100 великих отечественных кинофильмов - Игорь Мусский

Первый вариант сценария Тарковский написал вместе с Александром Мишариным в феврале 1968 года. Сценарная история во многом совпадала с реальной жизнью режиссёра — с уходом из семьи отца, знаменитого поэта Арсения Тарковского. Детей — Андрея и Марину — воспитывала мать Мария Ивановна Вишнякова. Сложные отношения с отцом и матерью вели режиссёра к осмыслению прошлого.

В то время Андрей Тарковский работал в экспериментальном объединении Григория Чухрая, где можно было быстро «запуститься» и быстро снять фильм. На студии поддерживали режиссёра, но в Комитете по делам кинематографии сценарий был отвергнут председателем Госкино А. Романовым… Наступил тяжёлый период — перспектив на работу не было, и Тарковский стал снимать «Солярис».

Когда он закончил эту картину, в Комитет по делам кинематографии уже пришёл Ф. Ермаш, который повёл себя довольно демократично. Тарковскому он сказал: «Вы можете ставить, что хотите». И режиссёр решил вернуться к отложенному сценарию, который будет основательно переработан.

Сценарий «Белый, белый день» («Зеркало») строился на воспоминаниях Тарковского о детстве, семье, о некоторых обстоятельствах взрослой его жизни. Сложным был задуман образный строй будущего фильма: игровые эпизоды должны были перемежаться хроникой. Стихи Арсения Тарковского становились лирическим лейтмотивом произведения. Сам Андрей хотел сняться в роли Автора.

Предполагалось включить в картину документальное интервью с Марией Ивановной Вишняковой, снятое скрытой камерой. Всю жизнь она проработала корректором в Первой образцовой типографии. Кстати, незабываемый эпизод в «Зеркале», где Мария под дождём бежит в типографию, боясь, что пропустила опечатку, воспроизводит реальную ситуацию.

Обсуждение режиссёрского сценария «Белый, белый день…» худсоветом студии состоялось 17 апреля 1973 года. Общая атмосфера была взволнованная, нервная, но, в общем, доброжелательная.

Михаил Швейцер отметил, что это первая попытка о нашем современном искусстве создать жанр некоей исповеди, в частности, исповеди художника, и очень хочется, чтобы такой жанр состоялся.

Все выступления были деликатны, осторожны. Тарковский был крайне ранимым человеком и бурно реагировал, когда с ним хоть в чём-то не соглашались, сразу говорил о тотальном непонимании его вещи.

Больше, чем какой-либо другой фильм, «Зеркало» можно назвать семейным фильмом Тарковских. Звучал за кадром голос отца, читавшего свои стихи; в роли старой матери снялась Мария Ивановна Вишнякова; первую любовь мальчика играла падчерица Оля, дочь Ларисы Тарковской. Сыграла в «Зеркале» и сама Лариса — эпизодическую роль богатой жены врача, к которой Мария и Алёша приходят продавать серёжки. Наконец сам Андрей Арсеньевич появлялся в кадре — правда, лица его не было видно, а только руки, измождённые руки умирающего Автора, распластанного на постели.

Маргарита Терехова исполнила в «Зеркале» две роли: матери героя и его жены. Как вспоминает Терехова, сценарий никому не давали читать, и, когда она пришла на кинопробы, то понятия не имела, какая роль — главная. Режиссёр предложил актрисе трудную задачу: воплотить один и тот же женский тип в двух временах — довоенную и послевоенную «эмансипированную» женщину. И Терехова с ней справилась.

Вновь у Тарковского снимались актёры Н. Гринько, А. Солоницын, Ю. Назаров.

Олег Янковский в коротком; но существенно важном эпизоде «Зеркала» сыграл фронтовика-отца, а пятилетний сын актёра, Филипп, — героя фильма в раннем детстве. Олега Янковского на пробы не вызывали, была общая уверенность, что он подходит, что выбор точен. По словам Мишарина, «лицо Янковского, тогда ещё не слишком знакомое, излучало энергию и радость жизни, романтическое состояние передавалось им легко и вместе с тем концентрированно».

Ассистент режиссёра Марина Чугунова, раздобыв детскую фотографию Андрея Тарковского, искала исполнителя роли Алексея. И нашла в одной из школ Игната Данильцева. Его сразу утвердили после кинопробы. Игнат на съёмках часто плакал от обиды, что Андрей Арсеньевич с ним мало разговаривает. Тереховой все подробно объясняет, а ему ничего. А дело было в том, что Игнат схватывал все на лету, достаточно было задать направление: «Ты сидишь здесь, чувствуешь то-то, состояние у тебя такое-то» — Тарковский с ним не репетировал даже. Игнат Данильцев тоже рос без отца, жил один с матерью…

К съёмкам «Зеркала» Тарковский приступил в июле 1973 года. К сожалению, отказался работать на картине оператор Вадим Юсов. Своё решение он объяснял так: «Я внутренне не принял сценарий „Белый, белый день“ („Зеркало“). Мне не нравилось, что, хотя речь в нём идёт о самом Андрее Тарковском, на самом деле в жизни всё было не так: я знал его отца, знал маму… Поклонники „Зеркала“, наверное, возразят мне, что художественный образ и не должен во всём совпадать с реальным. Это я понимаю, согласен, не должен. Но я видел иное: непонятное мне стремление встать на небольшие котурны, — и это не вязалось у меня с Андреем. Я говорил ему об этом и почувствовал, что он моих поправок-требований на этот раз не примет, и что мне будет трудно, и я только помешаю ему…»

Лето было сырым и холодным. Тарковский арендовал деревенский дом, где поселился вместе с Ларисой, Тяпой, Лялей и Анной Семёновной (Тяпа — сын Андрея и Ларисы Тарковских, Ляля — дочь Ларисы Анна Семёновна — её мать).

Съёмки разворачивались крайне медленно. За десять дней в Тучково были отсняты всего два кадра, собственно, один проход.

Осенью группа приехала в Москву, началась работа в павильоне. Здесь, например, снимали сон мальчика — сцену, когда с потолка лилась вода и обваливалась штукатурка. Поражали размеры комплекса декораций, особенно сооружённый в павильоне двор, где пиротехники раскладывали и поджигали костёр. Это было удивительно, так как в декорациях категорически запрещалось разжигать открытый огонь. Видимо, администрация «Зеркала» получила на это специальное разрешение.

Параллельно со съёмками Тарковский монтировал документальный материал. Настоящим открытием стали кадры бредущих по воде Сиваша солдат. Позже писатель Г. Владимов напишет об этом эпизоде фильма: «И следом — чёрно-белые кадры фронтовой хроники, по праву и в полной мере авторские — ведь никто до Тарковского их не выбрал, кадры жестокие по-своему, хотя нет в них ни стрельбы, ни разрывов, ни падающих тел. А есть — штрафники, форсирующие Сиваш, медленно, враскачку, бредущие болотистым месивом, вытягивая пудовые ботинки с обмотками. И не сразу отмечает глаз самое страшное — что они, по сути, безоружны, хоть каждый что-то несёт, прижавши к груди: кто — мину для миномёта, кто — снаряд. Так они — всего лишь „подносчики“, затем и погнали их через гнилой Сиваш? И ноша каждого из них — это и цена ему, цена немыслимым его мучениям…»

12 февраля 1974 года снималась сцена «Зеркала», где героиню вынуждают зарезать петуха, то есть сцена Матери и Лебедевой, в которой были заняты Терехова и Лариса Тарковская. Обстановка на съёмочной площадке была напряжённой: шла скрытая борьба женских честолюбий. А в данном случае ситуация усугублялась ещё и тем, что Лариса сама хотела играть роль Матери.

Терехова отказалась резать петуха. Уговорить её не удалось. Сняли эпизод просто. Записали предсмертный крик петуха, подули пёрышками на лицо хозяйки: убийство как бы произошло. И после этого — лицо Тереховой крупным планом, лицо преступившего человека.

Тарковский говорил во время работы над фильмом:

«Единственное, что я сейчас могу утверждать с уверенностью, — фильм, который мы сейчас снимаем, не будет иметь никакого отношения к традиционному кинематографу, построенному на изложении сюжета, рассказа. События в их последовательности сами по себе не будут иметь никакого значения. Смысл всего должен возникать из сопоставления эпизодов прошлого с авторским отношением к этому прошлому и жизни как таковой. Этот фильм должен быть подобен сну, в котором человек ощущает себя старым, ясно осознает, что жизнь прошла и самый важный водораздел им уже пересечён…

В фильме будут очень важны слова, авторские монологи, прямо выражающие авторскую мысль, авторские размышления. Что касается игровых сцен, то в них не должно быть ничего двусмысленного, всё должно быть просто, как в жизни, без всякой символизации. Некоторые персонажи фильма — это просто обычные люди, существующие в реальности и играющие на экране самих себя… Персонажи должны мешаться, и должны быть моменты, когда не очень понятно, кто есть кто…»

К марту 1974 года съёмочный период был закончен и начался как никогда мучительный монтажный период. Положение было сложное, потому что всё было отснято, просрочены сроки, группа не получала премии, а картина не складывалась.

В монтажной на «Мосфильме» Тарковский который раз переставлял целые эпизоды фильма и отдельные фрагменты его. Андрей Арсеньевич сделал карточки — 32 названия эпизодов — «типография», «продажа серёжек», «испанцы», «сеанс гипноза» и т.д. Наконец его осенило. «А ты знаешь, что я сделаю? — сказал он Михалкову-Кончаловскому. — Я вообще все перемешаю, чтобы никто ни хрена не понял! Поставлю конец в начало, середину — в конец».