По ту сторону фронта - Антон Бринский

Радист надел наушники, настроился на Москву и вдруг, словно его током прошило, диким голосом завопил, размахивая руками:

— Сюда! Сюда! Идите!.. Наступление!.. Наступают!.. Прорвали фронт!..

Мы не сразу поняли, в чем дело, а когда спохватились, когда я подошел и взял один из наушников, оказалось, что добрая половина передачи прошла.

— …Более четырнадцати тысяч трупов солдат и офицеров, — говорил диктор. А потом пошло перечисление командиров отличившихся частей.

— Что же это? Где? — спросил я у радиста.

— На Волге.

— А подробнее? На каких направлениях?

Он смущенно молчал.

— Э-эх! — рассердился я. — Теперь не снимай наушников. Должны повторить.

И он не меньше часу просидел около рации, сосредоточенно глядя на свои кнопки, прикасаясь к ним время от времени и поправляя наушники. Не знаю, что он слышал, но мы тоже не отлучались никуда и, не спуская с него глаз, по лицу видели, что передают не то. Теперь ему не пришлось махать руками — мы сами заметили, как он встрепенулся.

— Начали? — спросил кто-то полушепотом.

— Сейчас будут, — ответил радист.

Все сгрудились вокруг.

— Товарищ командир, вы записывать будете?..

— Говорите вслух. Там передают, а вы повторяйте. Мы запишем.

И несколько человек вынули блокноты.

— Тише! Слушайте! «В последний час. Успешное наступление…»

Давно мы ждали эту минуту, мечтали о ней в самое тяжелое время, в самых глухих, позабытых людьми местах. И теперь с каким вниманием слушают партизаны, с каким торжеством повторяю я слова:

«…Прорвав оборонительную линию противника на протяжении тридцати километров на северо-западе (в районе Серафимович), а на юге от Сталинграда — протяжением в двадцать километров, наши войска за три дня напряженных боев, преодолевая сопротивление противника, продвинулись за шестьдесят-семьдесят километров. Нашими войсками занят город Калач на восточном берегу Дона, станция Кривомузгинская (Советск), станция и город Абганерово. Таким образом, обе железные дороги, снабжающие войска противника, расположенные восточнее Дона, оказались перерезанными…»

— Здорово! Пошли наши! — восторженно шепчет кто-то рядом.

Да, это не «бои в районе» и не случайная удача. Инициатива в наших руках. Немцы отрезаны. За три дня 13 000 пленных, 360 орудий, 14 000 убитых. И наступление продолжается. И то ли еще будет!

Потом диктор читал передовую «Правды», которая сообщала о боях под Сталинградом, предшествовавших наступлению Советской Армии:

«Гитлеровские разбойники рассчитывали задавить Сталинград танками, но за два месяца боев потеряли у стен города восемьсот своих стальных машин. Немцы хотели проложить дорогу в Сталинград бомбами, но за два месяца потеряли в приволжских степях свыше тысячи самолетов. Немцы хотели своими дивизиями сбросить в Волгу защитников Сталинграда, но за два месяца уложили навсегда в землю свыше 100 000 своих солдат и офицеров».

— Эх, сколько! — не выдержал Дмитриев. — Получили русскую землю!

— Тише!

«Мы можем и должны очистить советскую землю от гитлеровской нечисти», — читает диктор, делая особый упор на эти слова. И я повторяю за ним.

— Мы можем и должны! — шепчут рядом.

— Можем и должны! — говорит кто-то почти вслух.

А диктор заканчивает:

— Будет и на нашей улице праздник!

— Будет? Нет, он уже есть!

— Ура! — выкрикивает Есенков.

— Ура! — подхватывают десятки голосов.

— Тише! Чего вы расшумелись? — останавливаю я, но и мне самому хочется крикнуть во все легкие что-то необычайно хорошее, чтобы до серых осенних туч долетели слова, чтобы болота и перелески Белоруссии далеко понесли эхо. Хочется запеть, позабыв и про усталость, и про погоду, и про врагов, которые, может быть, ждут нас где-нибудь недалеко, может быть, крадутся по нашим следам.

…Партизаны сидят у костров, примостившись кто на чем — на пеньке, на груде валежника, на стволе поваленного дерева. Дремлют, не выпуская из рук оружия. Один обнимает винтовку, другой прижался щекой к холодному стволу автомата. Усталость берет свое…

Возвратился Анищенко и доложил, что баран куплен. Крывышко занялся стряпней — обед будет. Будет. А пока необходимо позавтракать. Всей группой отправились в деревню. В хате, куда я зашел с несколькими товарищами, хозяйка сразу засуетилась вокруг стола. Появилась миска сметаны с творогом, хлеб, картошка.

— Садитесь, не побрезгуйте! Чем богаты…

— Это, как по-заказу, для меня. Люблю.

Хозяева, хотя и знали уже от Анищенко о начавшемся наступлении, снова попросили рассказать о нем — точнее, подробнее, полнее. Хозяйка вздыхала.

— Ой, какая радость!.. Поскорее бы!.. До чего тяжело жить в неволе!..

Тут же за столом я начал и деловой разговор:

— Надо бы вызвать секретаря сельуправы, собрать людей.

— А не опасно будет? — спросил хозяин. — Ведь к нам немцы заглядывают.

— Ничего. Мы выставим охрану.

Хозяин сходил за секретарем сельуправы, с которым уже раньше связан был сазоновский командир группы Сидельников, сопровождавший нас в этом походе. Я рассказал ему о наших планах — создать в Вйльче специальную группу, на обязанности которой лежало бы переправлять наших связных через Припять и через линию железной дороги Пинск — Калинковичи. Он согласился помочь, тут же наметили людей и через каких-нибудь сорок минут собрали их в хате. Я рассказал им, в чем дело, подробно объяснил задачу и сообщил пароль. Группа была создана.

А когда после этого короткого совещания я вышел на улицу, по деревне только и разговору было, что о наступлении — под Сталинградом. Как в праздничный день, люди ходили по улице, собирались группами, поздравляли друг друга.

Подошло время обеда. Крывышко постарался — приготовил два блюда, и неплохо приготовил. И обедали бойцы не по-партизански, а как полагается хорошему семьянину: за столами в теплых хатах. И настроение было праздничное после победы.

— Хорошо! Лучше я от самого Челябинска не едал, — заявил Есенков, уверенный, как и многие другие, что у него на родине все — самое лучшее.

Но в середине обеда, только было начали подавать второе, на улице раздался испуганный крик одного крестьянина:

— Товарищи, вас окружают немцы!

Все выскочили наружу, побросав и ложки, и миски. Никто нас не окружал, но фашисты действительно показались недалеко от околицы. Незаметно, огородами, провел я партизан на другую окраину деревни, и там около самой лесной опушки, у каких-то колхозных построек, хорошо замаскировавшись, заняли мы оборону. В промежутках между домами нам было видно, что враги дошли до околицы, задержались там недолго, затем изменили направление и дальней улицей покинули деревню. После выяснилось, что они только спросили кого-то из крестьян: «Партизаны есть?» — «Есть», — ответил тот. И немцы не посмели остаться.