Атланты. Моя кругосветная жизнь - Александр Городницкий

Выйдя на берег и искупавшись, мы сели в тенек, и Юра взял в руки гитару. Вокруг сразу же образовался молчаливый кружок слушателей. А надо сказать, что как раз в это самое время на поляне фестиваля вовсю работало «предварительное жюри», проводя отбор авторов и исполнителей на заключительный конкурсный концерт. Мы с Юрой, как почетные гости и руководители Большого жюри, от этой изнурительной работы были освобождены. Послушав пару Юриных песен, один из слушателей произнес: «Слушай, парень, чего ты здесь просто так поешь? Ты иди покажись в жюри – тебя обязательно на конкурс пропустят».

Кажется, тогда на берегу Волги мы с Юрой и сочинили вместе шуточную песню с придуманным им припевом: «Омск, Томск, Москва, Чита, Челябинск». В другой раз нам была выдана байдарка, на которой мы вдвоем катались по живописным волжским протокам. День был воскресный, и все островки были усеяны загорающими телами. Мы никак не могли наладиться вместе грести, и Юра, старый «ас» гребного спорта (каковым он себя считал), все время угнетал меня едкими замечаниями. Вдруг мы заметили, что с соседнего уединенного островочка усиленно машут две загорающие там девицы. «Меня опознали, – самодовольно улыбнулся Визбор, – давай подгребем». Подплыв поближе, мы обнаружили двух совершенно незнакомых, весьма привлекательных, но уже сильно навеселе бабенок, одна из которых громко заявила: «Зинка, себе я оставлю этого толстого. А ты с чернявым забирай вторую поллитру и греби вон на тот островок». Услышав это, мы с Юрой, не сговариваясь, рванули в два весла от берега. Уже почти на середине Волги Визбор сказал: «А ведь неплохо гребем. Чего я к тебе придирался?»

На каждом Грушинском фестивале традиционно устраивались футбольные матчи: «Сборная Куйбышева» против «Сборной гостей». В этих матчах Юра принимал обязательное участие, играя, как правило, в нападении. «Смотри, сам Визбор играет». Но однажды, получив удачный пас, Юра стремительно помчался по правому краю и, легко миновав защиту, напрямую вышел к воротам. Тут уж было не до почтения. «Лысого держи, лысого», – заревела толпа.

Характер Юрия не был простым. Он любил первенствовать и никакого соперничества решительно не признавал. Когда на общем концерте кому-то другому (как ему казалось) хлопали больше, он краснел и сердился, хотя старался не подавать вида. Правда, случалось это нечасто.

В те годы, когда сам я еще редко выступал со своими песнями, он в своих концертах довольно часто их пел. Один из его биографов – Роллан Шипов – отмечал, что по частоте исполнения у него на втором месте были песни Ады Якушевой, а на третьем – мои. По этой причине некоторые из моих старых песен – «Кожаные куртки», «Деревянные города» да и некоторые другие – часто приписывали Визбору.

В связи с этим вспоминается история, произошедшая со мной в начале 77-го года на борту научно-исследовательского судна «Академик Курчатов», пересекавшего Атлантический океан. Мне в каюту неожиданно позвонил начальник радиостанции и сказал: «Ну-ка иди скорей в радиорубку, тут тебя Би-би-си передает…» Не слишком обрадовавшись этой новости, я все же пошел в радиорубку. Когда я туда вошел, то увидел, что там уже сидят капитан, первый помощник и еще один член экспедиции «в штатском», которого в команде называли Федя – Лохматое Ухо. Из динамика несся мой голос, поющий песню. Все присутствующие обратили на меня свои безучастные взоры – так смотрят на дорогого покойника. Сесть никто не предложил. Наконец песня кончилась, и диктор произнес: «Радиостанция Би-би-си закончила очередную передачу из цикла «Русский магнитофониздат»: поэты-певцы, преследуемые Советским правительством…» Взгляд первого помощника, устремленный на меня, приобрел большевистскую жесткость и непримиримость к врагам Рейха. «Вы только что прослушали, – продолжал диктор, – песню Юрия Визбора «Чистые пруды» в исполнении автора…» Я сказал: «Слышали? До свиданья». И ушел.

Помню, году в 64-м Юрий Визбор приехал в Ленинград в командировку от журнала «Кругозор» вместе со своим талантливым приятелем – фоторепортером Виктором Сакком. Появился первый очерк о ленинградских бардах, в том числе и обо мне. Сохранилась гибкая пластиночка, где Визбор сам исполняет мою песню «Над Канадой небо сине», сообщив перед этим слушателям, что делает это вместо автора потому, что «Городницкий, как всегда, между двумя морями, и его погрубевшие руки что-то неважно управляются с гитарой». Справедливости ради надо отметить, что мои «погрубевшие руки» до сих пор с гитарой справляются плохо…

Радиограмму о смерти Юры в сентябре 1984 года я получил на борту «Витязя», который в это время стоял в порту греческого города Пирей, и наша бортовая радиостанция работала только на прием. Это неожиданное трагическое известие было ударом не только для меня, но и почти для всех участников экспедиции. Вечером того же дня мы собрались, тесно набившись в моей довольно-таки просторной каюте – научные сотрудники, моряки, водолазы, механики. Всю ночь пели Юрины песни – их знали все. За переборкой мерно поскрипывали швартовые концы, гудели суда в ночном порту. В распахнутом окне над темными Афинами тускло светила одинокая звезда Парфенона. Только на третий день, когда вышли в море, заработал передатчик. Мы послали радиограммы соболезнования и отдали Юре последние почести, имитировав обряд морских похорон – в море бросают венок, и пароход делает прощальный круг вокруг него с протяжным гудком. Наблюдая эту невеселую картину, я подумал: «Ему бы это понравилось».

Юра любил море. И не только море: суровую и непокорную Арктику, неприступные и постоянно манящие горы, необъятные просторы Пятого океана. Его привлекала не только экзотика, хотя и это было. В первую очередь его привлекали люди, вступающие в единоборство со стихией и с собой, проявления их душевных качеств на границе человеческих возможностей.

Прошло почти тридцать лет со времени его безвременного ухода, а песни Юрия Визбора, не в пример песням других ушедших в прошлое авторов, все поют и поют, и интерес к ним не ослабевает. И не только на вечерах в киноконцертных залах «Россия» или «Крокус Сити Холл» в день его рождения 20 июня, которые стали традиционными, но и просто по стране, – в туристских походах, в экспедициях, на фестивалях. Визбор был и остается самым «поющимся» автором из всех «шестидесятников», – в этом его удивительный феномен.

В одной из его давних песен, написанной еще в молодые годы, есть такие строчки:

Спокойно, дружище, спокойно!У нас еще все впереди.

Они поистине оказались пророческими. Песням Юрия Визбора, у которых все еще впереди, суждена долгая и славная жизнь. Они никогда не состарятся, пока существуют горы и океан, пока девчонка, заслонившись рукой от вечернего света, с любопытством смотрит на встречный ледокол, пока остаются на земле бескорыстная дружба и светлая любовь, мужская доблесть и радостное чувство удивления красотой окружающего мира.

На мой пятидесятилетний юбилей в давнем 1983 году Юра принес мне в подарок сине-белый военно-морской флаг, на котором было написано: «Старшему матросу А. Городницкому от матроса Ю. Визбора». Я спросил у него: «А почему же старшему?» «А я тебя моложе, – ответил он, – на полгода. Дольше проживу». И засмеялся. Таким вечно молодым он и остается…

Нам с годами ближеСтанут эти песни,Каждая их строчкаБудет дорога.Снова чьи-то лыжиГреются у печки,На плато полночномСнежная пурга.

Что же, неужелиПрожит век недлинный?С этим примиритьсяВсе же не могу.Как мы песни пелиВ доме на НеглиннойИ на летнем чистомВолжском берегу!

Мы болезни лечим,Мы не верим в бредни,В суматохе буденТянем день за днем.Но тому не легче,Кто уйдет последним, —Ведь заплакать будетНекому о нем.

Нас не вспомнят в избранном —Мы писали плохо.Нет печальней участиПервых петухов.Вместе с Юрой ВизборомКончилась эпоха —Время нашей юности,Песен и стихов.

Нам с годами ближеСтанут эти песни,Каждая их строчкаБудет дорога.Снова чьи-то лыжиГреются у печки,На плато полночномСнежная пурга.

Какие только песенные открытия не совершались нами в 60-е годы! Казалось иногда, что, придя в гости, на день рождения или просто так, люди только для того и собирались, чтобы не поговорить, не потанцевать, а именно – попеть. Каждая новая песня, «авторская», была радостью. Здесь и тонкие лирические песни Ады Якушевой («Синие сугробы» или «В речке Каменной»), и полные мужской силы песни столь много обещавшего тогда Михаила Анчарова, и знаменитое «Бабье лето» Игоря Кохановского, об авторстве которого я узнал только через много лет, когда мы с ним оказались соседями по дому.

Что касается моего родного Питера, то там в это время инженеры и учителя дружно распевали лихие куплеты песни «Когда качаются фонарики ночные», сочиненной уже упомянутым выше поэтом Глебом Горбовским и долгие годы считавшейся «народной». Несколько позднее начали придумывать песни на свои стихи и прочие ленинградские поэты и прозаики: Виктор Соснора, Сергей Вольф, Ирена Сергеева и другие. О лирических песнях Нонны Слепаковой, появившихся примерно в то же время, мы уже вспоминали. Сейчас, по прошествии полувека, когда все это стало историей, хотелось бы хотя бы отчасти восстановить справедливость, напомнив, в частности, что авторские песни рождались в ту пору не только на московских кухнях, но и на ленинградских, и заметный вклад в это внесли питерские поэты.