Анатомия любви - Спенсер Скотт

– Прости, если я напугала тебя, – сказала Джейд.

– Напугала. Но не сильно.

– Забавно, но когда мы сегодня ходили по магазину, я думала, что из всех наших с тобой общих дел я больше всего люблю ходить за покупками. Мне нравится делать с тобой вместе что-нибудь нормальное и повседневное и ощущать при этом, что на самом деле мы совершенно чокнутые, потому что это мы с тобой. Похоже на вселенский обман. Едем с тобой в машине, выглядим совершенно нормально, как и все остальные, сознавая, что через какой-то час вернемся сюда и будем совершенно голые вытворять черт-те что. – Она придвинулась и провела рукой по моей груди. – Мне нравится заниматься вместе с тобой самыми простыми делами.

– Мне тоже.

– А что тебе нравится больше всего? – спросила Джейд после паузы.

– Все.

– Нет. Ты же понимаешь, что я имею в виду. Что ты особенно любишь.

– Люблю смотреть, как ты одеваешься, в особенности по утрам, когда только что вышла из душа и собираешься куда-то. Мне нравится, как ты застегиваешь пуговицы на блузке перед зеркалом и смотришь при этом на свои пальцы. Потом заправляешь блузку в брюки и разглаживаешь ткань. Внимательно осматриваешь себя, прежде чем выйти из дома. А если у тебя мокрые волосы, то еще лучше. Ты разделяешь их на пряди, каждую тянешь вверх, встряхиваешь, наверное, чтобы быстрее сохли, все это по-настоящему быстрыми, профессиональными движениями, словно парикмахер. Все делаешь с такой энергией. Кажется, что ты в вечном движении.

В тот вечер мы поехали ужинать – я угощал. Я зарабатывал по девяносто долларов в неделю в магазине мужской одежды, продавая в числе прочего пресловутые брюки Редмана, которые запрещал продавать другим. Из-за этого меня мучила совесть, однако я не мог жить за счет Джейд и остальных, а работы, как и всегда, не хватало. Я пытался отговаривать покупателей от приобретения брюк Редмана, но, как бы мне ни хотелось, чтобы профсоюз победил, это было не самым большим моим огорчением. Однажды я отправил десять долларов в Объединенный профсоюз рабочих швейной и текстильной промышленности, приложив записку без подписи, в которой желал работникам Редмана всего самого лучшего и просил внести мое пожертвование в фонд помощи рабочим или в фонд забастовки. Однако, после того как я отослал деньги, меня охватила настоящая паника. Мне казалось, что этот перевод каким-то образом выведет на мой след – след исчезнувшего мальчишки-пикетчика. Почтовый штемпель расшифруют. Позвонят в полицию… Я знал, что это весьма маловероятно, практически невозможно, но все равно невыносимо терзался, когда воображение рисовало мне картины подобных бедствий. Как бы там ни было, мы с Джейд ужинали в заведении под названием «Раслер», одном из многочисленных ресторанов Стоутона с тяжелой мебелью, толстыми коврами, гамбургерами, стейками, свиными отбивными и гигантским салат-баром. Люстры свисали здесь с тележных колес, стаканы для воды были цвета темного золота, меню в форме фургона. Полагаю, это было сделано для туристов, считалось, что стоит горожанам выехать в сельскую местность, как они жаждут встречи с ковбоями. Нам с Джейд нравилось ужинать в «Раслере», потому что мы знали, что точно не встретим здесь знакомых. Мы заказывали самые дешевые блюда из меню, что давало нам право сколько угодно подходить к салат-бару и съедать столько свеклы, луковых колец и консервированного нута, сколько мы ни за что не съели бы в другое время.

– У нас хватит на десерт? – спросила Джейд, когда мы покончили с ужином.

Меня до сих пор так трогало, когда она говорила «у нас», в особенности когда делала это невзначай.

– Я буду яблочный пирог с сыром, – сказала она.

– Хорошо. И я тоже. Кофе?

– Нет. Молоко. Стакан холодного молока. Как будто мне до сих пор двенадцать.

Я улыбнулся. Двенадцать. Девственница. Нет: «формальная» девственница. Которая зарабатывает карманные деньги, танцуя обнаженной для внезапно сделавшихся многочисленными друзей Кита. Пушок внизу живота подкрашен черной тушью. Второе место на детском городском конкурсе живописи, проводимом «Трибьюн», и слезы на церемонии вручения награды. Арест в «Кроч и Брентано» за кражу «Фанни Хилл»[23]. Где тогда был я? Я мог бы быть с ней. Мы даже могли бы стать любовниками. В том не было бы ничего дурного. Я нуждался в ней уже тогда, не так, как сейчас, но нуждался. Я жил в тиши своей семьи. Ей было двенадцать. Кита застукали в ее постели, они оба были в одном белье. Хью выволок Кита из ее спальни за волосы. Джейд визжала, Хью орал, а лицо Кита застыло от ужаса, как на фотографии жертвы в ленте новостей.

Появилась официантка в ковбойской одежде. Я заказал десерт. Женщины в лифте, вспомнил я, тоже были в ковбойской одежде, в лифте, который привез Джейд в мой номер в гостинице «Макальпин».

– Мне нравится этот ресторан, – сказал я.

– Мне тоже. Хотя все официантки флиртуют с тобой.

– Нет, ничего подобного.

– Ах ты, бедный, бедный, бедный, наивный мальчик. Даже наша сегодняшняя официантка прижимается к тебе.

– Изнасилование через прикосновение?

– Я серьезно! Она почти коснулась тебя грудью. И подобное происходит постоянно.

– Хотелось бы.

– Можешь даже не хотеть. Они и так чувствуют, все до единой.

– Что чувствуют?

– Какой ты, кто ты такой. Мистер Секс-машина.

Официантка вернулась с нашим пирогом, с кофе для меня и молоком для Джейд. Она вообще не приближалась ко мне, ставя на стол чашки и тарелки.

– Вот, видел? – спросила Джейд, когда официантка ушла.

– Что видел?

– Ну, тебе просто хочется поспорить. Ты не видишь того, что вижу я. И это к лучшему. Мне нужен мужчина неэгоистичный. Их, кстати, так трудно найти.

– Я эгоистичный.

– Не совсем.

– Ничего подобного. Что бы ни происходило, что бы ни говорили обо мне люди, я хотел быть с тобой.

– Это не эгоизм.

– Еще какой. Потому что я считал, что заслуживаю это. Я и никто другой.

– Ты хочешь, чтобы я заплакала.

– Почему?

– Потому что ты всегда затрагиваешь самые чувствительные места.

Было темно и беззвездно, когда мы вышли из «Раслера». Стоянка располагалась у самого шоссе, и приходилось выезжать с величайшей осторожностью, потому что все мчались пятьдесят-шестьдесят миль в час, а никаких вывесок или фонарей не было. Меня удивляло, что официальная, заранее спланированная стоянка ресторана может быть настолько опасной. Она как будто символизировала, что жизнь – штука рискованная по сути своей и сделать ее безопаснее можно лишь до определенных пределов. Пронзительный, похожий на свист насекомых шум машин, проносящихся мимо. Запах травы, свежего гудрона. «Бич бойз» по радио. Джейд за рулем, дожидается просвета в потоке машин, местечка для нас. Ее глаза были затуманены от выпитого за ужином пива. Она совсем не умела пить. Фары проезжающих автомобилей расчерчивали ее лицо белыми полосами. Джейд нажала на педаль газа, я приготовился к скоропостижной смерти, а в следующий миг мы влились в поток, свистнув покрышками.