Брюс Ли. Я никогда не сдамся - Мэттью Полли

было чувство: этот парень станет ТЕМ САМЫМ. То, как он показывал на экране Восток и всех азиатов, давало нам чувство идентичности».

Вечер начинался для Брюса скромными надеждами. «Я не ожидал, что „Большой босс“ побьет какой-либо рекорд, — признался он. — Но я ожидал, что он будет прибыльным». Реакция толпы потрясла его. «В ту ночь сон Брюса (если у него был такой) случился наяву: аудитория поднялась на ноги, взорвавшись аплодисментами, — говорит Линда. — Менее чем за два часа действия на экране Брюс стал блестящей звездой, и выходили мы из театра в окружении целой толпы».

Кассовые сборы были ошеломляющими и полностью изменили состояние «Голден Харвест». Показанный всего в шестнадцати гонконгских театрах, «Большой босс» в первый день заработал 372 тысячи гонконгских долларов и преодолел магическую цифру в миллион за три дня. Всего за три недели показа в местных театрах «Большой босс» собрал 3,2 миллиона гонконгских долларов. По сообщениям «Чайна Мэйл», 1,2 миллиона гонконгцев из 4 миллионов заплатили за просмотр фильма. Вдобавок к патриотичному настрою, «Большой босс» также побил рекорд сборов, который удерживал фильм «Звуки музыки»[97]. Местная китайская газета ликовала: «Фильм с Джули Эндрюс был мечтой местных кинопрокатчиков с того самого времени, как он попал на экран в 1966 году». Муж Джули Эндрюс, Блэйк Эдвардс, был одним из учеников-знаменитостей Брюса. Брюс ушел от преподавания звездам и стал одной из них.

Брюс, начиная с трехмесячного возраста, снялся в двадцати трех фильмах. Ни один из них не достигал чего-то и близко похожего на фантастический успех «Большого босса». Многие из них были провальными. Что изменилось в этом фильме? Конечно, дело не в качестве производства. В интервью 1988 года режиссер Ло Вэй размышлял: «Теперь, когда я думаю об этом, „Большой босс“ кажется мне дерьмовым фильмом. У меня было мало времени. Я просто хотел сделать это независимо от того, насколько все получалось небрежно или от чего-то еще».

Одним из ключевых факторов популярности картины были сцены боя. В отличие от большинства звезд боевиков, которые тренировались несколько месяцев только для съемок, Брюс был опытным мастером боевых искусств. Все остальные в «Большом боссе» выглядят так, словно играют в ладушки — и только Брюс был демоническим вихрем. Публика в Гонконге, которая росла на кунг-фу, понимала, как выглядит настоящее искусство. Чтобы доказать, что его бои не подкреплялись комбинированными съемками, Ли и Ло Вэй использовали очень долгие дубли — порой более двадцати секунд. «Ли превращал бои в настоящую хореографию, поэтому камера работала без пауз. Благодаря этому вы знали, что все по-настоящему, — говорит Майкл Кайе, еще один режиссер „Голден Харвест“. — К тому же помните, что Ли имел дело с местной аудиторией, которая знала кунг-фу и могла распознать фальшивку».

Но быть просто крутым мастером недостаточно. Множество великих бойцов оказывались на экране. То, что эффективно в ринге, редко захватывает в фильме. Брюс заработал репутацию в Голливуде как постановщик боев и знал, как сделать свой набор навыков эффектным на кинопленке — считайте это усиленным реализмом. В кино он отправляет в нокаут трех злодеев тремя ударами в голову, что было не под силу в реальной жизни даже Брюсу, но с экрана он убеждал всех, что способен на это. Как сказал критик в «Вашингтон Пост»: «Брюс Ли в движении — это волнующее зрелище: взрывное, изящное и забавное. Ли получает такую ответную реакцию аудитории, которой я не слышал со времен поездки на мотоцикле Стива Маккуина в „Большом побеге“. В его игре есть самоуверенность Джеймса Кэгни[98] и беззаботность раннего Маккуина».

Спустя двадцать пять лет актерства Брюс наконец-то научился наполнять действия эмоциями. Превращение из услужливого слуги Като в «Зеленом Шершне» в берсерка в «Большом боссе» было впечатляющим. Впервые с восемнадцати лет и фильма «Сирота» Брюс получил главную роль. За этот период ему пришлось пройти через отказы, и благодаря упорному труду он смог приобрести изюминку, неопределимое качество, которое ставит Мэрилин Монро, «звезду», выше сэра Лоуренса Оливье, просто «великого актера». Пол Хеллер, coпродюсер «Выхода дракона», говорит: «У Брюса была яркость, которую ловила камера. Некоторые могут быть блестящими актерами, но камера их не любит — а Брюса камера любила. Энергия Брюса, его талант и волнение проходили через камеру и переносились на экран». Брюс нашел способ получить доступ к огромной жизненной силе, которой он обладал («Я чувствую, что оно пузырится и ревет внутри меня», — говорил он друзьям), и переводить ее на экран. «Я был уверен в себе, поскольку только что закончил „Лонгстрит“», — объяснял он.

Энергичное исполнение Брюса отразилось на бессознательном стремлении общественности. В 1842 году население Гонконга составляло семь тысяч человек, в 1971-м — уже четыре миллиона. Подавляющее большинство из них были материковыми китайцами, которые сбежали от последовательных волн бедствий. Гонконг был, по сути, высокоэффективным лагерем беженцев, которым управляли британские бизнесмены. Кому и нужна была порция этического роста, так это гонконгским китайцам, которые страдали не только от комплекса неполноценности, но и от кризиса идентичности: были ли они китайскими мигрантами, британскими колониальными субъектами или и теми, и другими? Роберт Клауз, режиссер «Выхода дракона», утверждает: «Брюс сделал для китайской психики больше, чем добрый десяток политиков и мучеников. Это действовало как терапия на уровне инстинкта для миллионов перегруженных и обездоленных людей. Брюс возродил чувство гордости и буквально заставил своих соотечественников встать на ноги, кричать и аплодировать в сотнях кинотеатров. Они внезапно почувствовали себя лучше и могли провести еще один день с меньшим количеством боли и предрассудков».

Феноменальный успех «Большого босса» был также вызван шокирующим внешним событием, которое породило огненную бурю китайского национализма незадолго до премьеры. Это касалось, как ни странно, территориального спора о крошечных заброшенных островах в Южно-Китайском море. Острова Дяоюйдао вместе с Тайванем были захвачены японцами во время Первой китайско-японской войны (1895 г.) и переименованы в острова Сенкаку. После Второй мировой войны эти пустые острова оказались под административным контролем США. Исследование ООН 1969 года предполагало возможное наличие запасов нефти в этом регионе. Китай, Тайвань и Япония сразу же заявили о своих правах на эти забытые пятнышки суши, напоминая о былых временах. 7 июня 1971 года Ричард Никсон объявил о своем решении передать острова Японии. «Большой босс» был выпущен 30 октября. 29 ноября Сенат США одобрил поправку, в которой говорится, что Америка будет защищать Японию в случае нападения на острова Сенкаку.

Китайцы чувствовали себя преданными. За решением США последовали протесты и возмущенные редакционные статьи. «Я помню это, как будто это