Вечный зов - Анатолий Степанович Иванов

— Там видно будет, — глядя в тарелку, ответила она.

Анфиса поглядела на дочь, но ничего не сказала.

— А Семка Савельев? Побоку, что ли?

— Ты чудной, право… Я сказала — там видно будет.

— Значит, ничего не решено у вас с Яковом?

— А что может быть решено? Он в райком только заходит да молчком глядит на меня.

— Врешь. Мать говорила, провожает он тебя часто с работы.

— Где часто? Раза два всего и было. Идет — молчит, доведет до крылечка — молчит. На прощанье промямлит: «До свиданья» — и скорей прочь.

— Ну а Семка знает?

— Колька ему изложил все.

— И что он?

— А ничего. Молчит. А с глазу на глаз с ним давно не виделись. Он все с утра до ночи грузы на завод со станции возит…

— Так… — Кирьян положил ложку, отодвинул тарелку. — Не знаю я, Верка, что с тебя получилось. То ли стерва первостатейная выросла, то ли еще чего похлеще.

— Сколько уж раз я от тебя это слышала, — усмехнулась Вера. — Надоело. Ничего пока с меня не выросло.

И, выйдя из-за стола, накинула пальтишко, ушла куда-то.

После ужина Анфиса молча принялась убирать со стола. Кирьян курил у дверей на голбчике. После встал, надел сапоги, верхнюю рубашку, пиджак, старую тужурку. Он собирался будто на работу. Только штаны на нем были выходные, нерабочие.

— Подай сидор, — сказал он Анфисе.

Она вытащила из-под кровати небольшой вещевой мешок. Но не подала его, уронила на пол, а сама упала на грудь мужу.

— Кирьян! Одумайся! Все хорошо у нас будет. По-другому…

— Не верю, — глухо сказал он.

— Будет, будет… Кирьян! — Запрокинув мокрое лицо, Анфиса умоляюще глядела ему в лицо.

— Да и не в этом дело… Не могу я просто больше вообще… Не хватает мне чего-то в самом себе. А чего — не знаю. Вот и поищу. А ты живи как хочешь. Дети большие, я говорил… После войны, останусь живой, приеду сюда поглядеть. На тебя и вообще… Ну, тогда все видно будет… А тебе все прощаю.

— Ты подумай, что делаешь-то? На войну убёгом, как мальчишка какой, как Андрейка?! Ну, тот малый, несмышленыш. А ведь нас-то засмеют! И тебя засмеют. Слыхано ли, чтобы пожилой мужик на войну убегал? — торопливо и сбивчиво говорила Анфиса.

— Ничего, пущай смеются.

— Да ведь счас, слыхала я, так просто не проедешь по желдороге-то? Тебя ведь с первой станции воротят…

— Поглядим еще… Я не тут, не у нас, садиться буду. Дойду до полустанка, а там прицеплюсь на товарняк… Али еще как… Андрейка подпортил мне, сейчас везде за поездами следить будут. Поглядим, в общем.

— Кирьян! Родимый! Да и так взяли бы тебя…

— Будет, сказано, — уже раздраженно произнес Кирьян, отстраняя от себя жену. — Мне ни верности, ничего от тебя не надо теперь, кроме одного… Ни сегодня, ни завтра, ни через неделю не говори, где я и куда я. Вот об этом и прошу только… А чтоб не думали тут, что скрылся от войны, что сбежал, я напишу тебе потом оттуда, ежели доберусь… Чтоб, значит, не причиняли вам тут никаких притеснений. Ну все!

Кирьян поднял вещевой мешок, ступил к двери. Анфиса все громче кричала, подвывая, все крепче цеплялась за мужа. Он пытался оторвать от себя жену, оттолкнуть, но не мог. Так, почти волоча ее за собой, он вышел в сенцы. И только там ему удалось на мгновение оттолкнуть ее. Он быстро выскочил на низкое крылечко, захлопнул за собой двери и накинул щеколду на крючок.

— Кирья-ан! — донеслось из-за дверей. Анфиса пыталась их открыть, дергала на себя.

«Верка придет со свиданий своих и откроет… Или Колька скорей воротится…» — подумал Кирьян и шагнул с крыльца.

Федор, кажется, в два прыжка достиг своего дома, отмахнул дверь.

— Ну?

Анна в рабочих сапогах и грязной фуфайке крутилась по комнате, будто помешанная. Следом за ней ходила Ганка с кружкой в руках и повторяла:

— Тетя Аня, тетя Анечка! Выпейте и лягте. Найдется он, куда он убежит? Тетя Аня…

Анна остановилась, глянула на мужа пустыми глазами. Потом медленно стала подымать руки к лицу и одновременно оседать на пол. Она упала бы, если бы Федор не подхватил ее. Он посадил жену на кровать.

— Выпейте, тетя Аня, — опять поднесла ей кружку Ганка.

Анна теперь взяла у нее кружку и выпила.

— Как это случилось? — спросил Федор.

Как случилось — этого никто не знал. Утром, как обычно, Андрейка взял свой старый, потрепанный ранец и пошел в школу. Анна с недавнего времени работала на заводе по трудовой повинности. В час дня она пришла домой пообедать и накормить ребятишек. Ни Андрейки, ни Димки дома не было. Димка учился в седьмом классе, приходил из школы иногда поздно, но Андрейка должен был уже вернуться… «Что это он сегодня?» — подумала Анна и стала собирать на стол, уверенная, что вот-вот появятся оба. Еще подождав, вышла из дома глянуть вдоль улицы — не идут ли сыновья? И точно, в конце улицы бежал вроде Димка. «А где же другой постреленок?»

Тут она заметила, что из-под крыльца торчит угол какой-то книжки. Анна нагнулась, вытащила. Это была Андрейкина арифметика. Анна пошарила под крыльцом, вытащила еще несколько учебников и тетрадей младшего сына. «Это еще что такое?!» — млея от нехорошего предчувствия, подумала она, вертя в руках книжки и тетрадки. До нее донесся голос подбегающего Димки:

— Мама, мама! Андрейка… Вот, — и протянул бумажку.

— Что? Что случилось?

Андрейкиными каракулями в бумажке было нацарапано:

«Дим, скажи Кольке,