Закат - Гильермо дель Торо

Однако Тварь пренебрегла зовом своей вампирской природы. С громким треском Владыка оторвал голову Элдрича Палмера от туловища. Выпустив из руки голову, Тварь ухватилась за фонтанирующее кровью тело и разорвала его пополам — тулово разошлось с легкостью, словно бы в том месте, где тазовые кости сужаются к пояснице, вообще не было ничего связующего. Тварь отшвырнула окровавленные куски мяса к дальней стене зала, где они влепились в красиво обрамленные шедевры человеческого абстрактного искусства, и свалились на пол.

Владыка молниеносно повернулся — он почувствовал, что где-то поблизости мерно бьется еще один источник крови. И действительно — в дверях стоял слуга Палмера, господин Фицуильям. Широкоплечий смертный, обряженный в костюм особого покроя — для ношения под ним средств самообороны.

Палмер хотел, чтобы после обращения ему было отдано тело именно этого человека. Он жаждал заполучить силу своего телохранителя, его могучий стан и мечтал, что физическая оболочка господина Фицуильяма будет служить ему веки вечные.

Иначе говоря, господин Фицуильям шел в одном пакете с Палмером, был его комплектующим.

Владыка проник в мозг телохранителя и показал ему все это, а затем с бешеной скоростью ринулся к господину Фицуильяму, превратившись в большую размытую тень. Господин Фицуильям только что видел Владыку в другом конце зала, видел, как с его огромных ладоней стекают капли красной крови, — а в следующее мгновение Тварь уже склонилась над ним, и верный слуга Палмера почувствовал в горле сильное иссушающее жжение, как если бы ему в глотку загнали огненный жезл.

Спустя какое-то время боль угасла. Вместе с ней угасло и зрение — потолок, возникший перед глазами господина Фицуильяма, растворился во мраке.

Владыка бросил мужчину на том самом месте, где он его и осушил.

Животные.

Айххорст по-прежнему стоял поодаль, невозмутимый как адвокат.

Владыка же возвестил:

Вот теперь мы начнем мрак вечной тьмы.[24]

Буксирный катер с потушенными огнями медленно шел по Ист-Ривер, приближаясь к зданию ООН. Катером управлял Фет. Он вел суденышко вдоль осажденного Манхэттена, оставаясь всего в нескольких сотнях метров от береговой линии. Рулевой из Фета был никудышный, но оперировать рукояткой дросселя оказалось довольно легко, а транцы из толстых шин — как он выяснил, еще когда причаливал катер к маленькой пристани возле устья 72-й улицы, — были вполне снисходительны к его мелким ошибкам.

За спиной Фета сидел Сетракян. Он изучал «Окцидо Люмен», разложенную на штурманском столе. В свете одной, но сильной лампы отделанные серебряной фольгой иллюстрации просто горели на страницах. Сетракян весь ушел в работу, казалось даже, что он погрузился в транс. Рядом с ним лежал блокнот. В сущности, это был даже не блокнот, а обыкновенная школьная общая тетрадь с линованными страницами. Записи старика заполняли ее уже почти наполовину.

Рукописный текст в «Люмене» был очень убористый — до ста строчек на странице, — но при этом выполнен красивейшим почерком. Старые, давным-давно переломанные пальцы профессора переворачивали страницы быстро, однако с величайшей деликатностью.

Профессор тщательно изучал страницу за страницей. Каждый лист он рассматривал на просвет — нет ли там водяных знаков — и, если находил таковой, быстро зарисовывал его, снабжая припиской с указанием точной ориентации и расположения на странице. Эти водяные знаки были важнейшими ключами к расшифровке текста, под которым они скрывались.

Возле Сетракяна, нависая над его плечом, стоял Эф. Он попеременно поглядывал на фантасмагорические иллюстрации в книге и на горящий город, видневшийся в иллюминаторе ходовой рубки. Заметив, что рядом с Фетом находится радиоприемник, Эф включил его и тут же убавил громкость, чтобы звуки не отвлекали Сетракяна. Это было спутниковое радио. Эф поискал новостные каналы и наконец нашел — в репродукторе зазвучал голос.

Голос был женский и очень усталый. Какая-то дикторша, уединившаяся в штаб-квартире радиостанции «Сириус Экс-Эм»,{38} вела передачу, вещая с помощью оборудования, работавшего от резервного отказоустойчивого генератора. Она пользовалась всеми доступными ей, уже сильно изъянистыми источниками — Интернетом, телефонными сообщениями, электронной почтой — и, ведя свой отчаянный репортаж, сопоставляя различные сведения о событиях в стране и мире, постоянно повторяла, что у нее нет никаких возможностей проверить, насколько точна та или иная информация.

Женщина откровенно говорила о вампиризме как о вирусе, который передается от человека к человеку. Подробно рассказывала о разваливающейся инфраструктуре страны, об автомобильных авариях — с жертвами и без, — которые либо сильно затрудняли либо попросту застопоривали движение на ключевых мостах в штатах Коннектикут, Флорида, Огайо, Вашингтон и Калифорния. Сообщала о перебоях в подаче энергии, которые приводили к изоляции от внешнего мира целых регионов. На Среднем Западе выходили из строя газопроводы. Во многих крупных городских агломерациях национальная гвардия и различные воинские соединения получали приказы принять участие в миротворческих действиях. В Нью-Йорке и Вашингтоне шли военные операции. На границе между Северной и Южной Кореей развернулись боевые действия. Поджоги мечетей в Ираке привели к массовым беспорядкам, что сильно осложнило положение находящегося там американского воинского контингента. Серия необъяснимых взрывов в парижских катакомбах нанесла городу непоправимый урон. И одно за другим поступали жуткие, подробные сообщения о случаях массовых самоубийств на гигантских водопадах — Виктории в Зимбабве, Игуасу на границе между Бразилией и Аргентиной, Ниагарском в штате Нью-Йорк…

Эф только качал головой, слушая все это, — просто с ума сойти можно, вот уж кошмар-то, «Война миров» наяву, — и вдруг он услышал очередную новость: поезд «Амтрака» сошел с рельсов в тоннеле Северной реки, что привело к еще большей изоляции острова Манхэттен от континента. Дикторша перешла к сообщению о беспорядках в Мехико, а Эф застыл на месте, не сводя глаз с радиоприемника.

— Сошел с рельсов? — переспросил он.

Радио никак не отреагировало на этот вопрос.

— Она не сказала, когда это произошло, — произнес Фет. — Возможно, они уже прорвались.

Страх острой иглой кольнул в груди Эфа. Он почувствовал, что его мутит.

— Нет, не доехали, — сказал Эф.

Он знал это. Никакого экстрасенсорного восприятия, никакого мистического прозрения: просто знал и все. Только сейчас Эфу пришло в голову: счастливое спасение его близких было слишком легким исходом, чтобы в него можно было поверить. Все облегчение, которое он испытывал с момента их отъезда, ясность чувств, трезвость мыслей — все разом исчезло. На рассудок опустилась темная пелена.