Нейтронный Алхимик: Консолидация - Питер Гамильтон

Внутренний край диска, подходивший к Тунье всего на три миллиона километров, был малонаселен. Непрестанные порывы солнечного ветра выдули отсюда все мелкие частицы, оставив только зафиксированные приливными силами глыбы и осколки астероидов. Вечный краснокалильный жар близкой звезды выгладил их поверхность до стеклянистого блеска, и камни сверкали кармином и багрянцем, точно выброшенные колоссальными протуберанцами из фотосферы красного карлика угли. Чем дальше, тем менее прозрачным становился диск, заполняясь плотным зернистым туманом, по внутреннему краю — алым, а в девяноста миллионах километров от светила — темно-пурпурным. Его ровную мглу прорезали триллионы иголочек-теней, отбрасываемых болтающимися в пыли и тучах гальки крупными обломками камня и металла.

Невозможно было представить террасовместимую планету в таком окружении. И действительно, единственным спутником Туньи был газовый гигант Дуида, обращавшийся в ста двадцати восьми миллионах километров от нее. Над ним кружила парочка молодых эденистских обиталищ, но центром жизни системы оставался диск.

Обычно пылевые диски такой плотности наблюдаются у очень молодых звезд, но возраст Туньи оценивался в три миллиарда лет. Планетологи Конфедерации подозревали, что своим возникновением диск обязан исключительно масштабному столкновению между планетой и блуждающим межзвездным метеоритом. Во всяком случае, эта теория объясняла существование самих астероидов Дорадо — трехсот восьмидесяти семи малых планет, состоявших из металлических сплавов и почти лишенных камня. Две трети их имели почти шарообразную форму, позволяя подозревать, что когда произошло гипотетическое столкновение, они расплескались каплями из расплавленного ядра. Но каким бы ни было их происхождение, такой обильный источник металлов стал бы невероятно ценным приобретением для того правительства, что установит над ними контроль. Достаточно ценным, чтобы развязать ради него войну.

— Гражданская диспетчерская Айякучо отказывает нам в разрешении на стыковку, — сообщил капитан Рэндол. — Говорят, что все порты Дорадосов закрыты для гражданских рейсов, а нам предписано вернуться в порт отправления.

Алкад отключила изображение с сенсоров и глянула в другой угол рубки «Самаку». Рэндол дипломатично изобразил на лице извиняющуюся улыбку.

— Раньше такое случалось? — спросила она.

— Нет. На Дорадосах мы, правда, раньше не бывали, но я о таком даже не слышал.

«Я не для того ждала столько лет и зашла так далеко, чтобы меня остановил какой-то жалкий бюрократ», — подумала Алкад Мзу.

— Дайте я с ними поговорю, — бросила она.

Рэндол разрешил, взмахнув рукой. Бортовой компьютер «Самаку» открыл канал связи с диспетчерской Айякучо.

— Говорит офицер иммиграционной службы Мабаки. Чем могу служить?

— Меня зовут Дафина Кигано, — датавизировала в ответ Алкад, сообщив имя, указанное в одном из ее паспортов, и не обращая внимания на вопросительный взгляд Рэндола. — Я жительница Дорадосов, и я хочу домой. Не понимаю, в чем проблема.

— В обычное время никакой проблемы не возникло бы. Вы, полагаю, еще не знакомы с предупреждением конфедеративной Ассамблеи?

— Нет.

— Понятно. Подождите, я вам его датавизирую.

Вся команда корабля вчитывалась в сообщение вместе с Алкад. Сильнее изумления, сильнее недоверия был гнев. Гнев на то, что это случилось именно сейчас. На ту угрозу, что представляли последние события ее миссии для ее долга. Должно быть, Мать Мария давно оставила гарисский народ, если вселенная ставит на ее пути столько боли, зла и погибели.

— И все же я желаю попасть домой, — датавизировала Мзу, закончив с документом.

— Невозможно, — ответил Мабаки. — Мне очень жаль.

— Я единственная ступлю на астероид. Даже будь я одержимой, я не представляю угрозы. И я готова подвергнуться проверке на одержание. В предупреждении сказано, что присутствие одержимых выводит из строя электронику. Это должно быть просто.

— Простите, но рисковать мы не можем.

— Сколько вам лет, офицер Мабаки?

— Простите?

— Ваш возраст?

— А это имеет значение?

— О да!

— Мне двадцать шесть.

— Да ну? А мне, офицер Мабаки, шестьдесят три.

— И?..

Алкад тихонько вздохнула. И что им на Дорадосах преподают в школе на уроках истории? Или нынешняя молодежь ничего не знает о трагедии прошлого?

— Это значит, что я была эвакуирована с Гариссы. Я пережила геноцид, офицер Мабаки. Если бы наша Мать Мария хотела погубить меня, она сделала бы это тогда. Сейчас я всего лишь старуха, которая мечтает попасть домой. Это настолько сложно?

— Мне действительно очень жаль. Но гражданским судам стыковка запрещена.

«А что, если я правда не смогу попасть на Дорадосы? На Нароке меня уже будут ждать все разведки. Туда мне не вернуться. Может быть, Повелительница Руин примет меня обратно? Тогда я обойдусь без особых бед, не говоря уже о личностном допросе. Но будет покончено со всем — и с Алхимиком, и с нашим возмездием».

Перед глазами стояло лицо Питера при той, последней встрече, покрытое медицинским нанопакетом, такое доверчивое. И это укрепило ее волю — слишком многие полагались на нее, драгоценная горстка посвященных и массы, пребывающие в благословенном незнании.

— Офицер Мабаки!

— Да?

— Когда этот кризис закончится, я смогу вернуться домой, верно?

— Буду только рад дать вашему кораблю разрешение на стыковку.

— Хорошо. Потому что это разрешение будет в вашей карьере последним. Первое, что я сделаю по возвращении, — навещу своего близкого друга Икелу и расскажу ему, через какие испытания я прошла по вашей милости.

Она затаила дыхание, словно погруженная в ноль-тау. Единственное имя из ее прошлого брошено наугад в бездну эфира. Мать Мария, пусть оно найдет цель!

Капитан Рэндол басовито хохотнул.

— Не знаю, что вы сделали, Алкад, — прогремел он, — но нам только что датавизировали разрешение на стыковку и вектор сближения.

Андре Дюшамп давно уже пришел к печальному выводу, что салон никогда уже не будет прежним. Одержимые в компании с Эриком учинили в нем ошеломительный разгром, повредив не только панели, но и скрытые под ними системы.

Тесная палуба под салоном находилась в столь же жалком состоянии. Челнок просто не было смысла чинить — не сработали грузовые захваты, и пока «Крестьянская месть» шла под ускорением, его мотало по трюму. Лонжероны по всей длине челнока погнулись, а кое-где и переломались.

Дюшамп не мог позволить себе исправить даже половину повреждений, не говоря уже о том, чтобы заменить челнок. Разве только он возьмется за новый боевой контракт. После Лалонда подобная перспектива не очень его прельщала. «Стар я для таких антраша, — подумал он. — По всем правилам мне давно пора было сколотить состояние и уйти на покой. Если бы не торговые картели этих чертовых англо, так и было бы».

Злость придала ему сил отломить последний зажим вентилятора, над которым он трудился. Пластиковая звездочка под его пальцами разломилась, и осколки полетели во все стороны. Перегретый жаром пламени одержимых, а потом неделю подвергавшийся заморозке в вакууме, пластик становился чудовищно хрупким.

— Пособи-ка, Десмонд, — датавизировал он. Для ремонта им понадобилось отключить систему жизнеобеспечения в салоне, а значит, приходилось работать в скафандре. Стоило остановиться циркуляции воздуха, и вонь в салоне становилась невыносимой. Хотя тела давно унесли, за время перелета от Лалонда мелкие частички органики занесло по всяким щелям.

Десмонд оставил в покое проводку терморегулятора, которую прозванивал, и подплыл поближе. Вдвоем они вытянули цилиндр вентилятора из шахты. Фильтр был наглухо забит клочьями материи и спиральными срезками нультермопены. Андре потыкал в решетку безоткатной отверткой, выдернув при этом несколько кусочков ткани. В воздухе закружились мертвыми мошками чешуйки запекшейся крови.

— Merde. Придется все разбирать и чистить.

— Да ну, Андре, тут чинить нечего. Когда Эрик стравил атмосферу, мотор перегрелся. А что натворил с ним всплеск напряжения, вообще сказать нельзя.

— Корабельные системы делаются надежными до нелепого. Мотор выдержит сотню таких пиков.

— Да, но надзор…

— Ну их к чертям, бюрократов! Что они знают о настоящих рейсах?

— Есть системы, на которых экономить себе дороже.

— Ты забываешь, Десмонд, что это мой корабль, он меня кормит. Считаешь, я им буду рисковать?

— Тем, что от твоего корабля осталось?

— Ты что хочешь сказать, что я в ответе за то, что души покойников явились вставить нам палки в колеса? Ты на меня еще навесь земную экологию и пропавший меридианский флот.