100 знаменитых художников XIX-XX вв. - Ирина Рудычева

Действительно, этот «зловредный художник» был обаятельным, полным такта, хорошо воспитанным светским человеком, подлинным джентльменом с привлекательной наружностью, доброй улыбкой и отзывчивой душой. Мане всегда признавал чужой талант и никогда не призывал ни уничтожить старую живопись, ни создать новую. Он только хотел, чтобы его принимали таким, каков он есть, и не заставляли быть другим. Пытаясь укрыться от нападок, Мане уехал в Испанию и там, в музеях Мадрида, открыл для себя творчество Гойи и Эль Греко, в подражании которым его потом обвиняли. Но оставаться долго за границей художник не мог, он был истинным парижанином и чувствовал себя хорошо только в Париже.

Вскоре, огорченный неудачами, Мане меняет свои привычки. Он все реже посещает встречи художников, совершая вместо этого бесцельные прогулки по городу, а свободное от работы в мастерской время проводит со своей женой, красивой и доброй Сюзанной Ленхоф. Эдуард познакомился с этой голландской пианисткой, чей талант отмечал Ф. Лист, еще в 1852 г., когда она давала уроки музыки в доме его родителей. В том же году она родила сына Леона Коэла Ленхофа, и Эдуард стал его крестным отцом. Возможно, он был его родным сыном, но они договорились называть его младшим братом Сюзанны. Мальчик воспитывался в семье художника. 28 октября 1863 г. Эдуард и Сюзанна обвенчались в голландском городке Зальт-Боммель. Это был прекрасный союз двух талантливых людей, освященный любовью и верностью. Художник запечатлел свою жену и сына на картинах «М-м Мане за роялем» (1867 г.), «Чтение», «Завтрак в мастерской» (обе в 1868 г.), «Мальчик со шпагой» (1861 г.), «На пляже в Берке» (1874 г.). Добрые отношения в семье помогали Мане пережить долгий период непонимания и нападок, продолжавшийся почти до конца его творческой жизни.

Художник оказался творцом-одиночкой, так как до конца не принадлежал ни к одному стилю. На его защиту встали лишь не менее гонимые импрессионисты, считавшие Мане своим идейным вождем, и Э. Золя, чьи прекрасные статьи и письма утешали Эдуарда: «Вы мыслите иначе, чем все эти люди, Вы творите, как Вам подсказывает Ваше сердце и Ваша плоть. Вы – личность, которая проявляет себя открыто. Вашим полотнам нет места среди пошлой и сентиментальной мазни современных мастеров… Судьба уготовила будущее место в Лувре для «Олимпии» и для "Завтрака на траве"».

Но в 1867 г., боясь отказа жюри Всемирной выставки, Мане открыл на свои средства выставку возле моста Альма в деревянном бараке, где представил 50 своих полотен. «Если творчество становится битвой, то она должна вестись на равных условиях, т. е. я – художник – должен иметь возможность показать, что мною сделано», – писал он в предисловии к каталогу. Художник показал публике все свои лучшие работы, начиная от копий Тициана и Веласкеса и заканчивая только что написанной картиной «Расстрел императора Максимилиана» (последняя была снята с выставки, а тираж литографий с нее и камень конфисковала полиция). Подводя итог десятилетнего труда, Мане предстал на этой выставке универсальным живописцем: автором картин на библейские сюжеты («Христос и ангелы», «Христос, оскорбляемый стражей»), на темы современной истории («Бой «Кирседжа» и «Алабамы»), на бытовые темы; как мастер портретной живописи («Читающий», «Философ», «Флейтист»), многочисленных морских пейзажей и первоклассных натюрмортов; как смелый экспериментатор и человек, влюбленный в красоту реального мира и передающий ее с удивительной утонченностью, смелостью и точностью. Но надежды, что публика оценит его яркий темперамент, простое и искреннее толкование действительности, оказались тщетны, зритель был еще не готов к восприятию реальных сюжетов.

Друзья-художники Э. Дега, К. Моне, О. Ренуар, А. Сислей, Ф. Базиль, П. Сезанн, Фантен-Латур признали его главой нового художественного направления, получившего название «Батинь-ольской школы», активно противопоставившего себя салонному искусству. Золя назвал Мане «классиком современного искусства за органический синтез реального быта и поэтический живописный строй, за свежесть и чистоту живописи, озаренную розово-черным мерцанием». Будничное течение жизни обретает легкость, способность вибрировать под кистью художника в полотнах «Сад», «Завтрак в мастерской», «Балкон», в портретах Э. Золя, Б. Моризо («Отдых»), Т. Дюре. Стремление Мане к классическому равновесию вылилось в слияние жанров – объединение быта, портрета, натюрморта, пейзажа в одно универсально целое произведение.

Активный период творчества художника был прерван событиями франко-прусской войны, осадой Парижа и гибелью Парижской Коммуны, участником и свидетелем которых он оказался. Эдуард отправил семью на юг, а сам вступил в артиллерию канониром. «Мой солдатский мешок украшают этюдник и походный мольберт», – писал он родным, но за время осады создал лишь несколько тревожных пейзажей. В голодном Париже Мане страдал больше от того, что не имел более четырех месяцев писем от жены, чем от самой осады. И после подписания перемирия он сразу же уезжает к семье.

В его работах начала 70-х гг. по-прежнему чувствуются глубокая индивидуальность и новаторство, что привлекло к ним Дюрана Рюэля, торговца картинами. Он покупает у Мане 24 полотна (большинство из них в 90-е гг. были проданы в Америке). На события кровавой недели он откликнулся литографиями «Гражданская война» и «Расстрел коммунаров» и даже выставил их и портрет одного из лидеров Коммуны Анри Ранфора в разгар версальского террора. Мимолетный успех принес портрет гравера Белло «За кружкой пива» (Салон, 1873 г.), одобренный публикой и критикой. Но за картины «Бал-маскарад в Опере», «Железная дорога», «Аржантейль», «Художник», «Стирка», «Нана» его вновь обозвали «пачкуном» и «недоучкой». Эти работы были написаны под влиянием импрессионизма. Художников, работающих в этом жанре, Мане поддерживал не только морально, но и материально. Среди них он особенно ценил талант К. Моне, неоднократно помогая другу оплатить жилье и долги ростовщикам, покупая десятками его картины на распродажах, чтобы вытащить из нищеты. Все друзья ценили Эдуарда за доброту и отзывчивость, любили за душу, «озаренную солнцем».

Таким же солнечным было и большинство полотен Мане. Недаром конечным впечатлением даже от самых горьких картин позднего периода является радость – радость молодости и радость старости, солнечного дня и непогоды, радость жизни человека и любого стебелька. Работы Мане отмечены особой душевной чуткостью, умением ценить каждое мимолетное мгновение красоты. Может быть, поэтому в последние годы художник отдавал предпочтение портрету и натюрморту. Появляются портреты-композиции, портреты-характеры, портреты-аллегории («Прогулка. Портрет м-м Гамби», 1880 г.; «Портрет м-сье и м-м Гийеме», 1879 г.; «Портрет Клемансо», «Портрет Пруста», оба в 1880 г.; «Весна. Портрет Жанны Демарси», 1881 г.; «Осень. Портрет Мэри Лоран», 1882 г.), а также серия пастельных портретов (за четыре года – более 80 работ). В целом все они образуют калейдоскоп остро индивидуальных характеров.