Рыцарь из ниоткуда - Александр Александрович Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двери там не было — просто аркообразный проем. Каниллу Сварог увидел издали — она сидела перед каким-то хитроумным пультом (сразу на двух экранах клубились разноцветные путаные линии и кружились огни), но не походило, чтобы работала: сидела, откинувшись на спинку кресла, отрешенно глядя поверх пультов, курила, медленно выпуская дым, и ее очаровательное личико было чертовски грустным. Положительно, что-то где-то пошло наперекосяк, и работы это касаться никак не может, когда что-то не выходит или проваливается, Канилла никогда не печалится и не мается черной тоской: стискивает зубы и с яростным азартом начинает все по новой. Как, собственно, умные люди с характером и поступают…
Он остановился в проеме и согнутым указательным пальцем громко постучал по притолоке. Канилла повернула голову с недовольным видом, но тут же прямо-таки просияла, вскочила:
— Командир! Ну наконец-то! Жаль, что я тут одна, все бы порадовались. Ходят слухи, что Яна вас вытащила буквально в последнюю минуту…
— Может быть, — сказал Сварог, проходя в комнату и косясь на непонятное мельтешение линий и огней. — Выходит, я свое везение до донышка еще не вычерпал… Это хорошо, — он придвинул кресло на колесиках к ее креслу, уселся, достал портсигар. — Садись, Кани, поговорим…
Закурил и присмотрелся к ней внимательно. Ну да, что-то определенно не так: как только схлынула радость от его появления, ее глаза вновь стали невероятно грустными.
— В работу крепко погружена? — спросил он.
Канилла пожала плечами:
— Да нет. Рутина, собственно, разве что это надолго…
— Что случилось, Кани? — спросил он напрямик. — У тебя такая печаль в глазах… С Родриком поссорились?
Она не стала ни отмалчиваться, ни уводить разговор в сторону. Грустно усмехнувшись, ответила откровенно и просто:
— Если бы так, командир!.. Было бы гораздо лучше. Когда поссоришься, всегда можно помириться. А тут другое.
— Или — другая?
— Да нет, командир, все и проще, и печальнее… Помните, я как-то говорила: мы с Родриком и сами не понимаем, что у нас пылкая любовь или пылкая страсть?
— Конечно.
— Ну вот… — сказала Канилла. — В один далеко не прекрасный момент вдруг оказалось, что все же — не более чем пылкая страсть. А она вдруг взяла и прошла у обоих. Догорела, как свечка, была — и пропала…
— Вы, надеюсь, не поскандалили? Расставания иногда бывают очень бурными, даже если обе стороны согласны, что иначе нельзя…
— Ну что вы, командир, — все так же грустно усмехнулась Канилла. — С этой стороны обстоит, можно сказать, прекрасно. Мы совершенно спокойно обсудили ситуацию, совершенно спокойно согласились, что все кончено, остаемся друзьями… Хорошо, что вы прилетели. Мне не перед кем было выговориться, а хотелось невероятно…
— И правильно, — сказал Сварог. — Выговоришься, чуточку легче будет… Что, Аурики нет в маноре?
— Ага. Она на Сегуре, у нее два вольных дня. А у Томи свои печали, почище моих… Вот и не перед кем было… Кстати, поздравляю с новой короной…
— Пошли бы они, эти короны… — проворчал Сварог. — Складывать некуда, а новых хлопот — выше крыши… Это хорошо, что вы спокойно разошлись и даже остались друзьями. Это хорошо… Но вот глаза у тебя… Ты что, никак не можешь отойти?
Канилла улыбнулась грустно, вымученной улыбкой:
— Оказывается, не могу. Не в чувствах дело — не было никаких чувств. Просто… Как бы объяснить… Из меня вдруг вырвали очень приятный кусок жизни. Он был долго и, казалось, долго еще будет, и вдруг его не стало. Насовсем. Стало так пусто и зябко, я просто не представляю, как теперь жить без этого вырванного куска…
Сварог погасил сигарету, встал и, заложив руки за спину, медленно прошелся взад-вперед за ее креслом, подыскивая слова. Все гораздо легче, чем он опасался. Вот только… В ее возрасте случившееся… Первая утрата для него тоже была нешуточной трагедией, какую он, если вспомнить, однажды и пережил. Это сейчас та незатейливая история вспоминается не то что равнодушно — даже со смехом над собственной тогдашней щенячьей глупостью, превратившей банальнейшее расставание прямо-таки в шекспировскую трагедию. Но тогда, лет двадцать назад…
— Кани, — сказал он как мог мягче, тщательно подбирая слова, — такова уж взрослая жизнь, ничего не поделаешь. Иногда подбрасывает такие вот печальные сюрпризы. Я тебя уверяю, как человек, по возрасту в отцы годящийся… правда, в весьма юные отцы, но все равно… Это пройдет. Оно всегда проходит. Честное слово, когда-нибудь ты над этим форменным образом посмеешься. Я тебя уверяю. Все будет казаться мелким и смешным — в том числе и твоя сегодняшняя тоска…
— Легко вам говорить… — выпалила она и тут же осеклась.
Сварог ощутил очередной ледяной укол в сердце. Остановился за ее креслом, все так же держа руки за спиной. Сказал севшим голосом, чувствуя, как каменеет лицо:
— Ну да. Мне легко. Сплошная головешка вместо души, а так — гораздо легче. Всего-то навсего потерял шестерых лучших друзей, в том числе многолетнюю подругу… И Томи легко. Наши горести в сравнении с твоими — такой смех…
Скрипнул резко отодвинутый стул, Канилла вскочила, ее щеки пылали.
— Командир, простите! — выпалила она. — Сто раз простите! Я беспросветная дура, эгоистка, скотина бездушная… — порывисто сделала шаг и, оказавшись к нему почти вплотную, чуть повернула голову вправо. — Дайте мне пощечину, я заслужила…
— И не подумаю, — сказал Сварог. — Подумаешь, ляпнула сгоряча. С каждым может случиться, особенно в твоем возрасте. Мне в свое время в похожей ситуации тоже казалось, что жизнь кончена и мир рушится, а теперь вспомнить смешно…
Канилла пытливо вглядывалась в него:
— Вы, правда, не обиделись?
Сварог усмехнулся:
— Я бы тебе дал слово короля, но его не разменивают по таким пустякам…
Она подошла вплотную, медленно опустила ресницы:
— Тогда поцелуйте меня. И я буду знать, что вы не сердитесь.
«Воспитатель, мать твою, — сердито подумал Сварог. — Выпало же на долю…»
Он наклонился и коснулся губами ее щеки.
Канилла открыла глаза, воскликнула с долей возмущения и обиды:
— И только?!
Положила ему руки на плечи и прильнула долгим поцелуем.
Губы у нее оказались невероятно нежными. Поцелуй опасно затягивался, и Сварог, откровенно испугавшись самого себя, отстранил ее деликатно, но непреклонно, сказал командным голосом, едва ли не рявкнул:
— Штаб-сержант Дегро!
Подействовало. Она отступила на два шага, лицо стало едва ли не как
