Ярмо Господне - Иван Катавасов

Как раз в должном отрицании мнимой величины, — антропоморфности или антропологичности так или иначе определяемого Всевышнего, — состоит основное отличие современного христианства, ислама, иудаизма, в какой-то мере и буддизма от чисто языческих религий.

Всякое языческое божество, не исключая и ветхозаветного Яхве-Адонаи, есть модель человеческой личности, слегка усиленная и утрированная гиперболизированная версия биологического гоминида. Не более того.

Пусть составителям теогонических трудов, первобытным делателям богов иногда очень хотелось наделить их всемогуществом и всеведением, сотворить нечто большее, нежели вовсе не идеальные сверхчеловеки, ничего подобного у них не вышло. Не дотягивают до божественного потенциала по современным творческим меркам и эстетическим канонам истинно христианского искусства легендарные, литературные, скульптурные и живописные портреты мифологических персонажей античности.

Условность условности как гусь свинье бывает совсем не товарищ. Символы, атрибуты, свойства вроде бы функционально те же, но на деле в сфере духа они не такие, как в древности. И дело тут не столько в иной храмовой архитектуре и в другом церковном убранстве.

Вот в сегодняшнем эктометрическом христианстве вне тавматургии иконописные изображения Бога-отца, Бога-сына, Пресвятой Троицы, просфоры, елей, ладан, жертвенные свечи, святая вода, прочая церковная атрибутика, будучи правопреемным обрядовым наследием язычества, играют роль условных знаков, дорожной разметки, символов, служащих для удобства отправления культа клиром и мирянами.

В положении точно такой же служебной условности, допущения, подлежащего отрицанию, в апофатической теологии находится и тезис о телесном богоподобии тварного человека. В то время как то, что конкретно в нас есть Бог, надлежит познавать в духовном плане путем прозрения и откровения, но вне предметной действительности.

Отрицательное богословие также постулирует невозможность дать исчерпывающее определение понятия трансцендентного Бога. Любая словарная дефиниция истинно божественного начала оказывается неполной, ущербной, противоречивой или даже кощунственной, умаляющей и уничижающей имя Его.

Нерождённый и несотворенный Вседержитель, Бог-Отец не имеет какой-либо материальной вещественной природы. Он превыше всего и вся. Он вне человеческого разумения бытия, принципиально гласит догматика апофатической теологии.

Бог есть то, о чем мы никогда достоверно не узнаем, не сможем релевантно представить, во веки веков не сумеем адекватно предположить. Об истинном Боге в апофатической теологии нельзя положительно утверждать ни то, что Он есть, ни того, что Его семантически не существует в едином термине, обозначающем все и ничего.

Отрицательное богословие не нуждается в рациональных и логичных доказательствах бытия Божия. Разумеется, если не возникает необходимость в разработке и применении алгоритмов конкретных теургических орденских ритуалов, исходящих из парадигматики и синтагматики прикладной теологии.

Между тем в приложении к действительности весьма просто эмпирически, рационально, аподиктически доказать несуществование в боговоплощенной объектности и субъектности одушевленных и олицетворенных всякого рода языческих кумиров. Потому как предполагаемая предметная телесность персоналий ложных богов древности какого-нибудь Энки, Тота, Зевеса без труда опровергается сравнительно-историческими изысканиями, логическими доводами, экспериментальными данными когнитивной психологии.

Для этого эмпирического опровержения даже не стоит прибегать к чудодейственному и благодатному прорицанию давно прошедших времен. Иначе говоря, вершить когнитивный харизматический ритуал в модальности и парадигматике плюсквамперфекта языкового человеческого мышления…

Остановившись, чтобы перевести дух и глотнуть кофе, Филипп заметил, как Настя мысленно завязала узелок на память, дав себе самой твердое обещание вплотную разобраться с методологией прорицания минувшего и подготовиться должным образом к овладению этим изумительным дарованием.

— В действенных религиозных мистериях прошлого, определяемых нами как тавматургия, особо посвященные даровитые жрецы-адепты все же достигли многого, — вернулся к теологическим экзерсисам рыцарь Филипп. — Так, им удалось в метанойе дать эффективные имена собственные теогонической номенклатуре богов и богинь, оперируя всего лишь символами и образами аналогий сущего бытия человека.

Абстрактные аллегории у языческих священнослужителей стали персоналиями-посредниками при тавматургических действиях в концепциях Слова-Глагола-Логоса. По наитию действуя на тонкой грани, отделяющей религию от магии и волшебства, они безусловно могли исцелять безнадежно больных, дезинфицировать поселения при моровых поветриях, передвигать и укреплять тяжелые монолиты при строительстве культовых сооружений, разрушать крепостные стены, достоверно предсказывать грядущее и совершать многое другое самым сверхъественным образом.

Со всем тем действенность практики вовсе не каждый раз определяется истинностью и верностью теоретических посылок. Потому-то мы и называем языческих кумиров, идолов ложными богами, если на деле их не было. Тогда как принятые за божества обрядовые символы и аллегории определенных аспектов сугубо человеческой жизнедеятельности, а также суеверная материалистическая персонификация явлений неразумной природы — имманентно ограничены биологической природой человека, людской социально-экономической средой.

Ярчайшая особенность языческих вероисповеданий состоит в намеренном или непроизвольном ограничении потенциала объектов поклонения. Слабосильные и полуграмотные языческие божки не должны слишком уж превышать уровень среднего человека. Иначе невозможен прозелитизм и близость к богоравным людям, как высокомерно и гуманистично декламировали античные рапсоды, аэды и теогонисты.

Если объективно представить сверхъестественные, взятые по максимуму возможности богов древности, то ни один из них не выдерживает сравнения с Архонтами Харизмы высших классов посвящения. Более того, по нынешним теургическим меркам XXI века христианской эры сверхрациональные силы и знания рыцарей-неофитов и кавалерственных дам четвертого-пятого кругов посвящения в реальности превосходят баснословные потенции мифологических гоминидов в их якобы божественной персонификации. Аморальные боги и богини античности не дотягивают и до вредоносности демонов и демониц, инкубов и суккубов современности.