом от пассажиров? — спросила Дэгни.

Все переглянулись, но ответа не последовало.

— Хорошо, — продолжила она, — вам не нужно говорить. Я — Дэгни Таггарт, вице-президент этой железной дороги по грузовым и пассажирским перевозкам, — в группе раздался шелест — легкое движение, шепот, похожий на облегчение, — и говорить буду я. Мы находимся на поезде, брошенном бригадой. Никакой аварии не произошло. Двигатель не поврежден. Но нет никого, кто бы мог повести состав. Это то, что газеты называют застывшим поездом. Вы все знаете, что это означает, и вам известны причины. Возможно, вы знали их задолго до того, как о них узнали люди, которые сегодня бросили вас. Закон запрещает оставлять поезда. Но сейчас это нам не поможет.

Какая-то женщина требовательно и истерично завизжала:

— Что же нам делать?

Дэгни задержалась и посмотрела на женщину. Та проталкивалась вперед, втискиваясь в толпу, чтобы ощутить человеческие тела между собой и огромной пустотой равнины, растворяющейся в лунном свете — в мертвом и бессильном отражении энергии. На плечи женщины было накинуто пальто — прямо поверх ночной сорочки; пальто распахнулось, и под тонкой тканью выпячивался живот — с неряшливой непристойностью, которая не стесняется собственного безобразия и не прилагает ни малейшего усилия, чтобы скрыть его. На мгновение Дэгни пожалела о необходимости продолжать.

— Я пойду по шпалам до первого телефона, — все же продолжила она чистым и холодным, как лунный свет, голосом. — Через каждые пять миль пути расположены телефоны экстренной связи. Я позвоню и попрошу, чтобы прислали другую бригаду. Это займет некоторое время. Пожалуйста, оставайтесь в поезде и соблюдайте порядок, насколько это возможно.

— А как же банды дезертиров? — спросил какой-то нервный женский голос.

— Да, они есть, — произнесла Дэгни. — Лучше, если кто-нибудь будет сопровождать меня. Кто хочет пойти?

Дэгни неправильно поняла женщину. Ответа не последовало. Ни один взгляд не был направлен на Дэгни. Друг на друга тоже никто не смотрел. Глаз не появлялось — лишь туманные овалы, блестевшие в лунном свете. Вот они, думала Дэгни, люди нового века, требующие жертв и получающие их. Она была поражена злобностью их молчания — и эта злоба говорила, что эти люди ожидают, чтобы она уберегала их от подобных ситуаций. Дэгни с неожиданной для себя ожесточенностью молчала.

Она заметила, что и Оуэн Келлог ждет; он не наблюдал за пассажирами, а смотрел на нее. Убедившись, что толпа не даст ответа, он спокойно сказал:

— Конечно, я пойду с вами, мисс Таггарт.

— Спасибо.

— А как же мы? — огрызнулась нервная дама.

Дэгни повернулась к ней и ответила официальным безжалостно-монотонным голосом:

— Еще не было случая нападения дезертиров на застывшие поезда — к сожалению.

— Все-таки где мы? — спросил грузный мужчина в очень дорогом плаще и с очень дряблым лицом; он говорил так, как обращается к слугам человек, недостойный их иметь. — В какой части какого штата?

— Не знаю, — ответила Дэгни.

— Как долго мы здесь простоим? — спросил еще кто-то тоном обманутого кредитора.

— Не знаю.

— Когда мы прибудем в Сан-Франциско? — спросил третий мужчина тоном шерифа, обращающегося к подозреваемому.

— Не знаю.

Требовательное негодование вырывалось на волю короткими потрескивающими вспышками, — как будто в темных духовках человеческих голов трескались поджаренные каштаны; все почувствовали себя в безопасности, уверенные, что о них позаботятся.

— Это возмутительно! — вопила какая-то женщина, выскакивая из толпы и бросая слова прямо в лицо Дэгни. — Вы не имеете права допускать подобное! Я не намерена томиться в ожидании, находясь неизвестно где.

— Замолчите, — сказала Дэгни, — иначе я закрою двери вагонов и оставлю вас здесь.

— Вы не посмеете! Вы служащая общественного транспорта! Вы не имеете права дискриминировать меня! Я сообщу в Стабилизационный совет!

— Если я предоставлю вам поезд, чтобы добраться в поле видимости или слышимости вашего совета, — произнесла Дэгни и отвернулась.

Она видела, что Келлог смотрит на нее, его взгляд казался чертой, подведенной под ее словами и подчеркивающей их значение.

— Найдите фонарик, — сказала она ему, — я схожу за своей сумочкой, и мы тронемся.

Двинувшись вдоль безмолвного ряда вагонов, они увидели человека, спустившегося с поезда и спешащего им навстречу Дэгни узнала бродягу

— Проблемы, мэм? — спросил он, остановившись.

— Исчезла бригада.

— И что же делать

— Я иду звонить на ближайший пункт связи.

— Не стоит ходить одной, мэм. В нынешние-то времена. Я пойду с вами.

Она улыбнулась:

— Спасибо. Со мной ничего не случится. Мистер Келлог сопровождает меня. Скажите, как вас зову?

— Джефф Аллен, мэм.

— Послушайте, Аллен, вы когда-нибудь работали на железной дороге?

— Нет, мэм.

— Что ж, теперь вы работаете на ней. Вы исполняющий обязанности старшего проводника и доверенное лицо вице-президента по перевозкам. Ваша задача — взять на себя ответственность за поезд в мое отсутствие, поддерживать порядок и уберечь этот скот от панического бегства. Скажите, что вас назначила я. Вам не нужны никакие подтверждения. Они подчинятся любому, кто потребует повиновения.

— Слушаюсь, мэм! — твердо ответил мужчина.

Дэгни вспомнила, что деньги в кармане человека обладают способностью обращаться в уверенность его духа; она вытащила из сумочки стодолларовую купюру и сунула в руку мужчины

— Аванс, — пояснила она.

— Слушаюсь, мэм Она уже двинулась дальше, когда мужчина окликнул ее

— Мисс Таггарт! Дэгни повернулась:

— Да?

— Спасибо.

Она улыбнулась, приподняв руку в прощальном салюте и пошла дальше.

— Кто это? — спросил Келлог.

— Бродяга, которого поймали, когда он ехал зайцем,

— Я думаю, он справится.

— Справится.

Они молча миновали паровоз и пошли в луче света фары. Сначала, передвигаясь от шпалы к шпале в бьющем из-за спины неистовом свете, они чувствовали себя так, словно вернулись в привычный мир железной дороги. Затем Дэгни обнаружила, что смотрит на шпалы под ногами, наблюдает, как свет постепенно угасает, и пытается удержать его. Она смотрела, как меркнет сияние, пока не поняла, что теперь шпалы освещает лишь лунный свет Она не могла сдержать дрожь, заставившую ее повернуться и взглянуть назад. Свет фары все еще сверкал позади — прозрачно-серебристый шар чужой планеты, обманчиво близкий, но принадлежащий другой орбите и другой системе.

Оуэн Келлог молча шел рядом, и Дэгни чувствовала, что они знают мысли друг друга.

— Не может быть. О Боже, он не смог бы! — сказала она, не осознавая, что говорит вслух.

— Кто?

— Натаниэль Таггарт. Он не смог бы работать с такими людьми, как эти. Водить для них поезда. Нанимать их на работу. Он вообще не мог бы их использовать — ни как клиентов, ни как работников.