Хабибулин Юрий - Юрий Хабибулин

Но исконное право защитников рубежа — умереть на нём, не пропустить степных волков лютовать на белгородскую землю, пока жив хоть один ратник.

И я понимал, что этим правом воспользуются все изюмцы, иначе покроют они память о себе позором среди родичей.

Это в наших, современных войнах, можно было сдаваться в плен или отступать перед превосходящими силами противника, ссылаться на действующие конвенции, целесообразность или военные договоры, а четыреста лет назад, на московской Руси был только один закон, одно правило — не запятнать свою честь и честь родной земли позором.

Не бежать перед врагом с поля боя, показать, что русские бойцы презирают смерть и бьются до последней капли крови!

И другого быть не может!

И пусть боятся супостаты приходить сюда с огнём и мечом, знать будут, как встретят. Не ждёт их тут ничего, кроме трёх аршинов сырой земли или просто голой степи, на которой будут белеть неприкаянные и никем не оплаканные кости чужаков.

Легко взлетел Белогор в седло. На раненом плече виднелась наспех сделанная повязка из обрывка белой нательной рубахи.

Голос атамана был суров и негромок

— Вот и пришёл наш час, други мои! Встанем, как один, на последний бой, заберём с собой, как можно больше поганых злыдней! Не посрамим великую Русь и заставим крымчаков бояться даже сейчас, когда нас мало, но бьёмся мы за отечество наше!

Готовьте достойную встречу незваным гостям! Собирайте стрелы, берите луки, заряжайте пищали!

Приветим жарко стаю шакалов.

А ты, — Белогор обратил взор на Кречета, — садись на коня и скачи до князя. Расскажи ему всё, что видишь, — атаман показал на постепенно заполняющую поле перед засекой вражескую конницу, — да передай родным нашим и князю, что умерли мы достойно, защищая русскую землю. Пусть помнят нас…

С этими словами Белогор пришпорил коня и поскакал к месту предыдущего боя, где валялись мёртвые татары, и земля была щедро нашпигована стрелами.

Там атаман спешился и кликнул к себе казаков, решив, что надо поднапрячься и постараться завалить, проделанный ранее крымчаками, проход в засеке.

Оставшиеся защитники сбежались к бреши и стали подтаскивать раскиданные противником стволы деревьев, пни, брёвна, валежник.

Работа закипела.

Проход вскоре был завален и укреплён, насколько это было возможно.

Казаки быстро, но, не суетясь, принялись собирать стрелы, заряжать пищали и занимать подходящие позиции для стрельбы.

В это время передовые отряды татарского войска всё прибывали и прибывали на поле, скапливались перед засекой, скакали вдоль неё из конца в конец, выбирая наиболее слабое место для атаки, и переговаривались с мурзой из уже побывавшей в сече с русскими, конной разведки.

Мне было совершенно ясно, что крымчаки тут долго валандаться не станут. При таком превосходстве сил они мгновенно сметут редкую цепь защитников, как набегающая морская волна сносит детские песчаные замки на пляже.

И несколько своих убитых воинов — это комариный укус для огромной армии.

Задержать её здесь — невозможно!

Я услышал топот копыт на тропинке, ведущей в русскую сторону, то поскакал в крепость вестник о надвигающейся беде, молодой Антон Кречет.

Дай Бог, чтобы добрался и остался жив!

Провожая взглядом всадника, я заметил вдалеке на тропинке нескольких бородатых мужиков с топорами и косами. Они остановились и ждали, пока конник приблизится к ним.

Кречет, не осаживая коня, на ходу прокричал несколько слов крестьянам и помчался дальше.

Мужики бросились в густую рощицу прятаться.

Они будут свидетелями последнего сражения горстки защитников Изюмской заставы против огромного татарского войска.

Мне было плохо.

Мне было ужасно плохо, оттого, что моё тело не со мной, что я не свободен, что я не могу сейчас вместе с этими простыми русскими воинами, моими земляками и предками, подобрать с земли меч и биться рядом с ними, плечом к плечу, отражая натиск чужой рати.

Не могу им ничем помочь! Не могу умереть вместе с ними! Я даже закусить губу не могу, чтобы почувствовать физическую боль, ощутить пот, выступивший на спине!

Это несправедливо! Это просто пытка! Во мне фантомно бурлит и бьёт толчками кровь бывшего десантника спецназа ВДВ.

Братишек не кидают!

Надо защищать своих! Чем угодно — дрыном из забора, поленом, зубами!

Придумать что-то! Срочно!

Сгустком прозрачного воздуха я поднялся выше над засекой, увидел бескрайнее море прибывающей вражьей силы. Разъярился, и, уже не думая о возможной опасности сбоя программы, угрозе удаления от носителя и других мелочах, перелетел через вал и понёсся прямо на богато одетого татарского военачальника богатырского телосложения с сабельным шрамом через щёку, который ехал на вороном коне впереди основных сил войска.

Этот человек явно был из знати хана, бей или калга, другому бы не доверили командовать такими крупными силами.

В голове носилась дурацкая мысль

— Может быть, я хоть как-то виден со стороны и мне удастся напугать татар, заставить их принять меня за привидение, за дурной знак, в конце концов. А вдруг это заставит их повернуть?

Мысль, и правда, оказалась дурацкой. Татары меня в упор не замечали, а сквозь их бея я пронёсся вихрем, как сквозь красный туман, без всяких, для выбранного объекта, последствий.

Точно так же, как при первой встрече, случайно, через Белогора и его коня.

Хотелось закрыть глаза и ничего не видеть, не слышать, как будут убивать ребят.

Но я и этого не могу себе позволить…

Мне надо рассказать об их подвиге современникам. Да и хен-хай, наверное, не зря устроил мне это испытание. Проверяет на вшивость, не слабак ли…

Надо крепиться.

Татары недолго раскачивались.

Их уродливый командир поднялся на стременах и взмахнул саблей.

Раздался истошный визг, ударил по ушам гул копыт тысяч лошадей, взявших галоп, и на засеку покатилась необъятная живая волна, сметающая всё на своём пути.

Несколько хлопков пищальных выстрелов утонуло в шуме атаки.

Домчавшись до зелёного вала, татары спешивались и сотнями кидались растаскивать деревья.

Защитники ничем не могли им помешать, а несколько убитых нападающих никак не повлияли на действия татар.

Проход был расчищен за полчаса, и в образовавшуюся огромную брешь хлынула лавина конницы.

Пеших казаков смели и порубили в одно мгновение, лишь Белогор каким-то чудом ухитрялся пока держаться в седле и умело маневрировать в редких просветах между потоками всадников.