Время звезд - Роберт Хайнлайн

— А какая разница, — ответил он с раздражением. — Мне все равно надо каким-то образом провести ближайшие шестнадцать часов. Да и вообще может получиться, что это последний наш сеанс.

Впервые он не удержался и показал, как все это на него действует. Я торопливо сказал:

— (Не надо так говорить, Пэт. С тобой все в порядке, все будет хорошо. Ты снова будешь ходить. Да что там, ты сможешь и на лыжах кататься, если захочешь.)

— Кончай ты с этой ободрительной чушью. Я уже наслушался этого от предков больше чем достаточно. Тошнит просто.

— (Да ты послушай, Пэт…)

— Кончай, кончай. Давай лучше займемся тем, чего они от нас хотят.

— (Ну, хорошо.) — А вслух я сказал: — Он готов, Доктор.

— Секунду. Запускайте камеру, О'Тул. — Доктор Бэбкок нажал что-то на своем столе. — Командор Фрик?

— Да, Доктор, — ответил голос Фрика.

— Мы готовы. Вы придете?

— Тут все в порядке, — услышал я ответ своего начальника. — Сейчас идем. — Через секунду он вошел в сопровождении Анны Хорошей. Тем временем я осмотрелся. Одну из стен вычислительного центра полностью занимал компьютер, поменьше, чем в Лос-Аламосе, но не намного. Перемигивающиеся лампочки на его панелях, наверное, что-то для кого-то значили. Под прямым углом к компьютеру за пультом сидел мистер О'Тул, над пультом висел большой экран дисплея, в центре которого примерно каждую секунду появлялась яркая вспышка.

Анна без слов кивнула мне; я понял, что она на связи.

Пэт сказал:

— Том, у вас там есть девушка по имени Анна Хорошей. Ее там нет поблизости?

— (Есть. А что?)

— Передай ей привет. Я знал ее в Цюрихе. Тут находится ее сестрица Бекки. — Он чуть хихикнул, что меня обрадовало. — Симпатичная девица, правда? Моди ревнует.

Бэбкок сказал Фрику.

— Скажи, чтобы они приготовились. Первый синхронизирующий прогон, с того конца.

— Скажи им, Анна.

Она кивнула. Я не понимал, зачем потребовалась вторая телепара, если они могут переговариваться через нас с Пэтом. Скоро я понял: мы с Пэтом были слишком заняты.

Пэт выдавал тикающие звуки, как часы, а мне было велено их повторять. При каждом моем тике на дисплее появлялась вспышка. Бэбкок наблюдал за дисплеем, потом он развернул его так, чтобы мне не было видно, и прикрепил микрофон к моей гортани.

— Снова.

Пэт сказал:

— Внимание… — и опять начал тикать. Я старался как мог, чтобы тикать с ним одновременно, но выглядело это, конечно, до крайности глупо. Я услышал, как Бэбкок тихо произнес:

— Это снимает обратную связь и задержку из-за конечности скорости звука. Жаль, что мы не можем получше измерить скорость передачи сигнала. По нервным синапсам.

Фрик сказал.

— А с Деверо ты говорил?

Я продолжал тикать.

— А теперь прогон в другую сторону, — сказал Бэбкок, надевая на меня наушники. Я сразу же услышал тиканье вроде того, какое издавал Пэт. — Вы, молодой человек, слушаете сейчас спектральный метроном, ритм которого задается монохроматическим светом. Он был синхронизирован с тем, который использует ваш брат. А теперь — тикайте ему.

Я начал тикать. Занятие это прямо гипнотизировало; легче было войти в ритм и тикать вместе с метрономом, чем выбиться из этого ритма. Не обращать на него внимания было невозможно. Меня стало клонить в сон, но я продолжал тикать; остановиться я просто не мог.

— Конец прогона, — возвестил Бэбкок. Тиканье прекратилось, я снял наушники и потер свои уши.

— Доктор Бэбкок?

— А?

— А как Вы сможете отличить один тик от другого?

— Что? Ты — конечно, не сможешь, а О'Тул — сможет. У него все снято на пленку. То же самое и на другом конце. Да ты не бери в голову, главное — старайся оставаться в ритме.

Вся эта ерунда продолжалась еще больше часа; иногда передавал Пэт, иногда — я. В конце концов О'Тул поднял глаза и сказал.

— Усталость начинает все портить, Доктор. Вторые производные быстро растут.

— О'кэй, тогда кончаем, — объявил Бэбкок. Он повернулся ко мне. — Можете поблагодарить от моего имени своего брата и объявить ему о конце связи.

Командор Фрик и Анна вышли, а я остался. Через некоторое время доктор Бэбкок поднял глаза и сказал:

— Можешь идти, парень. Спасибо.

— Доктор Бэбкок?

— А? Чего тебе?

— Не могли бы Вы рассказать мне, зачем все это?

На лице его появилось изумление, затем он сказал:

— Прости, пожалуйста, я отвык от людей, все с приборами; я забыл. Хорошо, садись. Вот для этого-то вас, телепатов, и взяли на корабль: для исследования природы времени.

Я посмотрел на него с недоверием.

— Сэр? Я думал, мы здесь для того, чтобы сообщать о планетах, которые мы надеемся обнаружить.

— А, это… Ну, наверное, и это тоже, но только исследование времени значительно важнее. Людей и так чересчур много, зачем еще новые колонии? Математик может решить проблему народонаселения в одно мгновение — просто перестрелять всех через одного.

Мистер О'Тул встал, не глядя на нас.

— За что я люблю Вас, шеф, так это за доброту и великодушие.

— Там, на галерке, потише, пожалуйста. Так вот, сегодня, сынок, мы пытались узнать, сколько сейчас времени.

Видимо, все мое непонимание отразилось на лице, так как он продолжал:

— Да, конечно, мы знаем, сколько сейчас времени, но установить это очень нелегко. Видишь эту штуку? — Он указал на экран дисплея, неустанно тикавший каждую секунду. — Это Гринвичское время, принятое по радио с поправкой на относительную скорость и ускорение. Затем есть другое время, которое ты слышал в наушниках; по этому времени живет корабль. И есть еще то время, которое ты получаешь от своего брата и передаешь нам. Мы пытаемся сравнить все три времени: трудности появляются из-за необходимости включать в цепь людей; если десять секунд — малое время для нервной системы, микросекунда — вполне измеримое и длительное время в физике. Обычная радарная система делит микросекунду с той же легкостью, как ты — фунт масла. Поэтому мы используем много прогонов, чтобы попытаться как-то скомпенсировать свое незнание.

— Понятно, но что Вы надеетесь обнаружить?

— Если бы я «надеялся», я бы сейчас этим не занимался. Но можно выразить это так: мы пытаемся узнать, что значит слово «одновременно».

Мистер О'Тул поднял глаза от своего пульта.

— Если оно вообще что-нибудь значит.

Мистер Бэбкок искоса взглянул на него.

— Ты еще здесь? «Если оно вообще что-нибудь значит.» Сынок, начиная со времени великого доктора Эйнштейна, «одновременность» и «одновременно» эти слова для физиков были непристойными. Мы изгнали саму концепцию одновременности, заявили, что она не имеет смысла, и построили в ее отсутствие великолепное здание теоретической физики. А тут явились вы, телепаты, и все порушили. Не надо этого виноватого вида, любое здание нужно время от времени прибирать. Если бы вы занимались своими фокусами, придерживаясь скорости света, вам бы отвели строчку в учебниках и забыли о вас. Но ведь вы совершенно невежливо настаиваете на том, что проделываете все это со скоростью, неизмеримо большей, чем скорость света, в результате чего ваше появление в физике не более уместно, чем появление свиньи на свадьбе. Вы раскололи физиков на две школы, на тех, которые хотят объявить вас чисто психологическим явлением, до которого физике нет дела, ребят, считающих, что «вот мы закроем глаза, и оно само исчезнет», и на другую школу, которая понимает: то, что вы делаете, чем бы это ни было, поддается измерению и, следовательно, дело физиков — провести эти измерения и включить их в общую картину. Ведь физика в первую очередь — умение измерять различные объекты и приписывать им определенные численные значения.