Меж двух миров - Нандор Фодор

1991 г.

Павел Гелевá. Музыка земная и музыка небесная

«Музыкальные вибрации — это необходимая пища для духа. Оне освежают ум, облегчают мышление и умственный труд, успокаивают и исцеляют утомлённые нервы и, наконец, возвышают душу, увлекая её от земных забот. Слушая музыку, испытываешь благотворное действие этого небесного лекарства, освежающего утомлённый ум и исцеляющего тело».

«Если бы не искусство, и прежде всего пение и музыка, жизнь наша была бы пасмурна, как дождливый день», — утверждает итальянский писатель Торторелли. У Гоголя читаем: «Невидимая, сладкогласная, музыка проникла весь мир, разлилась и дышит в тысяче разных образов. О, будь же нашим хранителем, спасителем, музыка! не оставляй нас! ударяй резче своими звуками по дремлющим нашим чувствам!» И всё это воистину так, ибо Поэзия и Музыка — два крыла души человеческой, без которых она была бы бессильна воспарить к духовным высотам. Поэзия и Музыка нужны, необходимы людям: оне очищают, облагораживают, воспитывают и недостижимо возвышают человеческие чувства, страсти и вкусы. «Музыка, — как сказал поэт, — в ней всё такое есть, что не испорчено словами». И это сказано отнюдь не случайно, ибо иная музыка вещает Высшую Истину языком более внятным, чем самые мудрые изречения.

Истинная музыка — это не музыка сегодняшнего или вчерашнего дня, не музыка дня завтрашнего или позавчерашнего. Это музыка всегдашняя, вечная, музыка любого времени и всякого мгновения, в каковом Красота разрешает себя в образах звука и мысли. Поэтому нет ни классической, ни современной музыки, ни лёгкой, ни тяжёлой, нет ни развлекательной, ни утомительной, но есть только один-единственный род музыки, а именно — настоящая МУЗЫКА. И всякий, кто понимает её должным образом, чувствует себя не только человеком в истинном смысле слова, но и частью вечного всепроникающего Божества. Всё же, что не оказывает на этого человека такого впечатления, собственно и не есть Музыка.

Музыка требует долгих занятий и прилежания не только для того, чтобы отменно или прилично играть на каком-либо инструменте, но даже и для того, чтобы любить её и толком в ней разбираться. Поэтому всякий, не имеющий на то времени и возможностей, не может быть здесь знатоком, не может знать толка, так как дух его оказывается лишён необходимых упражнений. Но ещё более, чем только что сказанное, для любви к этому искусству важны художественный вкус и чутьё. Так профан, слушая музыку самую прекрасную, слышит отнюдь не эту музыку, но только шум своего невежества.

Всякая серьёзная и значительная музыка, когда нам приходится слушать её впервые, нередко представляется нам каким-то адским шумом, каким-то дьявольским беспорядком, бессмысленным нагромождением нестерпимых звуков. Но при новых попытках мы приучаемся мало-помалу открывать в ней некий чудесный порядок, которого поначалу не заметили, некое таинственное, ей внутренне присущее очарование, которого поначалу не почувствовали: и тогда мы вдруг понимаем, что весь этот хаотический и дикий беспорядок звуков, покоробивший нас и вызвавший отвращение, был лишь видимостью, был лишь дурной шуткой, каковую вновь сыграло с нами наше собственное невежество.

Надо уметь слушать музыку. Гурман получает наслажденье от пищи; распутник и человек плотский ценит оргазм; праведник услаждается своей чистотой; человек великодушный доставляет себе радость, творя благодеяния. И тот, кто знает толк во всех удовольствиях, скажет, что высшие из них суть удовольствия духа, и сильнейшее из этих последних — радость слияния с прекрасной Музыкой. Пусть все нищие духом постигнут великую истину: надо уметь слушать Музыку. Для многих из них — это единственный путь к спасению, которого их ещё не лишили.

Музыка, воспринимаемая материально, — не более, чем вибрация; воспринимаемая духовно, она — не менее, чем огонь. Для того, кто умеет слушать и кто знает, Музыка — проход в Огненный Мир, как и для налагающего руку на камин — камин путь к теплу. Как человек мёрзнущий, прикасаясь к печи или батарее, ощущает тепло и согревается, так и человек, мёрзнущий в этом мире, прикасаясь к настоящей музыке и погружаясь в неё, ощущает прикосновенье к Миру Огненному, черпает в этом прикосновении силу и возвращается в здешний мир готовым к следующим испытаньям и свершениям.

Музыка в здешнем мире — лишь гостья, её существованье здесь призрачно. Субстанция её не материальна, но духовна, и для проявления в нашем мире она вынуждена огрубляться. Но земная музыка (даже лучшие её образцы!) — лишь несовершенная транскрипция музыки истинной, музыки небесной, приноровленная к нашей огрублённой земной структуре. Существование земной музыки, таким образом, возможно лишь потому, что существует высшая музыка — Музыка Тонких Миров.

Вот мало известный факт: 22 марта 1832 года, в своём доме в Веймаре умирает Иоганн Вольфганг Гёте; ему 83 года; друзья и родные, собравшиеся у изголовья умирающего поэта, поражены: с лучами утренней зари в комнате происходит странный, приводящий всех в замешательство феномен, который продлится весь день.

Что же, в самом деле, происходит? Звучит таинственная МУЗЫКА, звучит из ниоткуда. Музыка эта столь прекрасна, что не остаётся сомнений в принадлежности её к иному и высшему миру. В полной тишине звуки её сопровождают последние часы жизни гения посреди почтительного безмолвия присутствующих. Сладкие, неземные гармонии, нежные и сдержанные аккорды мало-помалу ослабевают вплоть до полного угасания. К полуночи музыка замолкает, и в тот же миг сердце Гёте перестаёт биться. Тщательные розыски, предпринятые, чтобы установить источник и происхождение музыки, оказались тщетны. Не звучал в тот день в значительном радиусе от дома поэта ни один музыкальный инструмент, и факт так и остался окутан таинственностью.

Это один из примеров нода, или «трансцендентальной музыки». «Нод» (NAD) — это санскритское слово, служащее для общего названия психической астральной, паранормальной музыки небесного происхождения, источником звучания которой не являются земные причины. Данный раздел парапсихологии пока что не был предметом серьёзного исследования, если не считать подборки случаев этого рода в одной из работ итальянского парапсихолога Эрнесто Боццано, а также сравнительно недавней работы д-ра Скотта Рого, изданной в Соединённых Штатах.

В подавляющем большинстве известных случаев «нода» восприятие феномена было коллективно, не индивидуально. Когда же источником информации являются показания лишь одного свидетеля, то естественным образом становится трудно провести разграничительную линию между достоверностью самого факта и тем, какую роль могли сыграть здесь самовнушение и иллюзия. Это с одной стороны. Но с другой, никак нельзя при изучении данного явления опираться исключительно на коллективные случаи, полностью отказавшись принимать в расчёт случаи индивидуальные, так как тогда исследователь неизбежно поддастся соблазну свести всё объяснение к телепатико-суггестивной передаче, каковая легко объяснит ему коллективное восприятие музыки, в результате чего сам феномен исчезнет из поля мысленного зрения наблюдателя. Именно поэтому наличие случаев индивидуального восприятия даёт весомость случаям коллективным, именно оно указывает на проблему и позволяет говорить о реальности феномена трансцендентальной музыки.

Приведём здесь некоторые из наиболее достоверных и характерных случаев индивидуального восприятия «нода». Всего таких случаев насчитывается чуть более ста. Вот что рассказывает известный американский парапсихолог Рэймонд Бейлисс, автор книги «Загадка Полтергейста» (Нью-Йорк, 1967):

«Однажды вечером, после отхода ко сну, когда я уже лежал в постели, но ещё не заснул и был в полном сознании (мне было около 13 лет), я вдруг услышал звук, который, как казалось, доносился откуда-то издали, из-за чего я принял его поначалу за радио. Сперва музыка — а я с самого начала сознавал, что слышу именно музыку — была едва слышна, но громкость её всё увеличивалась, пока наконец музыка не стала слышна совершенно отчётливо, а затем через какое-то время мало-помалу начала затихать, пока вовсе не смолкла… Я был совершенно уверен, что музыка не была земною, красота и величие её были совершенно невероятны. Самая красивая наша музыка, хотя бы музыка Брамса или Баха, в сравнении с тою была бы лишь скопленьем грубых, диссонирующих и негармоничных звуков… Она была буквально небесною. Казалось, что её рождают великое множество инструменталистов и певцов… И всё же я не могу определённо сказать, была ли то музыка вокальная или инструментальная: уровень её был настолько высок, что превосходил это различие, и единственное, что можно утверждать, это то, что красота её была невероятна, явно превосходила человеческие силы и не могла быть обязана своим возникновением ни земным голосам, ни земным инструментам».