Американская фантастика. Том 13 - Майкл Крайтон

Вечер прошёл, как всегда, нудно. Папуля, конечно, сидел невидимый, и мамуля всё злилась, подозревая, что он тянет маисовой больше, чем положено. Но потом сменила гнев на милость и налила ему настоящего виски. Все наказывали мне вести себя прилично.

— Этот прохвессор ужас до чего умный, — сказала мамуля. — Все прохвессора такие. Не морочь ему голову. Будь паинькой, а не то я тебе покажу, где раки зимуют.

— Буду паинькой, мамуля, — ответил я.

Папуля дал мне затрещину, что с его стороны было нечестно: ведь я-то его не мог видеть!

— Это чтобы ты лучше запомнил, — сказал он.

— Мы люди простые, — ворчал дядя Лес. — И нечего прыгать выше головы, никогда это к добру не приводит.

— Я не пробовал, честно! — сказал я. — Только я так считаю…

— Не наделай бед! — пригрозила мамуля, и тут мы услышали, как в мезонине дедуля заворочался. Порой дедуля не двигался неделями, но в тот вечер он был прямо-таки живчик.

Мы, само собой, поднялись узнать, чего он хочет. Он заговорил о прохвессоре.

— Чужак-то, а? — сказал дедуля. — Продувная бестия! Редкостные губошлёпы собрались у моего ложа, когда я сам от старости слабею разумом! Один Сонк не без хитрости, да и то, прости меня, господи, дурак дураком.

Я только поёрзал на месте и что-то пробормотал, лишь бы не смотреть дедуле в глаза — я этого не выношу. Но он на меня не обратил внимания. Всё бушевал:

— Значит, ты собрался в этот Нью-Йорк? Кровь христова, да разве ты запамятовал, что мы как огня стережёмся Лондона и Амстердама — да и Нью-Амстердама — из боязни дознания? Уж не хочешь ли ты попасть в ярмарочные уроды? Хоть это и не самое страшное.

Дедуля у нас старейший и иногда вставляет в разговор какие-то допотопные словечки. Наверное, жаргон, к которому привыкнешь в юности, прилипает на всю жизнь. Одного у дедули не отнимешь: ругается он лучше всех, кого мне довелось послушать.

— Ерунда, — сказал я. — Я ведь хотел как лучше!

— Так он ещё речет супротив, паршивый неслух! — возмутился дедуля. — Во всём виноват ты, ты и твоя родительница. Это вы пресечению рода Хейли споспешествовали. Когда б не вы, учёный бы сюда и не пожаловал.

— Он прохвессор, — сообщил я. — Звать его Томас Гэлбрейт.

— Знаю. Я прочитал его мысли через мозг крошки Сэма. Опасный человек. Все мудрецы опасны. Кроме разве Роджера Бэкона, да и того мне пришлось подкупить, дабы… Не важно. Роджер был незаурядный человек. Внимайте же: никто из вас да не едет в Нью-Йорк. Стоит нам только покинуть сию тихую заводь, стоит кому-то нами заинтересоваться — и мы пропали. Вся их волчья стая вцепится и разорвёт нас в клочья. А твои безрассудные полёты, Лестер, помогут тебе как мёртвому припарки — ты внемлешь?

— Но что же нам делать? — спросила мамуля.

— Да чего там, — сказал папуля. — Я этого прохвессора угомоню. Спущу в цистерну, и дело с концом.

— И испортишь воду? — взвилась мамуля. — Попробуй только!

— Что за порочное племя вышло из моих чресел? — сказал дедуля, рассвирепев окончательно. — Ужли не обещали вы шерифу, что убийства прекратятся… хотя бы на ближайшее время? Ужли и слово Хогбена — ничто? Две святыни пронесли мы сквозь века — нашу тайну и честь Хогбенов! Посмейте только умертвить этого Гэлбрейта — вы мне ответите!

Мы все побледнели. Крошка Сэм опять проснулся и захныкал.

— Что же теперь делать? — спросил дядя Лес.

— Наша великая тайна должна остаться нерушимой, — сказал дедуля. Поступайте как знаете, только без убийств. Я тоже обмозгую сию головоломку.

Тут он, казалось, заснул, хотя точно про него никогда ничего не знаешь.

На другой день мы встретились с Гэлбрейтом в городке, как и договорились, но ещё раньше я столкнулся на улице с шерифом Эбернати, который, завидев меня, зло сверкнул глазами.

— Лучше не нарывайся, Сонк, — сказал он. — Помни, я тебя предупреждал.

Очень неудобно получилось. Как бы там ни было, я увидел Гэлбрейта и рассказал ему, что дедуля не пускает меня в Нью-Йорк. Гэлбрейт не очень-то обрадовался, но понял, что тут уж ничего не поделаешь.

Его номер в отёле был забит научной дребеденью и мог напугать всякого. Ружьё стояло тут же, и Гэлбрейт как будто ничего в нём не менял. Он стал меня переубеждать.

— Ничего не выйдет, — отрезал я. — Нас от этих гор не оттащишь. Вчера я брякнул сдуру, никого не спросясь, вот и всё.

— Послушай, Сонк, — сказал он. — Я расспрашивал в городке о Хогбенах, но почти ничего не узнал. Люди здесь скрытные. Но всё равно, их свидетельство было бы только лишним подтверждением. Я не сомневаюсь, что наши теории верны. Ты и вся твоя семья — мутанты, вас надо обследовать!

— Никакие мы не мутанты, — ответил я. — Вечно учёные обзывают нас какими-то кличками. Роджер Бэкон окрестил нас гомункулами, но…

— Что?! — вскрикнул Гэлбрейт. — Что ты сказал?

— Э… Издольщик один из соседнего графства, — тут же опомнился я, но видно было, что прохвессора не проведёшь. Он стал расхаживать по номеру.

— Бесполезно, — сказал он. — Если ты не поедешь в Нью-Йорк, я попрошу, чтобы институт выслал сюда комиссию. Тебя надо обследовать во славу науки и ради прогресса человечества.

— Этого ещё не хватало, — ответил я. — Воображаю, что получится. Выставите нас, как уродов, всем на потеху. Крошку Сэма это убьёт. Уезжайте-ка отсюда и оставьте нас в покое.

— Оставить вас в покое? Когда вы умеете создавать такие приборы? — он махнул рукой в сторону ружья. — Как же оно работает? — спросил он ни с того ни с сего.

— Да не знаю я… Смастерили, и дело с концом. Послушайте, прохвессор. Если на нас глазеть понаедут, быть беде. Большой беде. Так говорит дедуля.

Гэлбрейт стал теребить собственный нос.

— Что ж, допустим… А ответишь мне на кое-какие вопросы, Сонк?

— Не будет комиссии?

— Посмотрим.

— Нет, сэр. Не стану…

Гэлбрейт набрал побольше воздуху.

— Если ты расскажешь всё, что мне нужно, я сохраню ваше местопребывание в тайне.

— А я-то думал, у вас в институте знают, куда вы поехали.

— А-а, да, — спохватился Гэлбрейт. — Естественно, знают. Но про вас там ничего не известно.

Он подал мне мысль. Убить его ничего не стоило, но тогда дедуля стёр бы меня в порошок, да и с шерифом приходилось считаться. Поэтому я сказал: «ладно уж» — и кивнул.

Господи, о чём только этот тип не спрашивал! У меня аж круги поплыли перед глазами. А он распалялся всё больше и больше.

— Сколько лет твоему дедушке?

— Понятия не имею.

— Гомункулы, хм… Говоришь, он когда-то был рудокопом?

— Да не он, его отец, — сказал я. — На оловянных копях в Англии. Только дедуля говорит, что в то время она называлась Британия. На них тогда ещё навели колдовскую чуму. Пришлось звать лекарей… друнов? Друдов?