В Дикой земле - Илья Олегович Крымов

человека), обитающие в лесах фронтира между Вестеррайхом и Дикой землёй, а также в более глубоком Дикоземье. Иногда отправляются в человеческие королевства на заработки.

— Что, не будем продолжать обмениваться любезностями? У меня левая половина лица огнём горит, может, хочешь и правую с ней уравновесить? А потом я тебе задам. Эту морду, пожалуй, круглее уж не сделать, такую-то ряху, но я что-нибудь придумал бы …

— Уа Вийджа! — выдала обезьяна, тыкая себя скрюченными пальцами в пузо.

— Хочешь сожрать меня? Или нет? Рискну поверить в лучшее для разнообразия. Уа Тобиус!

— Ыйи-и-и-и! — Улыбка хозяина состояла из крупных жёлтых зубов, совершенно тупых. Клыки тоже имелись, но довольно скромные для такого крупного существа.

— Фитафаг, да? Хербивор?

— Мря! Мря! Мряу!

— Да неужто? — Волшебник скосил на компаньона взгляд. — Ты его понимаешь?

— Мря!

Собственно, в этом не следовало сомневаться. Лаухальганда являлся магическим существом неизвестной, непознанной природы. Он общался не на языках, доступных смертным, а собственными мыслеобразами, сопряжёнными со звуковыми сигналами. Вообще-то, общаться с ушастым мячом могло любое разумное существо, но для того было потребно настроиться, что получалось далеко не у всех и далеко не сразу.

— У меня всё ещё шумит в голове, болит лицо, челюсть щёлкает, шатается несколько зубов, потому что он ударил меня, однако я готов говорить, если он готов. Это же он, верно?

Покряхтывая, волшебник тоже сел, прямо на пол. Лаухальганда занял место между двумя разумными существами, облизнулся и замяукал. Когда кто-то из них говорил, ушастый мячик повторял за ним, выдавая противоположной стороне смысл сказанного. Дальше всё зависело оттого, насколько хорошей памятью обладали собеседники, как сильны были их лингвистические способности.

Тобиус, из-за осложнений со здоровьем, немного плавал, однако самой природой данная ему способность к языкам, не подводила. Маг упрямо запихивал в память новые сочетания звуков, намертво привязывая их к смыслам, игнорируя звон в ухе и головокружение. С собеседником тоже повезло, — Вийджа оказался весьма хваток на слова. Трудно было поверить, но этот пахучий субъект, чья кожа была ему велика на несколько размеров, одетый лишь в собственную шерсть да деревянные бусы, был весьма умён. Он быстро постигал вестерринг и умело объяснял нюансы собственной речи через переводчика, был терпелив, усидчив и почти не портил воздух, как бы требовательно ни булькал его необъятный живот. Таким образом к концу первого дня знакомства оба собеседника уже знали азы и благом для обоих явилась схожесть не только речевых аппаратов, но и паттернов мышления. Оказалось, что люди и симианы, были очень друг на друга похожи. Ах да, сами себя эти разумные обезьяня называли словом «сару», что значило «народ».

— Я Вийджа, — говорил хозяин древесной хижины, подкладывая на камень хворосту, — Вийджа из народа понхи!

— Сару-понхи, значит? Понхи, понхи… — бормотал Тобиус, припоминая, что это слово сегодня уже звучало.

— Понхи! — Огромная чёрная ладонь аборигена протянулась к пламени. — Понхи!

— Верно, огонь… Ты из Огненного народа? Сару-понхи — Огненный народ?

— Да! Да! Огонь! Мы огненный народ! — говорила обезьяна, дёргая себя за длинные рыжие лохмы.

— А наши бестиологи прозывают вашего брата «орангутанами». Не знаю, с каких пор так повелось, слово древнее, из прошлых эпох проросло.

Вийджа почесался под широченной складкой отвисшей кожи, которая ниспадала с его шеи на грудь подобно настоящему оплечью.

— Никогда не слышать!

— Я удивился бы, кабы слышал это слово, учитывая, что я первый человек, явившийся в эти края за… всегда?

— Че-ло-век, — повторил Вийджа. — А я думать, ты — хунгуэб-гиду. Они не звать себя «че-ло-век».

— И что это должно значить?

Потребовалось время и помощь Лаухальганды.

— Безволосые твари? — усмехнулся маг, тяня к хиленькому пламени руки. — Что это вообще?

— Такие как ты. На тебя похожие.

— То есть?

— Приходить в страну Народа. Торговать, меняться. На тебя похожие.

— Насколько похожие?

— Очень! Очень! Такие же! Только уши нет.

— Нет ушей?

Вийджа задумался на минуту.

— Уши есть! Острые! Острые уши!

Эльфы? — предположил Тобиус. Могло ли это быть правдой, ведь Лонтиль, всё же, очень, очень далеко на востоке? Тысячи лиг непроходимого, полного опасностей леса разделяли эльфские владения и то, что новый знакомец называл «страной Народа». Неужто могли остроухие нелюди покрывать такие расстояния в пределах Дикоземья?.. С другой стороны, если не они, то кто?

— Мы с ними не в родстве. Расскажи о себе больше, Вийджа, а я расскажу о себе. Нет лучше способа учить чужой язык, чем беседа.

— Верно, верно говорить! Я ауйнари кутек!

Лаухальганде пришлось потрудиться, чтобы смочь передать смысл. По всему выходило, что орангутанг являлся чем-то вроде святого отшельника. Как стало ясно из дальнейшего рассказа, Вийджа, рождённый среди пчеловодов и торговцев продуктами пчеловодства, всю жизнь занимался перенятым у предков ремеслом в родных землях. Но уже в зрелом возрасте, когда его лицевые мешки приняли окончательную форму, успешный сару-понхи решил внезапно, стать своего рода клириком. Происходило это среди сару довольно просто, следовало всего лишь отказаться от прежней жизни и уйти в лесное отшельничество. Через много лет такого странного жизненного пути, можно было перейти на следующую ступень и поселиться рядом с Образом Предка.

— А это что?

— Образ Предка! — ответил самозваный святой. — Идти, идти туда, смотреть вниз! Под деревом он стоять!

Волшебник, несколько неуверенно, выбрался из хижины. Ниже ветвей уже не было, однако расстояние до земли всё ещё казалось значительным и пришлось аккуратно сползти по несколько накренённому стволу.

У его толстого разбухшего основания стояла большая статуя. Видимо, когда-то очень давно её высекли из цельного менгира. Работал мастер грубо, однако смог каким-то образом передать живость, одушевлённость того, что изображал, а именно, — обезьяны. Обычной обезьяны, глядевшей настороженными глазами. У подножья идола виднелись засохшие цветы, пустые миски, какая-то ветошь.

— Я долго бродить в лесах, — продолжил Вийджа, тяжело спрыгнув на землю рядом с человеком. — Сторониться народа, думать об Образе Предка. О себе в нём, о нём в себе. Много лет проходить. Потом стали признавать святого. На праздники подношения давать немного, совета просить. Потом больше. А потом я узнать,