Первый из первых или Дорога с Лысой горы - Виктор Куликов

Мастер встрепенулся. Казалось, он в огне увидел себя и Маргариту Николавну. Бок о бок и рука в руке.

— Я обещаю, вы вернетесь в свой домик с вьющимся виноградом и окнами венецианскими. Свечи будут по вечерам вас радовать своим…

— Что вы за это хотите? — не дослушал Мастер.

— Мессир состроил мину пренебрежительную и так сказал, как будто сам стеснялся того, что предлагал: — Совсем простую вещь и между прочим для вас полезную…

— Давайте ближе к делу!

— Я для начала хочу сказать, что финал истории, которую вы тут сочиняете, давно известен. Его исправить, изменить никто не может. В том числе и вы. Не можете! Как ни пытайтесь, — он рассмеялся, словно был чрезвычайно рад бессилью Мастера что-либо изменить. — Тогда… зачем пытаться? К чему вам попусту терять здоровье, время… любимую, в конце концов?!

— Еще короче можно? — мрачнея воскликнул Мастер.

С усмешкой змея мессир сказал:

— Короче, я предлагаю все вернуть назад. И всех. Вас с Маргаритой Николавнои я, в частности, верну в ваш дом… Но вы для этого должны от авторства романа отказаться. Отдайте мне его!.. Сражаться с этим миром, терпеть утраты, пораженья привычней мне. Таков уж мой удел. А вам… Вы пишете сонеты?

— Пишу, — ответил Мастер непроизвольно.

— А вам куда как больше подходит жизнь спокойная, размеренная. По вечерам при свечах вы будете читать сонеты, и Маргарита Николавна будет говорить, что ваши сонеты гениальны…

— Нет!

Мессир вздохнул и с видом человека, чьи опасенья худшие вдруг оправдались, заметил:

— Я так и знал…

— Зачем тогда мне это предлагали?

— Я так и знал, что никогда вы Маргариту Николаевну по-настоящему-то не любили!

Но Мастер только улыбнулся:

— Мессир! Ну что вы в самом деле! К чему лукавство детское? Зачем хитрить? Мы с вами не первый день, не первый год знакомы. И оба понимаем смысл слов друг друга. Поэтому не надо!

— Не надо чего?

— Поймите, я так заинтересовался, поскольку вдруг решил, вы что-то придумали оригинальное. А вы…

— Что я? — невозмутимо уточнил мессир.

— А вы все о своем!.. Увы, но должен разочаровать. Душой я не торгую, — закончил Мастер строго.

Мессир расхохотался как от хорошей шутки:

— Какой душою вы не торгуете? Откуда ей быть у вас? Ох, позабавили!.. Не надо обольщаться, мой милый. Свою так называемую душу вы мне отдали. Добровольно. Давным-давно. Почти задаром… Иначе сидели бы по-прежнему в больнице, а ваш роман о Понтии Пилате из пепла не восстал… За все на свете надобно платить. Добру иль Злу, но — надо!

— Да-а-а, вы умеете сплетать из мягких слов стальные кружева!.. Но мы уж слишком давно знакомы, чтоб я поверил вам. Я знаю, что, владея моей душой, вы разговор вели бы по-иному. Вы в рассужденья бы не пускались и не просили ни о чем!.. И больше скажу. Будь продан вам душою, я бы и строчки написать не смог. Кто вам принадлежит, тот пишет лишь доносы!.. И давайте закончим этот разговор. Мне надо работать. Не отвлекайте больше!

— А Маргарита Николавна? Ее судьба вам безразлична?

Мастер повернулся резко к мессиру:

— У Маргариты Николавны своя судьба! — голос стал острее скальпеля. — Она вас не касается!

— Конечно! Она касается лишь вас. Вы позаботитесь о Маргарите Николавне со всей любовью. Не правда ли? — гудел мессир с ехидством.

От неприятного волненья, охолодившего внезапно грудь, с запалом юноши обиженного Мастер воскликнул:

— Да! Позабочусь!

Мессир согласно покивал и странно заблистал глазами:

— Чудесно. Я не сомневаюсь в вас, Уж вы-то позаботитесь. Конечно. Вы дело знаете свое. Но… спросить позвольте. Вы помните, как распорядились судьбою Анны? Куда послали Ксану? Уже забыли? Нет?.. Иль судьбы их вам безразличны? Нет, не поверю!.. А если так, и вам они не безразличны, то разрешите вас поздравить! Вы сделали в сюжете поворот, достойный гения, доверьтесь мне на слово. Одну из героинь своих отправили в постель с легатом. Другую — чистую, наивную девчушку — отдали Антонию в объятья, мерзавцу из мерзавцев. Великолепно, бра-во! Вы поднялись в моих глазах… Но дальше что? Вы правила игры установили, по которым… Хотите, я скажу, что дальше быть должно?

— Увольте! Не хочу…

— Да нет уж, не уволю! Здесь вам не жилдортрест. Я заявлений «по собственному» не принимаю… Так вот, по правилам интриги, которую вы сами закрутили, в романе, дальше, с Маргаритой Николавнои вы нам устроите такое… Не надо возражать! Мы больше в бирюльки не играем… Коль авторство романа вы мне не отдаете, то сами его и завершайте! А завершить его возможно только драмой. Трагедией! Каким-нибудь кошмаром, в котором Маргарита Николавна станет одним из главных действующих лиц… Я понимаю ваши чувства. Но, милый мой, ваш выбор невелик: иль отступить, или писать, как гений. Своим сердечным интересам вопреки!.. Придумать Маргарите Николавне, допустим, смертельную любовь с Афранием. Но, впрочем, я не советчик вам. Пишите так, чтоб самому себе как лезвием по венам. А не хотите, так я готов помочь…

— Уйдите, — сказал сквозь зубы Мастер.

Он весь дрожал и был лицом как мел.

Мессир поднялся:

— Уйти? Пожалуйста!.. Но знайте, что если я уйду, никто другой не согласится взять на себя ваш груз. Кому захочется за вас стать автором романа, где столько крови и драм?

— Уйдите прочь!

— Прекрасно. Вам надо все обдумать… А как решитесь, я буду тут как тут, — и после этих слов мессир расплылся. Как туман над речкой от утреннего ветерка.

А Мастер, набегавшись по темной зале, где скрипки все так же жалобно, скуляще вспоминали о странностях любви, о подлости, коварстве и изменах, упал на стул, схватил перо, и на бумаге набухла ночь в Гумире.

Скрипучая калитка из сострадания открылась тихо. И звезды из последних сил светили беглецам, чтоб не споткнулись. Как призраки они выскальзывали за калитку и, затаив дыханье, устремлялись туда, где степь сливалась с небом.

— Быстрее же, быстрее! — их подгоняла Маргарита Николавна, шагая рядом с Вар-Равваном. Всех позади. И то и дело оглядываясь.

Беглецы спешили как могли. Первым шел Симеон, который лучше других знал местность. А Петр Франия почти нес. Зелей трусил короткими шажками, Сиким пригнулся чуть не до земли. Лука кряхтел. Он самым старшим был. И всех медлительней в движеньях. Когда прошли последний двор, Петр прохрипел:

— Сворачивай с дороги! Нам надо идти на север, к Ершалаиму. Кто догадается, что мы пошли туда?

— А может быть, мы разойдемся по одному? — прокашлял запыхавшийся Лука. — Вы помните сегодняшнее утро? Зачем ошибку повторять? Все вместе мы далеко отсюда не уйдем!