Слепой. Один в темноте - Андрей Воронин

ввалились в кабинет. Их потрясенным взорам представилась следующая картина: Большой Босс полулежал в кресле, все еще сжимая в руке дымящийся пистолет, его мозги стекали по стене на пол, а около него бестолково суетился, пытаясь нащупать трясущимися руками несуществующий пульс, следователь районной прокуратуры младший советник юстиции Андрей Николаевич Кузнецов.

Секретарша взвизгнула и грянулась в обморок – кажется, непритворный. Охранник машинально ее подхватил, даже не заметив, что держит в объятиях сногсшибательное и весьма дорогостоящее тело, до которого так долго и тщетно мечтал дотронуться хотя бы кончиком пальца.

Следователь Кузнецов повернул к нему белое, с прыгающими губами лицо и, заикаясь, пролепетал:

– Как же так? Как это вышло, не представляю… Мы разговаривали, и вдруг – бах… Он что, действительно мертвый?

Придя в себя, охранник не без сожаления опустил секретаршу на диван и для начала велел совершенно ополоумевшему от ужаса следователю отойти в сторонку и не затаптывать следы. («Какие следы, баран?» – мог бы спросить Чиж, но, естественно, не спросил.) Следователь подобрал свою папку, что валялась на полу в двух шагах от кресла, и послушно отошел в сторонку. Охранник вызвал по рации подмогу и склонился над почти обезглавленным трупом хозяина, очень смутно представляя, что рассчитывает на нем обнаружить. В голове у него вертелись обрывки слухов, согласно которым со смертью адвоката Большого Босса Марка Анатольевича Фарино что-то было нечисто. Поговаривали, что Вронский сам мог расправиться с ним, наняв для этого кого-то со стороны. С точки зрения охранника, в этом был определенный резон: в бизнесе друзей не бывает, а за столько лет, работая бок о бок, можно люто возненавидеть даже родного брата. В прокуратуре могли что-то заподозрить и прислать для прощупывания почвы вот этого дристуна. А босс, оказавшись на поверку не таким твердым орешком, каким всегда выглядел, взял да и пустил себе пулю в висок, чтобы хоть так уйти от ответственности…

Потом, топоча, как табун лошадей, прибыла подмога. Охранник как мог связно поведал коллегам, как все было, а затем, спохватившись, обвел кабинет ищущим взглядом и тупо поинтересовался:

– Э, а этот где?..

Следователь Кузнецов к этому моменту был уже довольно далеко и продолжал стремительно увеличивать расстояние, отделявшее его от офиса. На пассажирском сиденье «пассата» справа от него лежала выпускная фотография в коленкоровой папке, из которой выглядывал уголок похвальной грамоты. Чиж чувствовал усталость и опустошение, но все еще находился в свободном полете: у пули оказалось достаточно энергии, чтобы, поразив одну мишень, хотя бы попытаться долететь до второй.

Кроме того, не пропадать же было тюнингованной «семерке»!

Глава 18

Дмитрий Иванович Кривошеин сидел в кондиционированной прохладе кожаного салона хозяйского «майбаха», курил, хмурился и нетерпеливо поглядывал в ту сторону, где над кладбищенской оградой гладили одетыми в молодую листву ветвями пронзительно-синее полуденное небо старые березы, липы и тополя.

Стрелки часов сошлись на двенадцати, потом минутная ушла вперед и начала наращивать отрыв, одно за другим минуя деления циферблата, а группы наблюдения по-прежнему молчали, лишь время от времени выдавая в эфир бессмысленные фразы: «Я Третий, все чисто, продолжаю наблюдение». Слушая их и мало-помалу наливаясь желчью, Дмитрий Иванович начал понимать, почему Вронский приказал избавить себя от подобных докладов. От этого понимания его раздражение только усилилось: в отличие от начальника службы безопасности, Большой Босс мог позволить себе такую роскошь, как неведение.

Когда стрелки разделили циферблат почти точно пополам, показав половину первого, Кривошеин забеспокоился всерьез. Похоже было на то, что этот шустрый подонок, племяш Вронского, оставил-таки их всех с носом. Либо он передумал приходить на кладбище, либо с самого начала имел в виду что-то другое. Но что? Офис охраняется, как ставка Гитлера, туда без пропуска и муха не залетит…

Поскольку делать все равно было нечего, Дмитрий Иванович попытался представить, как поступил бы он сам, полковник внешней разведки Кривошеин, если бы командование поставило перед ним задачу проникнуть в офис Вронского. Эта попытка разволновала его еще больше, поскольку предоставила на выбор сразу несколько способов прорвать кажущуюся несокрушимой оборону. Подземные коммуникации – раз; подстроенная авария водо-, газо– или электроснабжения с последующим визитом фальшивого ремонтника – два; снайпер на крыше соседнего здания – три, какая-нибудь отрава в системе вентиляции – четыре… И потом, в кабинете босса имеется камин, в трубу которого при большом желании протиснется даже толстомясый Падлоид. А вдруг племяш решил поиграть в Санта-Клауса?

Поняв, что разыгравшаяся фантазия может завести его очень далеко, Дмитрий Иванович достал из кармана телефон. Сейчас он позвонит Вронскому, убедится, что с ним все в порядке, и спросит, как быть дальше. В конце концов, ребята с шести утра лежат, как покойники, среди могил и крестов, так что же им – торчать тут до второго пришествия?

Телефон в его руке неожиданно зазвонил, заставив Дмитрия Ивановича непроизвольно вздрогнуть. Чертыхнувшись, он нажал клавишу соединения и поднес трубку к уху.

Он испытал легкое разочарование, убедившись, что звонит ему не Вронский, а начальник дежурной смены, ответственный за охрану офиса в его отсутствие. Голос у него был какой-то странный, и разочарование Дмитрия Ивановича стремительно преобразилось в нарастающую тревогу.

– Что случилось? – спросил он. – Учти, если звонишь из-за какой-нибудь ерунды, голову оторву и собакам брошу.

Начальник караула помедлил с ответом, из-за чего тревога Дмитрия Ивановича многократно возросла.

– Тут такое дело, шеф, – разродился, наконец, начкар. – Даже не знаю, как сказать… Короче, ББ застрелился!

Дмитрий Иванович решил, что ослышался.

– Как ты сказал? – осторожно переспросил он.

– Я говорю, Большой Босс застрелился, – с отрешенным спокойствием человека, только что шагнувшего с крыши небоскреба и сознающего, что назад ему уже не забраться, повторил начкар. – У себя в кабинете, из этого своего здоровенного американского пугача. Мозги по всей комнате, секретарша до сих пор в истерике, хлещет коньяк пополам с валерьянкой, бромом запивает…

– Стоп, – остановил его Дмитрий Иванович, уловив в этом потоке неправдоподобного бреда то, что показалось ему действительно важным. – Что значит – до сих пор? Когда это произошло?

«О чем я? – подумал он. – Что произошло, что?! Застрелился? Кто – Вронский?! Я вас умоляю! Скорее корова пропердит свадебный марш Мендельсона, чем этот динозавр застрелится! Это какая-то ошибка, или дурацкий розыгрыш, или…»

– Минут сорок назад, – сказал