Царица Проклятых - Энн Райс

Она перевела взгляд на остальных, которые сидели в напряженной тишине. Мариус свирепо смотрел на телевизионный экран и на раскрытые газеты.

– Нельзя терять время, – поспешно обратился к Маарет Хайман. – Ты должна продолжить свой рассказ. Неизвестно, когда она явится сюда.

Он сделал едва заметный жест, и разбросанные газеты внезапно отлетели в сторону, сбились в комок и беззвучно упали в огонь, поглотивший их со вспышкой, поднявшей вихрь искр к зияющему дымоходу.

У Джесс внезапно закружилась голова. Слишком быстро все происходит. Она бросила вопросительный взгляд на Хаймана: сможет ли она к этому привыкнуть – к их фарфоровым лицам, на которых внезапно появляется кровожадное выражение, тихим человеческим голосам и почти невидимым движениям?

А чем занимается Мать? Повсюду убивают мужчин. Полностью уничтожена основа жизни этих невежественных людей. Джесс охватило холодное ощущение угрозы. Она вгляделась в лицо Маарет, пытаясь проникнуть в ее мысли, найти ответы на свои вопросы.

Но застывшее лицо Маарет совершенно ничего не выражало. Она не ответила Хайману, но вместо этого медленно повернулась к столу и сложила руки под подбородком. Ее взгляд был тусклым, далеким, как будто она ничего перед собой не видела.

– Ее необходимо уничтожить, это факт, – не в силах больше сдерживаться сказал Мариус. Его лицо вспыхнуло, и это потрясло Джесс, потому что на один короткий миг в нем проявились все черточки и морщинки нормального человеческого лица. Они тут же исчезли, но его продолжало буквально трясти от ярости. – Мы выпустили на свободу чудовище, нам его и укрощать.

– И как это сделать? – спросил Сантино. – Ты говоришь так, словно самое главное – принять решение. Ее нельзя убить!

– Поплатиться своими жизнями, ничего другого не остается. Действовать сообща и покончить с этим раз и навсегда, как следовало поступить уже давно. – Мариус обвел глазами собравшихся, его взгляд задержался на Джесс, потом вернулся к Маарет. – Это тело уязвимо. Оно не мраморное. Его можно пронзить, разрезать на куски. Я пронзал его зубами. Я пил его кровь!

Маарет слегка отмахнулась, словно говоря, что ей это и так известно.

– Но причинив ей вред, мы причиним его и себе! – возразил Эрик. – Я за то, чтобы уйти отсюда. Я за то, чтобы скрыться от нее. Что мы выигрываем, оставаясь в этом доме?

– Нет! – ответила Маарет.

– Она убьет вас одного за другим, – сказал Хайман. – Вы живы, потому что это необходимо для достижения ее цели.

– Быть может, вы продолжите свой рассказ? – спросила Габриэль, обращаясь прямо к Маарет. Все это время она была погружена в свои мысли, лишь изредка прислушиваясь к чужим словам. – Я хочу знать остальное. – Она наклонилась вперед, сложив руки на столе.

– Ты думаешь, что в старых легендах можно обнаружить способ разделаться с ней? – спросил Эрик. – Ты сошла с ума, если действительно так считаешь.

– Пожалуйста, продолжайте, – попросил Луи. – Я хочу… – Он заколебался. – Я тоже хочу знать, что произошло.

Маарет окинула его долгим взглядом.

– Продолжай, Маарет, – вмешался в разговор Хайман. – По всей вероятности, Мать будет уничтожена, и мы оба знаем, как и за что, а вся эта болтовня ни к чему не приведет.

– Кому сейчас нужны пророчества, Хайман? – спросила Маарет тихим, безжизненным голосом. – Не совершаем ли мы те же самые ошибки, в ловушку которых попала Мать? Прошлое может преподать нам урок. Но оно не в силах спасти нас.

– Твоя сестра уже близко, Маарет. Она идет, как и обещала.

– Ах, Хайман… – горько улыбнулась Маарет.

– Расскажите нам, что произошло, – вновь попросила Габриэль.

Маарет сидела неподвижно, словно решала, с чего начать. Тем временем небо за окном темнело. Далеко на западе на фоне серых облаков показалась красная полоса, она становилась все ярче и ярче, но в конце концов и она померкла. Их окутал полный мрак, если не считать огня и тусклого блеска стеклянных стен, превратившихся в огромные зеркала.

– Хайман увел вас в Египет, – напомнила Габриэль. – И что вы там увидели?

– Да, он увел нас в Египет, – со вздохом подтвердила Маарет. Она откинулась на спинку кресла, не отводя взгляда от стола. – У нас не было выхода, все равно Хайман забрал бы нас силой. По правде говоря, мы смирились с тем, что придется туда поехать. На протяжении двадцати поколений мы вставали между людьми и духами. Если Амель совершил великое зло, мы должны были попытаться его исправить. Или по меньшей мере… как я сказала, когда мы впервые сели за этот стол… постараться понять.

Я оставила свою дочь, поручив ее заботам тех женщин, кому больше всего доверяла. Я поцеловала ее, рассказала ей свои тайны. И оставила ее. После этого мы пустились в путь – в царских носилках, словно были не пленницами, а гостями царя и царицы Египта, как и в прошлый раз.

Хайман был добр к нам на протяжении всего долгого перехода, но мрачен и молчалив, он все время отводил глаза. Мы делали то же сами, ибо не забыли о причиненных нам несчастьях. В последнюю ночь, когда мы разбили лагерь на берегу великой реки, которую утром должны были пересечь, чтобы добраться до царского дворца, Хайман вызвал нас к себе в палатку и рассказал нам все, что знал.

Он вел себя любезно и благопристойно. Слушая его, мы старались избавиться от наших личных подозрений на его счет. Он поведал нам обо всем, что натворил демон, как он его называл.

Уже через несколько часов после того, как нас выслали из Египта, он понял, что за ним следит какая-то темная, злая сила. Куда бы он ни пошел, везде ощущалось ее присутствие, хотя при свете дня оно ослабевало.

Потом стали изменяться определенные мелочи в его доме, хотя другие этого не замечали. Сперва он решил, что сходит с ума. Его письменные принадлежности и печать главного управляющего оказывались не там, где он их оставил. Случалось и так – и всегда, когда он оставался один, – что эти предметы налетали на него, ударяя прямо в лицо или падая к ногам. Некоторые из них появлялись в самых нелепых местах. Большую печать он мог найти, например, в пиве или в бульоне.

Он не смел рассказывать об этом царю с царицей. Он знал, что это проделки наших духов и его жалобы означали бы для нас смертный приговор.

Поэтому он хранил свою ужасную тайну, а дела шли все хуже и хуже. Украшения, которыми он дорожил с детства, раскалывались на куски и дождем падали ему на голову. Священные амулеты оказывались в уборной, а экскременты – размазанными по стене.

Он боялся оставаться в собственном доме, но убеждал рабов не говорить об этом ни слова, а когда они в страхе бежали, сам стал убирать туалет и подметать полы, как слуга самого низшего ранга.

Однако его охватывал все больший и больший ужас. Что-то постоянно присутствовало в его доме – он чувствовал его дыхание на своем лице. Он мог поклясться, что иногда его кусают крошечные и острые как иголки зубы.

Наконец, отчаявшись, он обратился к неизвестному присутствию и умолял оставить его в покое. Но это привело к тому, что его сила только возросла. Каждый разговор вдвое увеличивал его могущество. Оно вывернуло наизнанку его кошелек и заставило золотые монеты звенеть на камнях до утра. Оно переворошило его постель, так что Хайман рухнул прямо лицом в пол. Стоило Хайману отвернуться, ему в пищу тут же сыпался песок.

С того момента, как мы покинули царство, минуло полгода. Хайман был близок к безумию. Он надеялся, что мы находимся вне опасности, но не мог быть в этом уверен и не представлял себе, к кому обратиться, ибо дух начал пугать его всерьез.

И однажды в ночной тиши, когда он лежал и строил предположения о том, что замышляет это существо – слишком уж было спокойно вокруг, – вдруг раздался громкий стук в дверь. Он пришел в ужас. Он знал, что не стоит открывать, что стук производит не человек. Но он больше не мог это выносить. Он прочел молитвы – и распахнул дверь. И узрел перед собой кошмар из кошмаров – гниющую мумию своего отца в грязных лохмотьях, прислонившуюся к садовой стене.

Конечно, он понимал, что ни в запавшем лице, ни в устремленных на него мертвых глазах жизни уже не осталось. Кто-то или что-то выкопало труп из пустыни и принесло его в сад. Но это был труп отца, разлагающийся, зловонный труп отца, который, по всем святым законам, должен был быть поглощен в ходе погребальной трапезы Хайманом, его братьями и сестрами.

Хайман в слезах упал на колени. И тогда труп на его глазах начал двигаться! Он пустился в пляс! Его ноги мелькали туда-сюда, ткань разваливалась на куски, пока Хайман не вбежал в дом и не захлопнул дверь. Но труп налетел на дверь, потрясая кулаками, требуя впустить его внутрь.

Хайман воззвал ко всем богам Египта с мольбой избавить его от этого чудовища. Он призывал дворцовую охрану, он призывал царских солдат. Он проклял демона и велел ему убираться – на сей раз Хайман сам принялся швырять предметы и в гневе пинать ногами золото.