Одиссеи Ричарда Блейда - Джеффри Лорд

— Эй, Блодам! — темнокожий гасильщик надвинулся на него. — Не порть хорошую выпивку, не то…

— Не то?.. — переспросил странник, ухватив левой рукой толстую серебряную цепь. — Боишься, тебе мало достанется? Ну, тогда попей вволю!

Голова темнокожего тоже скрылась в бочке. Чуть наклонившись вперед для устойчивости, Блейд не выпускал обоих пленников, уже начавших сучить ногами. В толпе сперва приумолкли, потом среди гасильщиков поднялся ропот, и тут он обвел их спокойным взглядом.

— Сейчас эти парни перестанут пускать пузыри, и руки у меня освободятся. Могу напоить другую пару. Есть желающие?

Он глядел с такой неприкрытой угрозой, что разгульное воинство враз позакрывало рты. Они были зверями, и безошибочный звериный инстинкт подсказывал, что в стае появился новый хищник, куда покрупнее и посильнее прочих. Такой, который не будет ни угрожать, ни бить, а разом перегрызет горло любому.

Наконец из толпы выступил плечистый воин, такой же темнокожий, как и парень с серебряной цепочкой, полоскавшийся сейчас в вине.

— Ты и впрямь Ич Блодам, — сказал он Блейду. — А я — Пинок, угха, и тоже десятник. Будь добр, отпусти моего человека.

Странник свирепо оскалился и посмотрел налево, потом — направо: его пленники ухе не дергались, но их, пожалуй, еще можно было откачать. Он вытащил из бочки две головы, черноволосую и белобрысую, отшвырнул обмякшие тела в стороны и плюнул в вино.

— Вежливые речи приятно слушать, десятник Пинок. Получи своего сосунка!

В глазах темнокожего вспыхнула злоба.

— А ты не боишься, десятник Ич Блодам? Не боишься, что сегодня под вечер к тебе наведаются гости?

— Нет, не боюсь. — Блейд поднял тяжелый черпак с железной ручкой дюймовой толщины, одним махом согнул ее и бросил под ноги Пинку. — Возьми на память! Сможешь разогнуть — приходи.

Он повернулся к поварам, оттаскивавшим своего старшину подальше от грозного десятника, и гаркнул:

— Мяса! И вина! Из новой бочки, бездельники!

Когда Блейд возвращался на место вслед за гружеными сверх меры Джефом и Ухом, его остановил децин-кантиец.

— Это тебя вчера привел Марл Рилат?

— Да.

— Ты, видно, бывалый солдат. Служил раньше?

— Всю жизнь, децин.

— Где?

— На юге, в Либонне.

— Но не в наших войсках, я вижу, — кантиец словно ощупал взглядом нижнюю челюсть Блейда. — Ты смел и силен, но многого не знаешь.

— Например?

— Например, нашего армейского жаргона. Как тебя зовут, каснит?

— Ич Блодам.

— Так тебя записал Рилат. Я спрашиваю настоящее имя.

— Ричард Блейд, децин.

— Слишком длинно. Возьми себе какую-нибудь кличку… хоть Черпак… и то будет лучше.

— К чему?

— У солдат, знаешь ли, свои словечки. Хлям — сопляк, новобранец, нас вот кличут крабами, — кантиец с усмешкой провел по своему шипастому наплечнику, — а «ич блодам» означает недоумок трахнутый… Так что ты лучше назовись Черпаком.

— Не имя красят человека, — ответил Блейд и пошагал к своей миске с мясом.

Строевой подготовкой гасильщики себя не утруждали, поэтому время от завтрака до обеда и от обеда до ужина каждый убивал как мог. Безденежные спали или резались в кости на затрещины, а те, у кого завалялась пара-другая монет, отправлялись в кабаки и веселые дома портового квартала Финареота. Блейд же назначил своим генеральную уборку, чистку оружия и смотр боеготовности.

Шрам, тоскливо оглядев внутренность палатки, полез пятерней в лохматый затылок и предложил:

— Может, лучше в кости перекинемся? Ты, десятник, расскажешь про Кассну, я — про Альбаг… Как тогда, в дороге…

— Сначала приберем этот свинарник. Тут к нам гости могут пожаловать, а потому и клинки не худо бы наточить.

— Э нет, десятник, так не пойдет, — вмешался Ухо, покачивая головой. — Никто не будет в претензии, коли гасильщики немного пошумят и разомнутся, но если начнется резня, враз пожалуют Стражи Порядка. А они шуток не понимают, клянусь десницей Гирларла!

— Я никого резать не собираюсь, мне другое заказано, — строго сказал Блейд. — Оружие, однако, должно быть в порядке. За работу!

К обеду палатка была прибрана, прорехи заштопаны, клинки наточены. Получив и съев двойную порцию мяса, Блейд велел Джефу выдать всем по паре серебряных финареотских быков и отправил рыжего морехода, Шрама и Бороду повеселиться в город. Он и сам был бы не прочь пройтись с ними, но решил, что беседа с Ухом отлагательств не терпит.

Усадив подчиненного на топчан, Блейд начал прохаживаться от стены к стене, разглядывая квадратную физиономию кантийца. Тот выглядел хмурым; видно, предчувствовал неприятный разговор. Крепко сбитый, темноволосый и черноглазый, с типичным для жителя Канта орлиным, носом, он напоминал страннику римлянина, одного из тех легионеров, которые шли за Марием, Суллой, Цезарем, Помпеем и Крассом в горы Иберии и Персиды, в африканские пустыни, в дремучие леса Галлии и Британии. Пожалуй, решил Блейд, в этой аналогии больше смысла, чем кажется на первый взгляд; Великий Кант был Римом этого мира, империей, владевшей берегами Шер-да, Моря Заката, и стремившейся распространить свою власть до пределов восточного океана. Но все ли кантийцы желали этого? Всем ли им меч и война были дороже мотыги и мира? Такие вещи лучше выяснять не у властителей и не у людей толпы, которую они ведут за собой; полезнее поговорить с отщепенцем, с преступником, с диссидентом. Ухо, скорее всего, не являлся диссидентом, но уж преступником был точно.

— Слушай, парень, — закончив свое кружение, Блейд уселся на топчан напротив кантийца, — не нравится мне твое прозвище. Как тебя раньше звали? Когда оба уха были целыми?

Кантиец помрачнел.

— Я уже не вспоминаю о тех временах, десятник. Да и тебе какое дело?

— Хочу звать тебя по имени, как человека, не как скотину.

— А сам-то?

— Что — сам?

— Знаешь, что означает твоя кличка?

Теперь помрачнел Блейд.

— Не я себе ее придумал, и с шутником еще посчитаюсь! Не погляжу, что он децин!

Ухо хмыкнул.

— Сейчас, однако, речь не обо мне, — продолжал странник. — Должен же я тебя как-то называть.

— Так и зови; Ухо.

— Нет. Как было раньше?

— Макрон… Макрон Сирб…

— Из Всадников? Был офицером?

— Из Всадников!.. — голова кантийца качнулась. — Был офицером… сакором… Знаешь, что это такое?

Блейд кивнул. В свое время Марл Рилат прочитал ему целую лекцию насчет организации кантийского войска. Низовым подразделением являлся десяток под командой ссржанта-децина; пять десятков образовывали взвод-зиклу, которым командовал зиклан, младший офицер; воинская часть из трехсот бойцов называлась сакрой, и чин сакора соответствовал, следовательно, званию капитана. В текаду, полк или легион, входили четыре сакры, и это формирование являлась основной боевой единицей, из которого набирались корпуса-рангары, включавшие от шести до двенадцати тысяч человек. Каждым корпусом командовал генерал, подчинявшийся непосредственно своему спарпету-полководцу. Такое построение войсковых частей было принято везде — и в пехоте, и в кавалерии, и в особых рангарах Стражей Порядка, Крепкоруких и Огненосцев. Кантийские военачальники старались подогнать под этот образец даже вспомогательные отряды, набиравшиеся из числа варваров и союзников.