Велимир Хлебников - София Старкина

Борис Слуцкий откликнулся на перезахоронение Хлебникова такими стихами:

Нет, покуда я живу,Сколько жить еще ни буду,Возвращения в МосквуХлебниковаНе забуду:Праха — в землю,Звука — в речь.Буду в памяти беречь.

Впрочем, сам Хлебников к смерти относился с философским спокойствием. Открытые им «законы времени» позволяли «смотреть на смерть как на временное купание в волнах небытия». В 1922 году, уже, вероятно, предчувствуя близкую кончину, он написал о своих будущих ощущениях: «Я умер и засмеялся. Просто большое стало малым, малое большим. Просто во всех членах уравнения бытия знак „да“ заменился знаком „нет“. Таинственная нить уводила меня в мир бытия, и я узнавал вселенную внутри моего кровяного шарика. Я узнавал главное ядро своей мысли как величественное небо, в котором я нахожусь… И я понял, что всё остается по-старому, но только я смотрю на мир против течения».

Так завершились земные странствия поэта.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Через два дня после похорон, 1 июля 1922 года, за Хлебниковым из Москвы приехали С. Исаков, художник Н. Пеленкин и врач, чтобы везти его в Москву в больницу. Оказывается, москвичи только из писем Пунина узнали о болезни Велимира, а письма Митурича до них так и не дошли. Городецкий, как и Пунин, тоже постарался сделать все, что мог. Распоряжением Троцкого была приготовлена специальная палата в больнице, собраны деньги. Литерный поезд должен был специально остановиться на станции Боровенка, чтобы забрать больного. Художники также привезли в Санталово только что напечатанную книгу «Зангези», чтобы порадовать автора. Но Хлебников к тому времени уже был в могиле. В тот же день московские гости уехали, увозя с собой записи Митурича о его болезни и смерти и рисунок с умирающего Хлебникова.

Узнав о смерти Велимира Хлебникова, и в Москве, и в Петрограде друзья решили отдать дань памяти умершему товарищу. Появились некрологи за подписью Маяковского, Городецкого, других людей, знавших поэта. Даже такой непримиримый литературный противник Хлебникова, как Валерий Брюсов, откликнулся на его смерть стихотворением «Взводень звонов». На выставке «Обзор новых течений искусства» в петроградском Музее художественной культуры Татлин устроил отдел «памяти Хлебникова». Там были выставлены огромные плоскости, закрашенные в черный цвет, и на них написано: «Хлебников. Умер 28 июня 1922 года». Это производило сильное впечатление на посетителей.

Несмотря на то что «законы времени» и практически все поздние вещи Хлебникова оставались в рукописях, стараниями Митурича они стали известны друзьям. Кроме того, уже была опубликована сверхповесть «Зангези», поэтому можно было начать осмысление сделанного Хлебниковым. В сентябре 1922 года одно из своих заседаний посвящает Хлебникову Вольфила (Вольная философская ассоциация), действовавшая в Петрограде с 1919 года. Николай Пунин прочел в Вольфиле доклад на тему «Хлебников и государство времени. Время — мера мира», а Лев Аренс — «Хлебников и будетляне». Второй доклад вскоре был опубликован в журнале «Книга и революция».

И Пунин, и Аренс говорили о гениальных прозрениях Хлебникова, о том, что его идеи можно поставить в один ряд с открытиями Эйнштейна и Минковского, что идеи Хлебникова непонятны потому, что они смелые, слишком смелые, и только со временем человечество оценит их по заслугам. Теперь друзья не боялись сравнивать Хлебникова с выдающимися мыслителями. «Уверенность в преодолении смерти сближает Хлебникова с Бергсоном и Федоровым», — писал Аренс.

В Москве, а затем в Петрограде состоялась выставка работ Петра Митурича «Памяти Хлебникова». Митурич показал работы санталовского цикла, «пространственную азбуку» и свои иллюстрации к произведениям Хлебникова. Статью о Хлебникове и об этой выставке опубликовал тогда же художник Николай Лапшин. Он вспоминает строки Хлебникова:

Люди изумленно изменяли лица,Когда я падал у зари.Одни просили удалиться,А те молили: «Озари!»

(«Гонимый — кем, почем я знаю?..»)

Лапшин пишет: «И Хлебников удалился — умер, умер от истощения и голода, оставил свое дело незавершенным, но путь — показал, „озарил“ тех, кто мучился в бездорожье и смутно чувствовал какую-то другую правду, чем та, которой мы живем сейчас».

Старый друг Хлебникова Владимир Татлин к первой годовщине со дня смерти поэта осуществил постановку «Зангези» в Музее художественной культуры в Петрограде. Сам Татлин являлся и режиссером, и художником, и исполнителем главной роли в спектакле. Хотя спектакль большого успеха у публики не имел, дело Хлебникова таким образом продолжалось, друзья не позволяли предавать забвению его имя. С каждым годом делать это было все труднее и труднее. В стране «победившего социализма» «законы времени» и проповеди Зангези были не нужны. Хлебников оставался в глазах многих чудаком, бормотавшим непонятные слова на заумном языке и таскавшим в наволочке свои рукописи.

Горьким предостережением потомкам звучат строки Хлебникова, написанные им незадолго до смерти. В них поэт говорит не только о своей судьбе, но и о судьбе каждого творца, не понятого и не признанного современниками:

Еще раз, еще раз,Я для васЗвезда.Горе моряку, взявшемуНеверный угол своей ладьиИ звезды:Он разобьется о камни,О подводные мели.Горе и вам, взявшимНеверный угол сердца ко мне:Вы разобьетесь о камни,И камни будут надсмехатьсяНад вами,Как вы надсмехалисьНадо мной.

(«Еще раз, еще раз…»)

И все же мы закончим рассказ о Хлебникове не этими строками, а иными — его стихотворением тоже о смерти, или, скорее, о бренности нашего мира, но в то же время — о разумности, целесообразности, взаимосвязанности и в конечном счете — о торжестве бытия:

Когда умирают кони — дышат,Когда умирают травы — сохнут,Когда умирают солнца — они гаснут,Когда умирают люди — поют песни.

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА В. В. ХЛЕБНИКОВА

1885, 28 октября[132] — в улусной ставке Малодербетовского улуса (Калмыкия) в семье попечителя улуса Владимира Алексеевича Хлебникова и его жены Екатерины Николаевны (урожденной Вербицкой) родился сын Виктор, третий ребенок в семье (в 1883-м родилась Екатерина, в 1884-м — Борис).