Полководцы Древней Руси - Андрей Сахаров

Но сегодня враг стоял у границ Русской земли, и старые счеты приходилось отложить в сторону. Степь велика и обильна людьми, и половцы никогда не простят убийства своих ханов, к каким бы коленам они ни принадлежали. Да и приднепровские половцы не все пришли к Переяславлю, и в их вежах еще осталось достаточно людей для нового выхода.

— Надо самим идти в дикое поле, брат, искать их вежи и ударить по ним, — сказал Мономах.

Святополк удивленно посмотрел на брата: где это было видано, чтобы руссы сами ходили в дикое поле и искали половцев? Дело руссов было сидеть по хорошо укрепленным городам, встречать половцев па валах, сражаться с ними па речных переправах, не пуская в глубь русских земель.

Но Мономах настаивал. Он говорил о том, что сейчас самое время самим выступить первыми, не дать врагам собрать новые силы, предотвратить их очередной выход.

— Промедлим, князь, — приднепровские половцы опомнятся, вступят в союз с другими коленами.

В конце концов Святополк согласился. Это было неожиданное решение, новое, неслыханное для Руси дело, но Мономах был уверен в успехе похода, и Святополк понимал, что старший брат имеет больший военный опыт, чем он сам, и громкую военную славу, и ему можно доверить свою дружину. Ну а если руссы потерпят поражение, то это будет прежде всего поражением Мономаха, и Русь не простит ему второго после Стугны разгрома. Так думал Святополк, соглашаясь с задумчивой улыбкой на предложение Мономаха.

Несколько дней прождали князья черниговскую рать. Но пустынна была снежная дорога на Чернигов — ни гонцов, пи дружинников, пи самого черниговского князя.

Лишь позднее князья узнали, что Олег и не собирался идти им на помощь. В те дни он насмехался над Святополком и Мономахом, грозил им, опасался, что Святополк помнит, как Олегов отец — Святослав изгнал из Киева отца Святополка, боялся Мономаха, которого совсем недавно сам выгнал из Чернигова, ненавидел обоих, считал, что князья зовут его в поход, чтобы сгубить в диком поле. К тому же, вступив уже давно в тесный союз с половцами, Олег и в этот год помог им, принял у себя бежавшего из-под Переяславля с немногими людьми Итларева сына. Но все это стало известно лишь позднее, а пока же молчал Чернигов, предоставляя князьям самим искать в февральских степях свое воинское счастье.

Сборы были короткими. И вот уже впервые русская рать ушла на юго-запад не для обороны своих границ, не для того, чтобы отбросить назад идущую на русские города половецкую грозу, а для нанесения неожиданного удара, уничтожения приднепровских половецких веж — этого рассадника набегов и разбоя, несчастий и клятвопреступлений, насилий и обманов.

Впереди двигались конные сторожи, разведывая дорогу, оберегая войско от половецких разъездов. На ночь остановились в лощине и там же разожгли костры, опасаясь, как бы половцы по огням не поняли о надвигающейся опасности.

На исходе второго дня пути сторожи донесли, что русская рать подходит к половецким вежам.

Мономах остановил войско с тем, чтобы дать воинам передохнуть после долгого и тяжелого зимнего перехода.

К вежам подошли ранним утром, когда темная мгла плотно окутывала степь. В этой мгле руссы приблизились к стану почти на расстояние перестрела. Там догорали ночные костры, около которых дремали караульщики, высились темно-фиолетовые громады шатров и кибиток. В загонах возился скот, вяло лаяли непроспавшиеся собаки.

Половцам было невдомек, что рядом с ними находится русская рать. Они жили здесь, не таясь и не оберегаясь, и никому из оставшихся в вежах половцев не могло прийти в голову, что руссы осмелятся выйти из своих городов, из-за своих валов, тем более в февральскую стужу, и появятся здесь, в половецком поле.

Половецкий стан так и не успел очнуться ото сна, когда руссы с криками и гиканьем помчались между шатрами, рубя выбегавших оттуда воинов. Половцы бежали к коням, но и там их встречали русские дружинники, перенявшие все выходы из стана.

Метались среди шатров бешеные тени, расступалась темная мгла, догорали костры с лежащими вокруг них убитыми половецкими воинами. Лишь часть половцев }шла в соседний стан, бросив на произвол судьбы своих жен, детей, свое имущество.

Теперь дело предстояло более трудное — половцы пришли в себя, вооружились, взобрались на коней, и сбить их со следующего стана будет несравненно труднее, но Мономах не слушал уговоров Святополка, который просил его ограничиться малым, забрать полон и уйти назад в Переяславль. Военный перевес в силе, внезапности выхода был на стороне руссов, половцы растеряны; страх и отчаяние гонят их сейчас по стели, слух бежит впереди поверженных, и сейчас надо во что бы то ни стало закрепить первые успехи.

Ломая слабое сопротивление разрозненных и малочисленных половецких отрядов, руссы шли от стана к стану, пока хватило сил. И лишь когда притомились кони и люди, когда уже не хватало телег, чтобы погрузить на них все отнятое у половцев, Мономах остановился.

Он сидел на коне — хмурый, с горделиво вскинутой головой; с холодной и жесткой складкой в углах губ, его обычно мягкий взгляд серых глаз стал строг и пронзителен. А мимо него воины гнали сотни пленных — мужчин, женщин, детей, провозили десятки телег с забранным скарбом — коврами, сосудами, тканями, войлоком, взбивали снежную пыль тысячи коней, коров, верблюдов, мелкого скота, и вся эта огромная, стонущая, плачущая, мычащая масса теперь тянулась на север, в сторону Переяславля.

Со страхом и восхищением смотрел на все это сидящий рядом с Мономахом Святополк; ему еще никогда не приходилось переживать такой победы. Два его выхода против половцев закончились страшными поражениями, и вот первый большой успех.

А мысли Мономаха были уже далеко от половецких веж. Он повернулся к Святополку: «Мы должны, брат (он избегал обращения к Святополку со словами «великий князь», и Святополк давно и с неудовольствием заметил это), послать гонцов к Олегу, заставить его выдать нам Итларева сына и его чадь. Мы должны вырвать с корнем проклятое семя».

Святополк вяло согласился: ему вовсе не хотелось начинать борьбу с Олегом: черниговский князь являлся мощным противовесом Мономаху, и Святополк своим небольшим умом, но великой врожденной хитростью слабого и завистливого человека понимал, что сохранить это противоборство было весьма желательно для Киева. Но сейчас Мономах был снова силен, он давил его своей волей, его холодный цепкий взгляд проникал Святополку в самое сердце; киевский князь чувствовал всю огромную мощь и неукротимость желаний брата и сгибался перед ними, негодуя в глубине души и завидуя ему.

Из Переяславля братья послали гонцов с речами в Чернигов. Вот как писал об этом впоследствии в русской летописи черноризец Нестор: «И послали Святополк с Владимиром к Олегу, говоря: «Вот ты не пошел с нами на поганых, которые разорили землю Русскую, а держишь у себя Итларевича — либо убей его, либо отдай нам. Он враг наш и Русской земли». Олег же того пе послушал, и стала между ними вражда».

Олег не ответил на послание братьев, но Святополк и Владимир не успели наказать его за отказ от помощи — вновь вышли из степи половцы. На этот раз это были не приднепровские, а дальние причерноморские куманы, которые решили взять с русских земель свою долю добычи. Они прорвались через русские укрепленные городки и валы, вышли к реке Роси, осадили город Юрьев, и уже здесь их нашли гонцы Святополка, предложив мир и откуп. Половцы поначалу согласились, но, взяв откуп, нарушили мир и вновь осадили Юрьев. Ночью юрьевцы, боясь плена и гибели, оставили город и ушли в Киев, а наутро половцы вошли в Юрьев и сожгли его, забрав оставшееся имущество. Снова началась изнурительная борьба, снова князья собирали рать и гонялись за врагом, и становилось ясно, что без объединения всех русских сил, без начала большого наступления на половецкое поле невозможно было остановить эти бесконечные выходы, эти постоянные грабежи, пожоги, откупы, которые обескровливали Русь, отнимали у нее многие силы.

Возвратившись в Переяславль после ухода причерноморских половцев, Мономах все чаще и чаще стал задумываться о том, как Русь должна дальше строить свою борьбу с извечным врагом — половцами, вспоминал свой неожиданный победоносный поход к половецким вежам и все больше и больше склонялся к мысли, что не оборона, не отсиживание за крепостными стенами и валами, не гонка за половецкой конницей по необозримым просторам принесет желанный успех, а лишь постоянное, мощное, хорошо подготовленное движение в степь всех наличных общерусских сил.

Все чаще он говорил об этом Святополку и в Переяславле и в степи, когда они гонялись за половцами.

Святополк слушал Мономаха, думал о своем, но не спорил: он давно, уже после Стугпы, приминал полное военное превосходство Владимира и теперь лишь делал вид, что он обдумывает какие-то решения, и целиком полагался на опыт Мономаха.