Sindroma unicuma. Книга 2. - Блэки Хол

А ведь Альрик сам сказал, что я оказалась спасеньем от прилипчивых родственников, жаждущих женить его на первой попавшейся девице, - подумала с обидой и отвернулась к окну, чтобы мужчина не разглядел лица. Бесполезно прятаться, расстроенная физиономия отлично проецируется в окне. Вот вам первый срыв в плане. Профессор отказался давать обет и хочет подстраховаться. Логично, и мне придется играть по его правилам.

- Согласна, - повернулась я к Альрику.

- Прекрасно, - заключил он по-деловому. - Совместим клятвопожатие по сделке с обетом. Поскольку сегодня новолуние и день наименьшей активности волн, для пущей уверенности приму от вас обет на крови.

- На крови? - переспросила я, решив, что ослышалась.

- Не волнуйтесь, Эва Карловна, обойдемся без кровавых жертвоприношений и вскрытых вен. В новолуние, как вы можете помнить, обещания и клятвы имеют наименьшую силу, и при умелом подходе можно уклониться от их выполнения.

- Но я не смогу! - воскликнула, возмутившись наветом. Мало того, что у меня нет ума и способностей, а как ни скрывайся, рано или поздно обязательства найдут любого клятвоотступника, и тому немало подтверждений. В истории висорики приобрел легендарную известность аферист мирового масштаба Венька Золотой зуб, который заключал сделки в безлунные дни, а потом сматывался, не выполнив условия договора. Его хитрости и таланта хватило на восемь лет пряток, прежде чем он в одно мгновение сошел с ума и стал овощем. Психика Веньки не выдержала накатившего возмездия за десятки обманутых людей. По сравнению с гением аферы я - ноль без палочки.

- Как знать, - заметил философски профессор. - Итак, вы согласны?

Колебания были недолгими.

- Хорошо, - согласилась я ослабевшим голосом и опустилась на соседний табурет.

Мужчина достал из шкафчика фужер, плеснул в него вина, и, макая палец в спиртное, вывел на столе сложную квадрограмму, именуемую печатью обета. Затем Альрик ушел из кухни, и пока он отсутствовал, я встревоженно егозила на табурете. Перспектива кровопролития замкнула в голове клеммы, отпуская поводья страха. Вдруг профессор потребует отрезать палец или ухо?

Появившись в проеме, мужчина положил на стол небольшой футляр и флакончик с прозрачной жидкостью.

- Это спирт для стерилизации. Эва Карловна, вы побледнели. Не волнуйтесь, на моей и вашей ладонях будут сделаны неглубокие надрезы, которые затронут поверхностные капилляры. Порез быстро заживет, и через день-два вы не вспомните о нем.

Я судорожно вздохнула.

- Вы можете отказаться, - предложил Альрик.

- Нет времени. Соглашаюсь на ваше условие.

- Неужели безвыходная ситуация?

- Да.

- Помните шаблон обета на новолатинском?

- Приблизительно, - нервным движением я отбросила мешающую челку назад.

- Для верности напишу на бумаге.

Мужчина исчез из кухни, и опять потекли томительные минуты ожидания. Появился он с листком, исписанным убористым почерком.

- Держите.

Я приняла бумагу дрожащими пальцами. Альрик тщательно вымыл руки в своей любимой раковине, вернулся к столу и, открыв футляр, вынул с бархатного ложа небольшой ножичек с заточенной головкой. Скальпель!

11.3

Взгляд заметался по столу между печатью рун. В моей памяти всплыли обрывки знаний из курса символистики: прямые линии проводить справа налево и ни в коем случае наоборот, больше пяти символов в одну руну не соединять, волны связывать в нечетном количестве.

Много лет назад один ученый-висорик обнаружил описание ритуала обета в древнем трактате о ведьмах, пылившемся в хранилище рукописей некоего монастыря. Неожиданная находка оказалась манной небесной для маниакально настроенных ученых, у которых руки и прочие органы чесались до сенсационных открытий. Не прошло и года, как правила обряда перевели на сухой язык обоснованных символов и формул, отчего сила церемонии возросла неимоверно, подпитываясь энергией невидимых волн. Необходимость в жертвоприношениях отпала, а ритуал стал цивилизованным и культурно прилизанным. И теперь, по вине близоруких очкариков, охочих до научной славы и известности, я сидела на кухне напротив самого привлекательного мужчины на свете и, оцепенев, наблюдала за приготовлениями. Красноватые разводы на столе, сплетенные в знаки, выглядели зловеще в электрическом свете, напоминая о том, что скоро прольются реки чьей-то крови. Я поежилась.

Альрик объяснил, одновременно растирая свою ладонь ваткой, пропитанной в спирте:

- Жидкость не высыхает, потому что на символах завязаны волны, которые гасят энергию испарения в стремлении высвободиться. Теперь ваша очередь, - обхватил мое запястье и энергично освежил влажной ваткой полигон для дачи обета. - Не сжимайте.

Руку-то я не сожму, зато внутри всё сжалось и сморщилось до размеров усохшего огрызка. Неизбежность предстала во всей красе: назад пути нет, и профессор пойдет до конца - нацедит трехлитровую банку моей кровушки и выпьет до дна, а потом утрет красные усищи и отвалится как сытый клещ.

Пока фантазии заворачивалась слоями темных извращений, Альрик взял скальпель и безжалостно провел по своей ладони. Словно загипнотизированная, я смотрела, как темно-красные капли окропили столешницу. Не дав опомниться, мужчина молниеносно провел острым лезвием по моей раскрытой кисти, и прежде чем рука рефлекторно дернулась назад, крепко схватил, ладонь к ладони, чтобы наша кровь смешалась.

- Слова обета, - напомнил, удерживая рванувшуюся лапку. - Проговаривайте четко, иначе придется полосовать повторно.

Сглотнув, я начала читать слабым голосом, стараясь не отвлекаться на острую боль:

-Ego ad propitus anime et sin violenti voto faciri non in sensos, at in exhiberos: neve dicti, neve acti non gestari secretum nigeri tridensa et ommes, quido cum contensus. Sic adipisci egi invitabilu mut ultra violari faciro.*

Дочитала, и хватка профессорской руки чуть ослабла. Альрик неуловимо улыбнулся, явно довольный сделкой. Еще бы не радоваться: он и денежки получит в случае удачного исхода дела, и тайну сохранит, а мне теперь нужно молиться, чтобы первый пожизненный обет оказался успешным, и о "трезубце" упоминалось только в мыслях.

Разомкнув объятие рук, мужчина обмазал палец кровью с ладони, вывел в центре квадрограммы руну, закрывшую печать обета, и тут же занялся обработкой порезов. Видимо, из-за того, что сила пожатия оказалась велика, моя рана практически не кровоточила. Почему-то вспомнился вечер в машине Мэла, когда из крохотной царапины кровища текла безостановочной струей.

Пошевелив пальцами, чтобы прогнать онемение, я зашипела, когда профессор протер порез спиртом, удерживая трепыхнувшуюся руку.

- Необходимо, чтобы зажил самостоятельно без стимуляции и обезболивания, - сказал, умело перебинтовывая мою лапку и не обращая внимания на свою посеченную ладонь.