Томминокеры - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако, динамит считается устаревшим, потому-то его не найдешь среди имеющихся в наличии взрывчатых веществ в городе Хэвене. Впрочем, Гарденер толком не уяснил, какие взрывчатые вещества есть в Хэвене, а каких — нет, какие можно использовать для этих целей, а какие — не стоит, да он и не стремился разобраться. Да и вообще, это — спорный вопрос, сколько людей столько и мнений. Если бы знать, как этим пользоваться, то огромная часть тяжелой работы была бы проделана в мановение ока, с помощью каких-то новых и усовершенствованных взрывных устройств. Он помнил те времена, когда действительно маялся дурью, размышляя, стоит или не стоит Бобби ломать голову над вопросами устройства и производства оружия. Теперь все это казалось таким далеким, а тот Джим Гарденер — таким наивным.
— Ты сможешь это сделать, Джонни? — спросил он директора школы.
Эндерс поднялся, заложив руки за спину. Несмотря на жуткую усталость, он все же выдавил улыбку. Казалось, один вид корабля подбадривает его. Кровь выступила в уголке глаза, совсем как красная слеза. Должно быть, лопнул сосуд. Все из-за того, что вертимся около этого проклятого корабля — подумал Гард. Сперва Бобби Тремэйн взялся «помогать» ему и потерял за два дня несколько последних зубов; они полетели, как горох из стручка, а все потому что рядом стоит эта штука.
Сначала он хотел сказать Эндерсу, что что-то неладно с его правым глазом, но передумал, предоставляя ему заметить это без посторонней помощи. Похоже на то, что его это даже не беспокоит. Это потрясло Гарда больше всего.
«С чего бы это? Или ты обманываешь себя, считая, что даже кошки человечнее нас — людей? Если это так, то тебе лучше поумнеть, старина Гард».
Он вовремя посмотрел под ноги, до того, как край подкопа обвалился. Оглядевшись, Гард поднял дешевенький транзистор, сделанный из ядовито-желтого пластика. Так и лезет в глаза! А, ведь там, под ядовито-желтой пластмассой всякие детали, и, конечно же, батарейки.
Хмыкнув, Гарденер отошел от края подкопа. На сей раз завывающая музыка оставила его спокойным, он не мог отвести глаза от огромного, гладкого, серого бока корабля. Зрелище не вдохновляло, вызывая, однако, трепет, переходящий в дрожь все нарастающего страха.
«Но ведь ты все еще надеешься. Соврешь, если скажешь, что нет. Ведь разгадка именно здесь… где-то здесь».
«Странно», подумал он. Надежда нарастает вместе со страхом…
Раскопки холма существенно обнажили поверхность корабля — правда, не настолько, как ему того хотелось; с другой стороны, ему вовсе не светит оказаться втянутым в какую-нибудь гигантскую воронку. Да и приближаться к металлической обшивке небезопасно. Теперь, когда он часто прикасался к ней, его кровотечения участились (а не прикасаться было выше его сил); шум радио стих; тут он поймал себя на мысли, как много крови может литься из носа или из ушей. И еще: много же, однако, времени он выторговал себе пожить на этом свете, впрочем, это вопрос настроения. С того самого утра, когда он проснулся на волнорезе в Нью-Хэмпшире, он живет как бы взаймы. Он болен и знает это, правда, не настолько болен, чтобы оценить комизм ситуации, в которой он оказался: он, как одержимый, раскапывает эту чертову кучу, применяя все известные инструменты и приспособления, словно рекламируя «Весь Универсальный Каталог» Хьюго Герисбака, причем, судя по всему, он загонит себя до смерти, работая словно в гипнотическом трансе; надо думать, он не доживет до того момента, когда можно будет войти внутрь через ход, который Бобби надеется найти. Но надо попытаться. Ставка достаточно высока.
Наступив на веревочный хомут, затянутый крепким узлом, он сунул назойливое радио в карман рубашки.
— Будь добр, Джонки, спусти-ка меня вниз.
Эндерс начал вращать колесо лебедки, и Джим медленно заскользил вниз, на дно траншеи. Гладкая серая поверхность перед его глазами заскользила все выше, выше, выше. «Пожелай они расправиться с ним, проще всего это было бы сделать сейчас», — прикинул Гард. Просто послать телепатический приказ Эндерсу: «Ты можешь отойти от колеса, Джон. Мы с ним покончили? И он грохнется с сорокафутовой высоты на твердую, как бетон породу, таща за собой веревочную петлю.
Конечно же, ему приходится полагаться на их милость… он даже предположил, что они осознают, что он может быть полезен, хоть и оказывает сопротивление. Молодой Тремэйн был здоров и силен, как бык, но за два дня он полностью выбыл из строя. Эндерс, судя по всему, не выдержит еще одного дня работы, но Гарденер готов был спорить на все, что имеет (а что он имеет, ха-ха?), что завтра найдется кто-нибудь еще, добровольно пожелавший вести счет его попыткам.
С Бобби все о'кей.
А ведь она была очень плоха, просто довела себя до ручки. Если бы ты не явился вовремя, она бы уработалась насмерть.
Но она-то болталась здесь куда дольше, чем Эндерс или молодой Тремэйн.
Мысли безжалостно возвращались к одному и тому же: Бобби входила в сарай, как и другие. Тремэйн и Эндерс никогда не… стоп, ты же этого не видел. Может быть, есть какая-то разница. Она-то ведь оправилась.
Так что же там происходит? Десять тысяч ангелов танцуют на острие иглы? Там расхаживает привидение Джеймса Дина?
Туринская Плащаница? Что?
Он не знает.
Наконец ноги коснулись дна.
— Я уже внизу! — крикнул он.
Лицо Эндерса, казавшееся таким маленьким, склонилось над краем обрыва. Где-то наверху маячил кусочек голубого неба. Крошечный, как лоскуток. Дала себя знать клаустрофобия — она нашептывала что-то свое в его уши — голосом грубым, как наждак.
В этом месте пространство между поверхностью корабля и земляной стеной, затянутой металлической сеткой, было очень узким. Гарденеру пришлось протискиваться боком между обшивкой корабля, которой нельзя было касаться, и металлической сеткой, покачиваясь от головокружения.
Земля под кораблем была очень темной. Он потрогал ее и отдернул руку. Земля стала почти мокрой. Всю последнюю неделю она увлажнялась все больше и больше с каждым днем.
Сегодня утром он проделал небольшое квадратное углубление со стороной дюйма в четыре, чтобы положить туда взрывчатку. Теперь он достал инструменты, включил фонарик, направив свет на углубление.
Оно было доверху заполнено водой.
Он вскочил на ноги и закричал:
— Спускай сюда шланг!
— …чего?.. — донеслось сверху. Голос Эндерса звучал изумленно. Гарденер вздохнул, удивляясь, как долго тот может бороться с общим истощением. Чего только нет в «Полном Каталоге Инструментов Хьюго Герисбака», но вот никто не додумался провести связь между низом и верхом. Вместо этого, они предпочитают надрывать глотки.
Да ведь ничто из их блестящих идей не затрагивает подобных случаев, и ты это знаешь. Ну а им нечего беспокоиться о связи, раз они могут читать мысли! Это ты здесь вьючная лошадь, а не они.
— Шланг! — завопил он. — Спусти же вниз этот несчастный шланг, твою мать!
— Ох… ладно…
Дожидаясь, пока спустится шланг, Гард стоял, размышляя о том, что оказался далеко не в самом лучшем месте, и желая убедить себя, что все это — всего лишь кошмарный сон.
Ничего хорошего. Конечно, корабль пришельцев — чертовски экзотично, но есть и детали, чересчур осязаемые для сна: резкий запах пота, исходящий от Джона Эндерса, запах спиртного, исходящий от него самого, влажная глина, скользящая под ногами, наконец, само ощущение от прикосновения к твердой и влажной слежавшейся земле.
А где Бобби, Гард? Она мертва?
Нет. Он уверен, что она жива, правда, тяжело больна. Что-то случилось с ней в среду. Что-то случилось с ними со всеми в среду. Гарду не удавалось собраться с мыслями и проанализировать случившееся, но ясно, что это не было просто общей подавленностью или дневным кошмаром.
В этом случае было бы куда лучше. Как будто что-то обрушилось с силой на них в прошлую среду — и пропустило через безумную мясорубку и выжало из них все соки. И все это, как предполагал Гард, нанесло вред Бобби… вызвало болезнь… общее недомогание, во всяком случае.
Правда, они не говорили об этом.
Бобби Тремэйн: «А что, Бобби? Нет, мистер Гарденер, с Бобби ничего страшного — просто легкая сердечная недостаточность. Она мигом оправится. Ей нужен отдых! И вы знаете это лучше, чем кто-либо другой, я полагаю!»
Здорово звучит. Очень убедительно. Так убедительно, что, можно подумать, старина Тремэйн и сам в это верит, пока не заглянешь ему в глаза.
Ньют Берринджер: «В следующий раз, надо думать, он попытается убедить нас в том, что мы — полиция Далласа».
Очень смешно, не так ли? Они полиция Далласа? Вот уж забавно. Забавно до слез.
Возможно, думал Гард, именно так оно и есть. Хоть плачь.
Теперь, когда он стоял на дне глубокой расселины по соседству с гигантским летающим кораблем и ждал, когда спустится шланг, на ум пришли ассоциации с гнетущим финалом «Фермы животных» Джорджа Оруэлла; он был готов разрыдаться от безысходности. Странно, вот, оказывается, что чувствуешь в моменты, когда обнаруживается, что у тебя все-таки есть сердце. «Мутные глаза Кловеры перескакивали с одной морды на другую. Животные переводили взгляд с людей на свиней, затем — со свиней на людей, но уже невозможно было понять, кто есть кто».