Любовь - только слово - Йоханнес Зиммель

Глава 6

Мы плывем вдоль северного берега, через бухту, мимо острова, где живет миссис Дурхам. Когда приближаемся к берегу, одеваемся. Мы проплываем мимо темно-зеленых лесов, суперсовременных белых вилл в цветущих садах, на крутых склонах. И наконец сидим на террасе маленького бара. Мы пьем кьянти и наблюдаем за рыбаками, которые готовят лодки к ночному выходу в море. Солнце садится.

На тротуаре, перед баром, установлен огромный американский музыкальный автомат. Перед ним собралась ватага мальчишек и девчонок. Они с любопытством осматривают автомат со всех сторон. Все очень маленькие и бледные. Одна девочка уже умеет читать, но, как я понимаю, ни у кого из них нет денег. Та девочка, которая умеет читать, читает остальным названия шлягеров из списка на автомате. А дети выбирают, что они могли бы послушать, будь у них деньги.

Меня поражает такая бедность. С помощью хозяина и многочисленных путаных фраз на итальянском, французском, английском и немецком языках удается объяснить детям, что за монету в сто лир они могут послушать три песни. Девочке, которая умеет читать, я даю монету.

Следует неожиданная, но вполне понятная реакция. Разражается чудовищный спор, какие три песни выбрать. Стоит ужасный крик… Но тут с противоположной стороны улицы подходит Верена. Какой-то непонятный для меня разговор на итальянском, и Верена дает им еще сто лир. Теперь каждый может послушать свою любимую песню. Мы возвращаемся за наш маленький столик на террасе у воды.

В тот момент, когда мы садимся, раздается первая песня, так громко, что слышно по всей округе. Безумно громко звучит: «Sull'eco del concerto…»

— Наш концерт, — говорит Верена.

Не говоря ни слова, мы смотрим друг на друга, пока не заканчивается песня.

Таких дней, как этот, еще не было в моей жизни.

— Таких дней, как этот, еще не было в моей жизни, — говорит тут же Верена.

Мы молчим. Взгляд Верены устремлен вдаль.

— О чем ты думаешь? — спрашиваю я.

— Я подумала, что если б мне пришлось умирать сейчас, в это мгновение, в эту секунду, то я умерла бы самой счастливой женщиной на свете.

Бесшумно скользят по водной глади моря кроваво-красные паруса лодок.

Глава 7

Вероятно, из-за того, что совесть моя нечиста, с тех пор как я приехал на Эльбу, меня угнетает чувство, что за Вереной и мной кто-то наблюдает, или, вернее, следит. Этот кто-то следит за нами неотступно. Иногда мне хочется сказать: эй вы, что вам нужно от нас? Убирайтесь к чертовой матери отсюда, иначе схлопочете по зубам. Но я не знаю, кому могу это адресовать.

Сотни людей встречаются нам ежедневно. Он, наверное, среди них. Где он? Кто он? Как выглядит?

Я думаю, что это мужчина, а может, это женщина. А может, мужчина и женщина? Вполне вероятно, что это мне просто кажется. Я ничего не говорю об этом Верене, но меня постоянно преследует это чувство.

Касацция — маленькое местечко. Семья Мортула приняла меня как близкого родственника. Я ем и пью вместе со всеми за столом. Дедушка Ремо замечательный малый, ему под восемьдесят, и он знает очень много интересных историй. Долгое время он работал в Германии. Его любимое выражение: «Dio ci aiutera» — «Бог поможет». Родственников в этой семье не счесть. Двоюродные сестры и братья, дяди и тети, двоюродные братья двоюродных братьев и так далее. И все живут вместе в одном побеленном снаружи двухэтажном доме. Но даже в подсобных помещениях, в подвале, на кухне всегда полно народа. В любой, даже самой маленькой комнате всегда не менее трех человек. И всегда несколько красивых, больших и безвкусно обставленных комнат в доме приготовлено для сдачи внаем иностранцам.

Хозяина дома зовут Антонио. У него небольшая бензоколонка перед домом. Но прокормить такую ораву только на доходы от бензоколонки он не в состоянии.

Я поинтересовался у Антонио, как дела. Он говорит, что сезон плохой. На заправку приезжает совсем мало автомобилей. Комнаты тоже пустуют. Иногда заезжают туристы, но более чем на два дня не задерживаются. Им, видите ли, не хватает комфорта. Антонио этого не понимает и ругает туристов. Дедушка Ремо его подбадривает: «Бог поможет». По вечерам над домом загорается неоновая надпись: «HOTEL MORTULA».

Я стараюсь поскорее выучить итальянский. Конечно, говорю я ужасно, но уже многое начал понимать. И в своих рукописях я кое-что пишу на итальянском.

Через несколько часов пойду на пляж, а там уже стоит лодка Верены. Мы выйдем в море и будем любить друг друга под изумительно голубым небом.

Теперь Верена не может позволить себе весь день проводить со мной. Мы встречаемся только на несколько часов: ее муж и Эвелин вернулись.

Но нет и дня, чтобы мы не встречались, чтобы не любили друг друга. По бортам лодки на веревках висят в воде бутылки с вином. Мы пьем. Я никогда не пил много. Но теперь пью. Я думаю, что в этом нет ничего хорошего, даже несмотря на то, что позднее в море мы бываем так счастливы и Верена при этом говорит: «Нам нужно быть пьяными». Но я… не знаю…

Слава богу, Эвелин боится плавать на моторной лодке и остается дома. Слава богу, что Манфред Лорд бывает чем-то занят. Либо у него дела на острове, либо он так устает от этих дел, что, совсем уставший, спит целый день в небольшом лесочке среди итальянских сосен за своим стеклянным домом. Слава богу, что у Верены есть эта моторная лодка. Она у нее уже несколько лет, и каждая собака на острове знает, что она фанатично любит кататься на ней. Никто не обращает внимания, когда она носится по морю. Но если мы проезжаем мимо вилл знакомых Верены, мне приходится ложиться на дно лодки. Однако чаще всего мы уходим далеко-далеко в море, где нас никто не видит. Мы пьем вино, плаваем в море, занимаемся любовью, и я читаю Верене вслух, что написал. Ей нравится.

Но хорошо ли это на самом деле? Я не знаю… Если у Верены есть время во второй половине дня, то мы едем в Марциан и идем в бар. Музыкальный автомат играет нам «И nostro concerto». Мы слушаем, пока не надоест.

Такая безвкусица — эта песня. И мелодия, и певец. Но это наша песня, мы держимся за руки, слушаем и наблюдаем, как выходят в море рыбацкие лодки в кроваво-красном свете кроваво-красного заходящего солнца.

Глава 8

Однажды в прохладный день мы с Вереной приехали в Аззуро. Прогуливаясь по побережью, заходим в оливковую рощу. Верена вдруг останавливается и заявляет, что дальше не сделает ни шагу. И мы тут же под каким-то старым деревом занимаемся любовью. Затем выпиваем кьянти.

Одна маслина падает мне на спину. Я кладу ее в карман.

— Мильтон, — говорит Верена.

— Почему Мильтон?

— Тот тоже так делал.

— Откуда ты знаешь?

— Я не такая необразованная, как ты думаешь.

— Но я так не думаю…

— Нет, думаешь. Все мои мужчины так думали. Но вот эту историю про Мильтона с маслиной я знаю.

— Но мне еще не семьдесят лет, и я не импотент!

— В этом ты прав, любимый. Любовник ты первоклассный. А теперь, когда ты услышал это от меня, возгордись!

— Не буду. Я очень люблю тебя… Ты моя величайшая любовь… Ты моя единственная любовь. После тебя я не хочу ничего и никого.

— Повтори еще раз.

— Ты моя единственная, несравненная. После тебя я не хочу ничего и никого.

Если у Верены нет времени, а у меня пропадает желание писать, то я иду в Портоферрайо и прогуливаюсь по маленьким улочкам. Бесцельно слоняюсь, сижу на улице перед каким-нибудь баром и пью кофе. Наблюдаю, как оживленно о чем-то спорят пожилые итальянцы. Они беседуют так эмоционально, что иногда ссорятся и, похоже, готовы убить друг друга.

Я любуюсь маленькими магазинчиками, кораблями, прибывающими со стороны материка из Пьомбино, богатыми яхтами состоятельных людей и яхтой господина Лорда. Она великолепна. И тут я хотел бы рассказать, что за история приключилась с браслетом.

На Пьяцца-Кавур есть два ювелира. Один из них мошенник, меня об этом предупредил дедушка Ремо. Но у этого мошенника кольца, цепочки, камни и браслеты куда более привлекательные, чем у другого. Между прочим, радио- и телезаводы моего отца превосходят аналогичные у его коллег. Тут ничего не поделаешь. Все лучшее всегда оказывается в руках у мошенников и проходимцев.

Как-то раз утром я останавливаюсь перед ювелирной лавкой этого мошенника и вижу золотой браслет. Тонкие полоски, изящно переплетенные друг с другом, соединены маленькими колечками.

Глупо писать об этом, но это правда: я влюбился в браслет с первого взгляда. Мне вдруг пришло в голову, что до сих пор я не дарил Верене драгоценностей. Поэтому я захожу в лавку. Маленький господин с напомаженными волосами, непрерывно потирая руки, встречает меня. Оказывается, браслет стоит десять тысяч лир, и то только потому, что золото в Италии такое дешевое.

Я торгуюсь как только могу. Это длится почти полчаса. Он взвешивает браслет, показывает его на свет, рекомендует взглянуть на него на улице. Через полчаса мне удается сбить цену до восьми тысяч.