Третий Георг - Виктория Холт

Вся эта сцена подействовала весьма угнетающе на присутствующих.

Одна из фрейлин предложила, чтобы король и королева эту ночь провели в отдельных комнатах, и тогда, сказала она, ему никто не будет мешать отдыхать.

– Что?! Отдельно от королевы?! – вскричал он. – Меня нельзя разлучать с королевой.

Порешили на том, что королева будет спать в комнате, смежной с его спальней, чтобы быть рядом с ним. А он все продолжал просить королеву не разговаривать с ним и не позволял ей оставить его. Было уже далеко за полночь, когда он ушел от нее. Королева лежала в постели, уставившись в потолок, и повторяла про себя: «Что дальше? Что с нами будет?»

В спальню королевы вошла одинокая фигура с зажженной свечей в руках.

Король раздвинул полог кровати, и Шарлотта, впервые за эту ужасную ночь немного задремавшая, сразу же проснулась. Увидев его безумные глаза, она оцепенела от ужаса. Зажженная свеча дрожала в его руке, и Шарлотта решила, что он собирается поджечь полог кровати и убить ее.

Она готова была соскочить с кровати, но Георг спокойно произнес:

– Так ты здесь, Шарлотта. А я подумал, что они хотели разлучить нас.

– Я здесь, – ответила она, – и останусь с тобой до тех пор, пока буду нужна тебе.

Он тихо заплакал, слезы капали на его ночную сорочку.

– Милая моя Шарлотта, – сказал он. – Наш брак был хорошим. Ведь, правда, хорошим, Шарлотта?

Он не ушел и продолжал, не умолкая, говорить. Шарлотта не осмеливалась шевельнуться, боясь, что его доброе настроение обернется неистовой яростью. Прошло полчаса, прежде чем слуги короля услышали разговор и явились, чтобы забрать и уложить его в постель.

Дворец погрузился в тревожную тишину. Фрейлины королевы лежали в своих постелях без сна. Всем им стало ясно, что король сошел с ума, и этого уже нельзя было отрицать.

В шесть часов утра Фанни Берни, больше не в силах оставаться в неведении в своей комнате, поднялась с постели, поспешно оделась и вышла в продуваемые сквозняком коридоры.

Пажи тоже не спали. Все напряженно ждали, что теперь будет.

Ничего не узнав, Фанни возвратилась в свою комнату; ее била дрожь, но не потому, что в коридорах дворца всегда было холодно. Говорили, что там гуляет такой ветер, которого достаточно, чтобы надуть паруса военного корабля.

Прошло совсем немного времени, как вдруг Фанни получила вызов от королевы. Она быстро направилась к ней в спальню и увидела ее там сидящей на постели, бледную и испуганную.

– А, мисс Берни, – промолвила Шарлотта, – как вы себя чувствуете сегодня?

Фанни была так взволнована, что не сдержала слезы. К ее удивлению, королева тоже заплакала.

Несколько минут они обе безудержно рыдали, а потом королева проговорила:

– Спасибо вам, мисс Берни. Вы заставили меня заплакать. Мне стало значительно легче. Всю эту долгую ночь я хотела выплакаться, но у меня ничего не получалось. Теперь мне лучше. Думаю, что смогу встать.

Пока королева занималась своим туалетом, они слышали как в соседней комнате беспрерывно говорил король. Начался еще один ужасный день.

Теперь уже нельзя было надеяться, что удастся скрыть факт помешательства короля.

Вся страна говорила об этом и гадала, чем все кончится.

Наверное, придется установить регентство. Короля заменит его сын.

Питт пытался ограничить регентство, а Фокс и Шердан делали все, чтобы принц Уэльский получил в свои руки полную власть. Врачи тем временем спорили по поводу методов лечения короля. Из Виндзора его переправили в Кью, ему не разрешали самому бриться или пользоваться ножом за едой. Однажды Георг даже попытался выброситься из окна. Потом он погрузился в молитвы и в разговоры о религии. Порой на него приходилось одевать смирительную рубашку. Пригласили модного врача, доктора Уоррена. Говорили, что он – один из друзей принца Уэльского и служит его целям. Король невзлюбил Уоррена, а королева просто боялась его. Боялась она и короля.

Король вдруг начал говорить о женщинах, казалось, что мысли о них не давали ему покоя. Прожив такую достойную уважения жизнь, теперь он словно погрузился в эротические видения.

– А, это ты увел у меня Сару! – крикнул он как-то безобидному лакею. – Я знаю, это был ты, а? Что?

Лакей, опасаясь за свою жизнь, постарался поскорей исчезнуть с его глаз.

Но вместе с одержимостью короля, мечтами о женщинах, болезнь вступила в новую стадию. Теперь у короля бывали периоды просветления. В такие моменты он понимал, что болен, знал характер своего заболевания, и это очень огорчало его.

Но периоды просветления вновь сменялись замутнением разума. Как-то раз он встретил Элизабет Пемброук, и в его мыслях, над которыми он потерял контроль, всплыли фантазии многих лет. Он вообразил, что развелся с Шарлоттой и женился на Элизабет. Обращаясь к этой даме, он называл ее королевой Елизаветой и даже пытался ухаживать за ней.

Разрушились все барьеры, которые он сам себе установил. Он превратился в того, кем бы был, если бы не подавлял в себе все свои желания.

Король постоянно думал о женщинах… женщинах… женщинах.

Вновь наступило прояснение, но Элизабет не выходила у него из головы. Он понимал, что женат на Шарлотте, некрасивой, не вызывавшей у него никаких чувств Шарлотте, которая, тем не менее, родила ему пятнадцать детей. А он хотел быть с Элизабет.

Поймав Элизабет в коридоре, он заявил ей, что она должна стать его любовницей. Пусть назовет ему все, чего хочет – и все это будет у нее.

Элизабет пыталась осторожно и мягко направить разговор в другое русло.

Здоровье короля явно улучшалось. Периоды просветления стали более частыми и длинными.

Король поправится, говорили его друзья.

Три врача подписали бюллетень, в котором утверждалось, что король полностью выздоровел после своей болезни.

И вот король вернулся на свой трон. Болезнь снова сделала его популярным. Люди стремились показать ему, что рады выздоровлению своего короля. Лондонский Сити сверкал огнями вплоть до самого Тутинга; от Гринвича до Кенгсингтона повсюду зажигались огни.

Все распевали «Боже, храни короля», и эти же слова были вышиты золотом на беретах у женщин, работавших в Уайтс-клабе. В соборе Святого Павла состоялись благодарственные богослужения. Веселье царило повсюду.

Для восстановления сил король должен был отправиться в Уэймут, который решил перещеголять Лондон в приеме, оказываемом королю.

Городок был освещен вдоль и поперек, через каждые несколько метров стояли группы музыкантов и громко трубили гимн «Боже, храни короля».

Всем хотелось показать Георгу, как они рады, что он вновь здоров. У купающихся на пляже на головах тоже были шапочки с надписью «Боже, храни короля», а когда Георг пришел на пляж, чтобы искупаться в море, какая-то группа музыкантов заиграла национальный гимн.