Сильмариллион (перевод Lex Hellhound) - Джон Толкин

— А ты не подумал, отец, о том, что станет с твоими домочадцами, кого ты планируешь оставить здесь, когда замысел твой откроется?

— Вот потому-то он и не должен открыться, — отвечал Амандиль. — Приготовления к отъезду я начну втайне, и поплыву сначала на восток, куда корабли из наших гаваней отправляются каждый день; но затем, если позволят ветра и удача, я поверну и южной или северной дорогой последую на запад. Будем надеяться, что я сумею отыскать свою цель. Тебе же, сын мой, я советую подготовить корабли для всей нашей родни и друзей, и погрузить на них только то, с чем вам больнее всего расставаться. А когда корабли будут готовы, ты должен как бы невзначай обронить в Роменне, что намерен отправиться следом за мной на восток. Амандиль нынче не так популярен среди власть имущих, и потому навряд ли король опечалится отъезду его или его родичей — пусть то на время или навсегда. Однако постарайся, чтобы об этом стало известно лишь немногим, иначе у него могут возникнуть подозрения — ведь король планирует воевать, и ему могут понадобиться все силы, что имеются в его распоряжении. Отыщи тех Верных, кому мы пока можем доверять, и поделись с ними этой тайной; однако подробности раскрывай только тем, что согласятся плыть с тобой.

— И что же это за подробности? — скептически уточнил Элендиль.

— Не ввязываться в войну, только наблюдать, — отвечал Амандиль. — Я не могу сказать больше, пока не вернусь. Но скорее всего, вам придется отплыть из Земли Звезды, не имея оной в качестве путеводной; ибо земля эта осквернена. Вы потеряете все, чем дорожили, попробуете смерть на вкус еще при жизни, и вынуждены будете искать места, где укрыться в изгнании. А будет то восток или запад — это уже Валар решать.

Прощался с домочадцами Амандиль так, словно уже не чаял вернуться обратно.

— Может статься, что мы никогда более не свидимся, — сказал им он, — а я навряд ли смогу подать вам такой знак, как некогда Эарендиль. Будьте же наготове, ибо конец мира таким, каким мы его знаем, может оказаться совсем близко.

Говорят, что Амандиль поднял паруса своего небольшого судна ночью и поначалу действительно взял курс на восток, но затем окольными путями повернул к западу. С собой он взял лишь троих своих верных и близких слуг, и никого из них больше не видели, и ни одно из преданий не содержит намеков на то, какой была их дальнейшая судьба. Ибо подобная миссия дважды увенчаться успехом изначально не могла; не говоря уж о том, что всех грехов Нуменора так запросто не искупить.

Элендиль же последовал наказам отца, и корабли стояли на якоре, полностью готовые к отплытию; Верные погрузили на них своих жен и детей, фамильные ценности и большой запас провизии. Среди взятого ими добра было немало произведений искусства и артефактов великой силы, которые нуменорцы создали в дни своей мудрости. То были сосуды и драгоценности, свитки с записанными черными и красными чернилами знаниями, Семь Камней — подарок Эльдар, а на корабле Изильдура находилось бдительно оберегаемое молодое деревце, потомок Нимлота Прекрасного.

Таким образом, Элендиль был наготове и не принимал участия во зле, что объяло Нуменор в те дни; однако знака от отца он так и не дождался. Тогда он тайно пробрался на западные берега страны и долго вглядывался в морские просторы, чувствуя печаль и томление, ибо очень любил своего отца и тревожился за его судьбу. Но на волнах покачивались лишь корабли Ар-Фаразона, которые тот собирал в западных гаванях.

В прежние времена погода всегда благоприятствовала нуждам и предпочтениям людей: дожди шли в положенный сезон и в меру; солнце грело то жарче, то прохладней, а с моря дули ласковые ветра. И когда ветра дули с запада, многим казалось, что они несли с собой почти неуловимый, сладкий аромат, от которого щемило в сердце — быть может, запахи цветов с вечнозеленых лугов бессмертного царства, у которых нет названий на языках смертных.

Теперь все было иначе. Даже небо потемнело, и на землю непрерывно лил дождь, сопровождавшийся грозами и ураганными ветрами; время от времени большие нуменорские корабли уходили в неспокойное море, чтобы уже никогда не вернуться обратно в гавани, хотя прежде, со времен восшествия Звезды, такого ни разу не случалось. А по вечерам с запада иногда надвигалось огромное облако, смутно напоминавшее очертаниями орла с широко распахнутыми крыльями; оно медленно расползалось, скрывая собой закат, и посреди ночи полностью накрывало небо над Нуменором. А некоторые из этих "орлов" приносили под своими крыльями гром и молнии, свирепствовавшие над морем.

— Это орлы Повелителей Запада! — в страхе кричали люди. — Орлы Манве летят в Нуменор! — и падали наземь, прикрываясь от неба руками.

Затем некоторые на время начинали раскаиваться в своих грехах, в то время как остальные, напротив, утверждались в своих заблуждениях и принимались потрясать кулаками, грозясь небу.

— Повелители Запада первыми нанесли удар. Но мы им еще покажем! — вопили они. И сам король произносил нечто подобное, но его устами говорил Саурон.

Молнии становились все яростнее, убивая людей то на холмах, то на полях, а иногда и прямо на улицах города; один из особо мощных разрядов попал прямо в купол Храма и расколол его надвое. Однако сам Храм выстоял, и Саурон, стоя на его вершине, без страха смотрел в лицо разбушевавшейся стихии. Молнии не тронули его; и люди, посчитав его богом, готовы были с тех пор исполнять малейшее его требование. И когда случилось последнее знамение, они не обратили на него должного внимания. Земля задрожала под ногами, и рев из-под земли смешивался с шумом охваченного штормом моря; а затем из вершины Менельтармы стали вырываться клубы дыма. Но Ар-Фаразон лишь приказал ускорить темпы сборов.

Флот нуменорцев тем временем черным роем клубился у западного побережья страны, и был подобен архипелагу из тысячи островов; мачты их казались лесом, а паруса — набрякшими грозовыми тучами; знамена же были черными с золотым. И вся эта мощь ожидала лишь слова Ар-Фаразона; Саурон тем временем скрылся в недрах Храма, приказав нести назначенных в жертву.

И тут на закате появились орлы Повелителей Запада, летевшие боевым клином, охватить который взглядом не представлялось возможным; по мере их приближения стало казаться, что крылья их затмевают собой все небо. За ними пылал закат, и оттого создавалось впечатление, что сами орлы светятся, объятые пламенем гнева. Нуменор словно оказался освещен заревом пожара, и глядя в лицо друг другу, обитатели его видели багровые, как будто покрасневшие от злости, физиономии.