Бешеная скорость - Ксения Мартьянова

- Ты не прав…

- Я прав, - усмехнулся он. – Но дело в том, что я не доставлю тебе подобного удовольствия. Если хочешь назначать меня руководителем – вперед, - он указал головой в сторону его стола, - но меня там не будет. Я не улыбнусь тебе. И уж тем более, не скажу «спасибо».

Дилан развернулся в сторону двери и сделал несколько шагов по направлению к выходу.

- Куда ты собрался?- Услышал он голос отца за спиной.

- На площадку. У меня гонка через сорок минут.

- Ты не пойдешь туда, - крикнул Алан ему вслед, и это заставило Дилана остановиться. – Больше никогда.

- Я не собираюсь снова обсуждать это с тобой, - ответил он, чувствуя, что начинает напрягаться.

- В этом наши намерения схожи. Ведь это мое последнее предупреждение. После него я начну принимать меры.

- Почему ты не можешь просто смириться с моим выбором? – Усмехнувшись, спросил Дилан, разворачиваясь к отцу. – Почему так стремишься загубить мою жизнь?

- Потому что гонки – это занятие для плейбоев и дилетантов, в голове у которых, кроме соломы больше ничего нет, - серьезно ответил Алан. - Они прожигают свои жизни, тратят драгоценное время впустую и не понимают, что годы, отведенные человеку на великие дела, ускользают сквозь их пальцы, словно песок, - Дилан заметил, как загорелись глаза отца. – Вот почему я не могу смириться с твоим выбором. Но я не пытаюсь загубить твою жизнь, я пытаюсь её сохранить.

Дилан завертел головой и легко улыбнулся, инстинктивно опуская голову вниз.

- Если я захочу заниматься этим, ты ничего не сможешь сделать.

- Смогу, - уверенно ответил он. – Ведь я твой отец. А отец пойдет абсолютно на все, чтобы защитить своего сына.

- Защитить? – Не выдержал Дилан. – Защитить от чего? От моей мечты? От того, что я люблю?

- От жизни во тьме, - просто сказал Алан.– От выбора, который может стать для тебя роковым.

- Ты не понимаешь меня, - печально улыбаясь, вертел головой Дилан, - никогда не понимал. И даже через много лет это не изменится.

- Сейчас ты думаешь так, - соглашался его отец, - и это нормально. Но через какое-то время ты поймешь каждое мое слово. Поймешь, что своими действиями я лишь оберегал тебя.

- Оберегал… - повторил Дилан. – Да ты скорее заботишься об этой дурацкой компании и своей чертовой репутации, чем о собственном сыне. Для тебя нет ничего важнее твоей работы. Мы никогда не стояли на первом месте.

- Это не так, вы всегда были для меня самым важным на свете.

- Черта с два это так! – Закричал Дилан, эмоционально всплескивая руками. – Тебя никогда не было рядом, когда ты был нужен! Никогда, слышишь?! Не со мной, ни с Сарой, ни с мамой! Мы словно всегда были только втроем!

- Дилан… ты несправедлив ко мне… я всегда желал вам только самого лучшего, именно поэтому так много работал. Без денег в этом мире ты ничего не стоишь…

- Ты ничего не стоишь без сердца, - тихо, но зло ответил он. – А у тебя его просто нет. – В глазах Алана промелькнула боль, но он выдерживал её с ледяной твердостью. Так, что никто и не сказал бы, что эти слова вообще хоть как-то на него повлияли. – Мы были бы счастливы без всех этих миллионов, потому что были бы одной большой семьей. Но ты никогда не понимал, что деньги – не самое главное в жизни. Для тебя это было единственным, что имело ценность. – Он завертел головой. – Прости, отец, но у меня совсем иные взгляды и совсем другие стремления. Я не такой, как ты.

Алан долго и внимательно смотрел ему в глаза, но ничего не отвечал, тогда Дилан развернулся и открыл дверь кабинета.

- Сейчас, нет, - тихо произнес Алан, заставляя Дилана немного помедлить. – Но ты вспомнишь мои слова, когда сам станешь отцом. Когда при одном лишь взгляде на своего ребенка у тебя появится желание всегда защищать его от жестокой действительности этого мира. Уберегать от ошибок. Предостерегать от неверного выбора. Поверь, тебе будет совершенно не важно, что им завладеет неконтролируемое желание стать гонщиком. Ты будешь думать лишь о том, что он может погибнуть. Я не знаю, что может быть страшнее, больнее и мучительнее, чем пережить своего ребенка. Видеть, как он умирает. И осознавать, что во всем этом лишь твоя вина: ведь это ты не смог его защитить. Ты не смог объяснить ему последствия этого выбора, - его голос дрогнул. - Вот, когда ты станешь таким, как я. Вот, когда поймешь причины всех моих действий.

- Да, - подтвердил Дилан, - я буду переживать за своего ребенка, буду пытаться уберечь от всего, что может составлять угрозу для его жизни. Но я никогда не буду решать за него. Потому что его выбор – это только его выбор. И каким бы он ни был, он должен сделать его сам. Должен ошибиться и понять, что его отец был прав, когда пытался убедить его в неправильности его действий. Но он должен осознать это без чьей-либо помощи, и уж тем более, без чьих-либо приказов.

- Даже если это будет означать, что он может погибнуть? – Дилан замолчал, интуитивно прикрывая свои глаза. Алан продолжал. - Будешь ли ты готов рискнуть жизнью собственного сына? Будешь ли готов принять такие последствия? Нет, - ответил он, качая головой, - ты не будешь готов потерять своего ребенка лишь потому, что он может тебя возненавидеть. Лучше знать, что твой ребенок жив, но не хочет знать тебя, чем каждый день бороться с чувством вины, приходя к нему на могилу.

Дилан боролся с чем-то странным внутри себя, с чем-то, что соглашалось с каждым словом его отца. Но, вместе с тем, он понимал, что если сейчас отступит, то больше уже никогда не сможет принять ни одного самостоятельного решения. Он будет жалеть о том, что поддался и упустил свой шанс. Что не реализовал свою мечту. И вся его жизнь пройдет под влиянием Алана Бейли. А он не мог позволить этому произойти. Не мог дать отцу это чувство превосходства над ним. Просто не мог.

- Возможно, хотя бы чувство вины заставит тебя почувствовать себя частью этой семьи, - сказал Дилан. – И если я умру, то буду счастлив знать, что ты винишь в этом себя. Потому что лучше быть сиротой, чем иметь такого отца, как ты.

С этими словами Дилан резко вышел из кабинета, не зная, что оставляет позади человека, чувствующего сильнейшую боль в области сердца. Не физическую, а ту, что не поддается медицинскому лечению. Ту, что в данную минуту ощущает отец, который любит своего сына больше собственной жизни. И который готов простить ему даже те слова, что ранят больнее самого острого ножа.

- Ты будешь таким, как я, - прошептал Алан в давящую пустоту комнаты, - как бы ты не сопротивлялся.

***

- Я слышал, что ты собираешься принять участие в гонке.

Знакомый голос заставил Дилана замедлить шаг, а затем он поднял свою голову вверх. Всего в нескольких шагах от него, прислонившись к своему дорогому белому автомобилю и скрестив руки на груди, стоял Томас Хант – человек, при одном взгляде на которого Дилан до сих пор чувствовал ненависть и раздражение. И даже после стольких лет это не изменилось.

- И что? – Холодно спросил он. - Пришел пожелать мне удачи?

Томас улыбнулся краешком губ, а затем оттолкнулся от машины и легкой припрыжкой, засунув руки в карманы, в считанные секунды оказался на тротуаре.

- Уверен, что мои пожелания ничего не будут значить для тебя.

- Ты весьма догадлив, - съязвил Дилан, складывая руки на груди, - жаль, что твоя проницательность не проявилась на несколько лет раньше. Может быть, тогда все было бы совсем иначе.

Он заметил, как изменилось лицо Ханта. На какое-то мгновение ему показалось, что вернулся тот самый мальчишка, которого он знал такое долгое время. Исчезла вся эта холеность и напыщенность, осталась лишь простота и искренность. Искренность… Дилан мысленно усмехнулся собственным рассуждениям. Это не то слово, которое может быть применимо к такому человеку, как Томас Хант. И вся его «переменчивость» - лишь очередная игра. А играть он очень любил.