Дни тревог - Григорий Никифорович Князев

class="v">           и ОБХСС.

Лишь под вечер, после работы

Вновь увидит его жена,

Просоленного крепким потом,

Прокопченного дочерна.

Пожурит:

              — Опять без обеда?!

Усмехнется он:

                       — Не беда.

И плечами пожмет, непоседа:

Что поделаешь, мол, —

                                    страда!

«Мне порой от бабушки влетало…»

Мне порой от бабушки влетало,

За большие шалости — вдвойне.

Не однажды вица краснотала

Делала прогулочки по мне.

Быстро забывал я день вчерашний,

Вновь шалил во сне и наяву.

Бабушка грозила самым страшным:

— Милиционера позову!

Детство, детство…

                             Годы отзвенели,

Но не позабыт родной очаг.

Прихожу домой теперь в шинели —

Строгие погоны на плечах.

Бабушка меня ласкает взглядом.

Знаю, почему и отчего:

Милиционер-то —

                         вот он! —

                                      рядом

И уже не нужно звать его.

НА КРАСНЫЙ СВЕТ

Ах, милиция, что ты наделала

Над бедовой моей головой!

На углу, возле дома белого,

Встала девушка-постовой

Молодая,

             красивая,

                            гордая!

Я сражен.

               На уме одно:

Вот бы с нею пройтись по городу,

Или, скажем, махнуть в кино,

Или, как там…

                      (читал в романе я):

«Вот вам сердце! Да или нет?»

А она:

          — Гражданин, внимание!

Вы идете

              на красный

                                свет!

Борис Рябинин

«МОЯ МИЛИЦИЯ МЕНЯ БЕРЕЖЕТ»

Хроника дней текущих

Мы часто видим этих людей — в серой шинели, туго перепоясанной ремнем, с погонами на плечах. Сегодня человек в этой шинели и со свистком в руке, остановив движение автомашин, помог нам перейти улицу на шумном перекрестке, вчера навел порядок, когда подгулявшая компания повела себя слишком шумно, а завтра… Кто скажет, что будет завтра! Хочу сказать одно: мы даже не представляем, насколько широк круг обязанностей человека в серой милицейской шинели и как много он для нас делает, он, оберегающий нас от излишних волнений и потерь.

Дядя Миша с площади 1905 года

Говорят, улица полна неожиданностей. Присказка такая… А если это площадь? Большая центральная площадь большого шумного города, через которую, позванивая, непрерывной чередой тянутся трамваи, спешат, торопятся прошмыгнуть автомобили, сотни, тысячи пешеходов, опасливо озираясь и от того нередко забывая взглянуть на светофор, пересекают перекресток…

Коренастая, плотная фигура, заметно округлившаяся за последние годы (седьмой десяток, что ни говори, возраст!), бросается в глаза не сразу, не приметна в потоке машин и людей; вроде бы не видно, а оглянешься — он тут; иногда в эпицентре движения, на горячем «пятачке», погуливает не спеша, поглядывает, планшетка у бока, свисток в руке, цепочка захлестнута вокруг пальцев; а порой стоит, притулившись близ угла, под сенью капителей консерватории и вроде как наблюдает со стороны, но только он никогда не сторонний, не безразличный, от глаза его не ускользает даже самая малость. Мальчишка несется на велосипеде, жмет педали что есть мочи, шельмец, — куда?! Так недолго и под колеса угодить! Тотчас вразумит. Завидел: на другой стороне старушка тычется беспомощно у края тротуара, боится перейти — зашагал к ней, перевел. Иди, бабуся, смелее, не робей.

Зимой было. Он тогда на углу стоял, у кинотеатра «Октябрь». Ребятишки вышли из кино и топчутся, не расходятся. Сбились в кучку, с педагогами, чего-то ждут. Зазябли. Их машина должна везти в интернат, а ее нет. А на улице стужа. Обморозятся. Остановил рейсовый автобус, высадил всех пассажиров, извинился, разумеется. Те, конечно, ворчать: «Жаловаться будем». А он: «Дети-то чьи? Наши». Отправил ребят в автобусе, а потом, на следующем, и всех остальных пассажиров.

Ну, старушки, старички, ребята-несмышленыши, подростки — это что, цветочки. А как командированному бухгалтеру жизнь спас и его репутацию сберег — это да. Приехал тот из Нижних Серег. Заложил крепенько (ох, эти командированные!). Получил 12900 рублей. За деньгами приезжал. И — тю-тю, утерял… наверняка утерял бы, если бы не дядя Миша… (не дядя Миша, а просто ангел-хранитель!). Он стоял тогда на углу улиц Ленина и Максима Горького.

Деньги всю ночь считали. Потом тот, когда проснулся, хватился в отделении «Кто этот милиционер?» — «Он из ГАИ». — «Все равно!» И дает триста рублей. Милицейскому работнику — деньги?! «Товарищ начальник, это взятка?»

…Родом он из села Щучье Воронежской губернии (тогда еще губерния была). С 1908 года. Народного доброго обхождения, народных русских обычаев ему не занимать. Крестьянство, повадки деревенские знает назубок («У нас там по-старинному, по-русски доят, сперва телка подпустят, он пососет, потом доят»). В раннем детстве у кулаков батрачил, пришлось хлебнуть и этого, а потом в комсомол вступил, сам их, мироедов этих, стал «щучить» (его выражение). Член партии с 1940 года. Перед войной служил во внутренних войсках. Когда грянули грозные события, два месяца был в боях под Воронежем, связным у командира роты. Вот тут узнал, почем фунт лиха. Не многие уцелели. Потом пришли сибиряки — полегчало. Часть (остатки) отвели в Балашов на отдых и переформирование, его по состоянию здоровья отослали на Урал. Возил пленных, потом перевели в милицию (в рядах ее тогда народу сильно поубавилось, всех здоровых и сильных призвали в армию), и с 1 сентября 1942 года он безвыездно в Свердловске. Постовым — на улице, на площади, на вокзале. Старшина ГАИ… Михаил Арсентьевич Солодовников, старшина милиции, — «дядя Миша», — да кто его не знает теперь!

Да, официально он постовой, дирижирует уличным движением. По легкому мановению жезла замирают машины, притихает покорно все это железное фыркающее, звякающее, рычащее «поголовье». И все бы, кажется, дела. Но коли на тебе милицейский мундир, разве откажешься помочь пресечь зло, помешать нарушению правопорядка, изловить и наказать преступников — волков среди людей?.

В 1946-м орудовала банда Сашки Решетникова. Двадцатилетний парень сошел с «колеи». Раздобыли военную форму, сам Сашка обрядился майором, его помощник — капитаном. Изображали милиционеров. Вооруженные. Милиция тогда была малочисленная, жулью на руку. Явятся в чью-нибудь квартиру: «Предъявите паспорта», а затем «обыск» и забирают все ценное. Похозяйничают так, набьют карман, после, заметая следы, — в другой город. Но в Свердловске им не повезло.

Задумали ворюги пополнить свой арсенал, жертвой операции избрали Солодовникова. В глухую темень, в час ночи, подбежал к нему парень, слова толком выговорить не может, трясется от страху, изобразил здорово, говорит, возле кинотеатра «Октябрь» стреляли в него. Показал, кто стрелял.