Суть вещи - Алёна Алексина

Остаток дня, пока Митя бегает по делам, что-то там улаживает, о чем-то договаривается, я болтаюсь по магазинам, пугая продавщиц заплывшей расцарапанной рожей. По официальной версии, мне нужно купить себе одежду, чтобы было во что переодеться. Проще, конечно, было бы поехать домой. Точнее, в бабушкину квартиру. Там есть еще пара комплектов, можно было бы сэкономить Митины деньги, которые потом нужно будет как-то отдавать (“Глупости какие, даже не думай! – говорит он и продолжает совать мне свою карточку. – Сколько ты там можешь потратить? Я вообще почти зарплату не расходую, там столько денег накопилось, я и не замечу”), а я меж тем снова без работы. Но мне почему-то сейчас невмоготу даже думать о той квартире. Я покрепче сжимаю в кармане крючок львенка. Хорошо, что он со мной.

Когда день наконец остается позади и я заставляю себя переодеться в новое, даже ни разу не стиранное белье, вдруг снова чувствую себя супергероиней. Старое, не разбирая, швыряю в стиралку. Выстирается – тогда и разберу. Отважная бунтарка.

Мы усаживаемся пить чай. Я очень жду этого момента – пока я слонялась по магазинам, успела сформулировать целый список вопросов к Мите. Надо выкладывать, пока на подъеме.

– Митя, а где Даня? – Я наливаю ему чай, как он любит: в большую чашку, не доливая ровно восемнадцать миллиметров до края. – Я тут с Костей списалась, он сказал, что понимает, конечно, что Даня должен был исчезнуть, но договор был такой, что они все равно будут обмениваться сообщениями, Костя даже систему кодов придумал для этого, а Даня который день молчит.

Митя встает из-за стола, идет к ящику с ложками и вилками, роется в нем, гремит чем-то. Мне вдруг становится тревожно.

– Митя, где Даня?

Митя никак не может найти то, что он там ищет. Надо, в конце концов, порядок у него навести, пока он на работе. Хоть как-то отблагодарить сумею.

– Митя, – говорю я терпеливо, но чуть громче – вдруг этот звон заглушает мой голос? – Мить, слышишь меня?

Он продолжает рыться в ящике – открывает теперь еще и соседний, что-то туда перекладывает.

– Ты понимаешь, Лиза, – говорит он, не оборачиваясь. – Ты скажи Косте… В общем, по идее, согласно первоначальному плану, мы должны были, конечно, отправить Даню туда, куда договаривались, но… В общем, я ему достал то, что он хотел, и поселил пока на одной нашей квартире. Пока он там ширяется в безопасности, мы ему программу реабилитации ищем. Ну, где-нибудь подальше отсюда, в каком-нибудь Саратове. И ему, конечно, не до Кости сейчас, очень занят, сама понимаешь.

Митя наконец извлекает откуда-то из глубины ящика чайную ложечку с ободранным эмалевым мишкой на черенке и усаживается обратно за стол.

Бог ты мой. Бог ты мой. Его лицо, жесты… Никаких сомнений.

– Мить, да ты врешь! – Наверное, это грубо, но я не знаю, как о таких вещах мягче сообщать.

Я в полном восторге. Вот так Лиза! Второго человека читаю за день! Если так дело пойдет…

Митя глубоко вдыхает. Выдыхает медленно, осторожно. Хлопает ладонями по коленям.

– Так, ладно. Не хотел тебе говорить. Но деваться некуда. Да и с какой стати скрывать от тебя.

Мне это предисловие ужасно не нравится. А хуже всего то, что он на меня совсем не смотрит.

– В общем. В общем, Дервиент собирался нас слить. Он как-то узнал, что Даня подставной. Его предупредили. А про камеры не предупредили. Но он точно знал, что за буйки нельзя заплывать. Будто дразнил нас. Раздел его, потерся, но ничего особо криминального. И велел ему одеваться. Не знаю, что дальше случилось. Но, в общем, Даня одеваться не стал, а вместо этого схватил из стакана с карандашами тот самый старый тупой скальпель, который ты потом Дервиенту в ногу вколотила, – и как был, голый, пошел с ним на Дервиента. Дервиент психанул, скальпель у него выхватил.

Митя останавливается, и вовремя – мне совершенно не хочется слушать дальше. Я каким-то образом знаю, что услышу.

– В общем, Дервиент отобрал у него скальпель, а Даня… Я никогда такого не видел, Лиза. И многое бы отдал, чтобы никогда не увидеть. Даня его руку развернул и прямо шеей на него… Мы медиков пока вызвали… Он почти сразу умер. Видимо, решил, что таким образом свяжет Дервиента, лишит его возможности вывернуться сухим из воды. Он такой актер оказался, Лиз. Умирал, а доиграл. Маму звал.

Митя снова шумно втягивает воздух через нос.

– Одного Даня не учел – смотрел прямо в камеру. И когда он упал, Дервиент умудрился по направлению его взгляда понять, где камера стоит. Та, которая над кушеткой. И тут он вообще озверел. Человеческий облик потерял. В кровище весь, морда перекошена, в руке скальпель. Короче, сказал, что услугу Дане оказал, от боли его избавил – при болезни Фабри, говорит, действительно боли чудовищные. Короче, высказался, а потом камеру выковырял и ногой раздавил.

Я слушаю его, и мне все хуже. Раньше я и представить себе не могла, сколько зла могу принести. А теперь не успеваю считать, сколько трупов за собой оставляю.

– А Тим? Тим-то там как оказался?

– Я ему тысячу раз говорил, что вмешаться он должен только в том случае, если наш план, который ничьих смертей вообще-то не предусматривал, каким-то образом сорвется. Его задача была – вывести Дервиента на эмоции при свидетелях, добиться хотя бы намека на признание вины или хотя бы факта знакомства. Но, видимо, просмотр этого чудовищного стрима и Данина гибель в прямом эфире так на него повлияли, что он на все планы наплевал, выскочил из квартиры наблюдения и рванул в приемную. Наши его не успели перехватить. Я рванул за ним, но тоже опоздал: они столкнулись с Дервиентом. Тот уже был совершенно спокоен, даже успел с лица кровь кое-как стереть. Сориентировался моментально: схватил Тима и приставил ему скальпель к горлу. Потрясающее хладнокровие. Прикинь, одежда вся в кровище. Только что человека убил. Тима держит в захвате. Обложен со всех сторон. И вдруг Лене вежливо так говорит: я, говорит, никого убивать не планировал. Что-то там такое – сейчас вспомню – а, вот: “Нет у меня такой привычки”, – цитирует Митя, и я поражаюсь, насколько похоже он передает интонацию Владимира Сергеевича.

Меня длинно, мучительно передергивает.

– Ну и все в этом роде. Лена пистолет достала, а он ей говорит: “Не советую. Убивать не так страшно оказалось”. Порезал шею Тиму – легонечко, чтоб кровь выступила. Чтобы, типа, понятно было, что он не шутит. Потом в квартиру повел его, велел забрать Федю. Тим ему очень удобен оказался. Сын был бы удобнее, сопротивляться бы не смог, но зато с сыном на