Хранительница - Елена Кондаурова

– Лесть, – подсказал Франя.

– Да, лесть, – согласилась Рил.

– Всеобщее поклонение! – Фране все труднее становилось сдерживать свою язвительность.

– Да, и это тоже.

– Внимание мужчин, равных тебе по положению!

Она слегка качнула головой.

– Среди них не было равных мне по положению. Только низшие. Но те, чье присутствие рядом со мной не могло оскорбить меня, те действительно оказывали мне знаки внимания.

Рил казалась спокойной, сказывалась дворцовая выучка, когда надо было в любом случае сохранять лицо, только слезы, не подчиняясь ей, текли по щекам. Таш мрачно глянул на Франю, тот ответил злым оскалом.

– И княжья дружина готова была в полном составе спрыгнуть с дворцовой крыши по одному твоему слову!

Тут не выдержал Самконг.

– Франя!

– Молчу!

– Да, наверное, готова, – не стала спорить Рил. – Все это было. И все же... Мне было там так плохо, что я думала, что сойду с ума! А сейчас я сижу здесь, среди... – Она запнулась, не найдя подходящего слова.

– Среди отбросов общества! – услужливо подсказал ей никак не желающий угомониться Франя.

Рил сделала над собой заметное усилие.

– Да, среди отбросов... Но мне так хорошо, что я, как дура, сижу и реву от счастья! — Она рассмеялась сквозь слезы. – Я так люблю вас всех! И... простите меня, если сможете! И ты, Франя, я не знаю, чем обидела тебя...

Все с облегчением рассмеялись, и, конечно, Франя простил ей ее благородное происхождение. А после того, как узнал, что это она спалила дворец своего супруга, и вовсе успокоился.

Таш и Рил ушли к себе намного раньше остальных, потому что Рил после всех переживаний и бессонной ночи начала заметно клевать носом и заснула, едва добравшись до подушки.

Убедившись, что она спит, Таш переоделся и поднялся наверх. Пила ушла купать и укладывать Дану, а Франя и Самконг мирно беседовали. Увидев одетого как вандейский наемник Таша, они очень сильно удивились.

– Ты куда это, на ночь глядя? – спросил Самконг.

А Франя, уже сообразив, что к чему, недовольно пробурчал:

– Не царское это дело – навоз разгребать! У нас же люди есть как раз для таких случаев. Все сделают в лучшем виде, зря, что ли, мы их кормим? Не ходи, Таш, не ровен час узнает кто – все труды насмарку!

Но Таш только покачал головой.

– Это мое дело.

Когда он вышел, Самконг повернулся к Фране.

– Какого свигра тут происходит?

– Не кипятись, ты знаешь столько же, сколько и я. Он пошел к этому княжескому магу.

– Твою мать! Ты что, не мог его остановить?

– Друг мой, не ори, Дану разбудишь. Ты сам видел – я пытался. Или мне надо было попытаться его связать?

Это нелепое предположение вызвало ухмылки у обоих. Попытка связать Таша была бы самым неумным действием из всех, которые можно себе представить. Проще было предоставить ему делать то, что он считал нужным.

Этой ночью Таш посчитал нужным пойти в замок и убить Будиана. Если бы Рил до отъезда из дворца хоть намекнула на то, что он, кроме стирания памяти, еще и превратил ее в безвольную марионетку, жизнь Будиана оборвалась бы раньше, чем она сказала ему свое последнее «прости». Но, как ни горело у Таша внутри, возвращаться во дворец с полдороги было неразумно. Теперь же он не хотел медлить ни одной лишней минуты, справедливо полагая, что после того, как Рил так красиво попрощалась с этим свигровым монахом, он постарается доставить ей максимум неприятностей. Если бы Таш был в состоянии справиться с колдуном, он бы за шкирку притащил его сюда и заставил его вернуть Рил память, а заодно заплатить за все, что он ей сделал. К сожалению, общаться с живыми колдунами и заставлять их что-то делать он не умел. Он умел только убивать их, но делал это хорошо, иначе не смог бы дожить до своих лет.

Франя напрасно беспокоился, убить Будиана оказалось проще простого. Таш пустил небольшой поисковик, заранее настроенный именно на это тощее пугало, и тот привел его прямиком в старый дворец. Никто даже ухом не повел, когда он вошел туда, и уж тем более когда вышел.

Сам убиваемый монах не вызывал у Таша даже элементарной жалости, только брезгливость, вроде как ядовитое насекомое, которое может неожиданно цапнуть. И всадив в него два ножа, он испытал только облегчение оттого, что эта гадина больше не сможет причинить вред его драгоценной Рил. Хотя и пользы от него теперь тоже не может быть никакой.

Впрочем, в этом Таш все же ошибался.

Рил еще спала и видела десятый сон, когда Таш вернулся. Раздевшись, он улегся рядом с ней, и заснул только под утро, слушая ее дыхание.

Сильно вымотавшись за вчерашний день, Рил проснулась поздно. На секунду ей показалось, что все произошедшее с ней было сном, она снова во дворце, и Таша нет рядом с ней. Она подскочила на кровати и, осмотревшись, облегченно перевела дух. Таш, уже смывший раскраску и вдевший в ухо неизменную серьгу, лежал рядом и насмешливо улыбался, глядя на нее. Рил оглядела себя и увидела, что спала одетой и на ней все еще та самая амазонка, в которой она вчера сюда приехала. Это платье внезапно вызвало в ней такое отвращение, что она спрыгнула с кровати и нервно начала стаскивать его с себя. Ряд перламутровых пуговиц не поддавался ее дрожащим от нетерпения пальцам, и она со всей силы рванула ворот. Пуговицы брызнули в разные стороны, и через несколько секунд платье упало к ее ногам. Но этого ей показалось мало, и она продолжила раздеваться, срывая с себя кружевное нижнее белье, шелковые чулки и драгоценности, пока не осталась совсем голой. Это ни капли ее не смутило – Таша она и в забытой жизни никогда не стеснялась. Безжалостно скомкав одежду, она подошла к камину и затолкала ее туда. Потом огляделась и заметила свои вышитые сапожки, притаившиеся под кроватью. Она схватила их и запихнула поверх платья. Таш, вспомнив, какие сложные отношения у нее были с камином, подошел и начал разводить огонь. Рил, вытаскивая шпильки из безнадежно испорченной прически, напряженно за ним наблюдала. Наконец огонь разгорелся, пожирая то, что осталось от ее прежней жизни. Таш подбросил туда дров, а Рил шпильки, чтобы не осталось никаких напоминаний. Они стояли, обнявшись, и смотрели на огонь.

Вдруг Рил, которой показалось, что огонь разгорается слишком медленно, наклонилась и протянула к нему открытую ладонь, на которой заплясал и засверкал разрядами маленький ослепительно белый шарик. Быстрым движением она бросила его в камин. Там сверкнуло, ухнуло, загудело, и от ее платья, белья и драгоценностей, равно как и от дров, остался только легкий серый пепел.

Рил почувствовала, как ее отпускает и ей становится легче дышать.

– Интересно, здесь есть что-нибудь из одежды, или мне придется так ходить? – неуверенно улыбнувшись, спросила она.