Рождественские истории - Чарльз Диккенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бедная, как же горько она снова заплакала! Джон Пирибингл обнял ее, но она освободилась из его объятий.
— Нет, Джон, пожалуйста! Дослушай! Когда я расстраивалась из-за этого предстоящего брака, — это оттого, что я вспоминала Эдварда и Мэй, таких юных, и как они любили друг друга; и я знала, как ее сердце холодно к Тэклтону. Поверь мне, Джон, поверь мне!
Джон опять к ней потянулся, и она вновь его остановила.
— Нет! Нет, Джон, пожалуйста, подожди, я скажу до конца! Когда я подсмеивалась над тобой, Джон, часто, и называла неуклюжим и милым старичком, и еще в таком роде, это оттого, что я тебя люблю, Джон, люблю очень сильно, и мне в радость придумывать тебе всякие милые прозвища; и ты нравишься мне такой, как есть. Да даже если бы завтра тебя короновали, я не стала бы любить тебя больше!
— Во-о-от! — вскричал Калеб с необычайным воодушевлением. — Во-о-от!
— И когда я говорю о людях среднего возраста, степенных и спокойных, когда делаю вид, что мы — скучная пара, живущая однообразной, скучной жизнью, — все это потому, Джон, что я такая глупышка, Джон, что я просто еще не наигралась; я до сих пор иногда хочу поиграть «в дом», как в детстве.
Он снова к ней потянулся, и она опять его остановила. На этот раз — в самый последний момент.
— Нет, Джон, еще одну только минутку подожди, Джон, прошу тебя! Я оставила напоследок то, что больше всего хотела тебе сказать. Мой дорогой, милый, добрый Джон, когда позапрошлым вечером мы говорили о Сверчке, я едва удержалась от слов, что сначала любила тебя совсем не так сильно, как сейчас; что когда ты впервые ввел меня сюда хозяйкой, я ужасно боялась, что не смогу научиться любить тебя сильно-сильно, как мечтала и молилась, — ведь я была так молода, Джон! Однако с каждым днем, с каждым часом я любила тебя больше и больше. И если бы в силах человеческих было полюбить тебя сильнее, чем сейчас, то после благородных слов, сказанных тобой сегодня утром, так бы и вышло. Однако сильнее просто некуда. Вся моя любовь и привязанность (а это много, Джон) — они давно твои, все до донышка, и принадлежат тебе с полным правом. А вот теперь, дорогой муж, прижми меня к сердцу! Мой дом здесь, Джон; и даже не думай отправлять меня куда-то еще!
Ах, какой восторг: славная юная женщина в объятиях супруга! Лучше, честнее, искреннее и не найти!
Можете не сомневаться, что возчик пребывал в состоянии полного экстаза; а уж Кроха! Все остальные тоже, включая мисс Слоубой, которая бурно рыдала от радости; и я желал бы включить в этот список общих взаимных поздравлений и ее подопечного: стараниями няньки его передавали из рук в руки, словно заздравную чашу.
Внезапно за дверью послышался скрип колес; кто-то воскликнул, что приехал Груббс и Тэклтон. И в комнату влетел сей достойный джентльмен, нервный и вспотевший.
— Что за дьявольщина произошла, Джон Пирибингл, — произнес он. — Какая-то ошибка. Я велел миссис Тэклтон ждать меня у церкви, и, клянусь, я обогнал ее только что по дороге сюда. А, вот она! Прошу прощении, сэр, не имею удовольствия быть с вами знакомым, однако я буду страшно признателен, если вы отпустите эту молодую леди, как раз сегодня ей предстоит сочетаться браком.
Эдвард ответил:
— Отпустить? И не подумаю.
— Что это значит, вы, негодяй! — вскричал Тэклтон.
— Это значит, что я могу сделать скидку на вашу досаду, — ответил с улыбкой молодой человек. — Ибо сегодня утром я глух к вашей ругани ровно в той же мере, как был глух ко всем вашим вчерашним разговорам.
Ох, как посмотрел на него Тэклтон!
— Сожалею, сэр. — Эдвард взял левую руку Мэй так, чтобы был виден безымянный палец. — Эта юная леди не сможет отправиться с вами в церковь: сегодня утром она уже там побывала, со мной, — так что, надеюсь, вы ее простите.
Тэклтон уставился на пальчик и достал из жилетного кармана изящную упаковку, явно с кольцом.
— Мисс Слоубой, — позвал он, — не будете ли вы столь любезны бросить это в огонь? Заранее благодарю.
— Уверяю вас, наша помолвка произошла гораздо раньше, чем ваша. Моя жена ни в чем вас не обманула, — произнес Эдвард.
Мэй покраснела.
— Надеюсь, мистер Тэклтон не станет отрицать: я честно ему об этом сказала и предупредила, что никогда этого не забуду.
— Ах вот как! Ну да! Конечно же! — произнес Тэклтон. — Миссис Эдвард Пламмер, полагаю?
Новобрачная кивнула.
Тэклтон, прищурившись, внимательно осмотрел соперника и медленно поклонился.
— Мне следовало узнать вас, сэр. Ну что же, желаю счастья.
— Благодарю.
— Миссис Пирибингл, — Тэклтон внезапно развернулся туда, где Кроха стояла рядом с мужем, — я тоже сожалею. Вы принесли мне одни только неприятности, однако, клянусь, я сожалею все равно. Вы лучше, чем я думал. Джон Пирибингл, мои извинения. Вы меня понимаете; этого довольно. Все совершенно справедливо, леди и джентльмены, я совершенно удовлетворен. Доброго дня!
С этими словами он вышел; остановился у пролетки, снял с кобылы цветы и ленты и так пнул несчастную животину, словно случившееся помутило ему рассудок.
Конечно же, теперь следовало непременно отпраздновать событие так, чтобы этот день навечно остался в семейных святцах Пирибинглов. Кроха помчалась все устраивать и организовывать: никак нельзя было ни дому, ни хозяевам ударить в грязь лицом. И не прошло еще и четверти часа, как ее руки оказались по локоть в муке, которая ставила белые отметки на сюртук возчика всякий раз, как он проходил мимо, и она останавливала его, чтобы поцеловать. Славный малый помыл зелень, почистил репу, разбил пару тарелок, опрокинул на плиту чугунок с холодной водой — словом, оказал всемерную помощь. Тем временем два опытных помощника, второпях нанятые по окрестностям — вопрос жизни и смерти, — натыкались друг на друга во всех дверях и уголках дома, постоянно спотыкаясь о Тилли Слоубой и младенца. Тилли в тот день дебютировала, приведя публику в восторг непревзойденным талантом вездесущности. Это об нее споткнулись в коридоре в без пяти минут половину третьего; это она послужила человеком-препятствием ровно в половину третьего часа; а еще через пять минут именно в нее, как в ловушку, влетели на чердаке. Головка младенца тоже оказалась, если мне позволено так выразиться, пробным камнем для всякого объекта
