Хищник. Том 1. Воин без имени - Гэри Дженнингс

На самом деле Ливия оказалась очень близка к истине, потому я не поддался ее насмешкам и уговорам. Я уселся на гальке и с удовольствием наблюдал за ее прыжками и кувырками, пока она не утомилась. Девочка вышла из воды и уселась рядом со мной, чтобы обсохнуть на солнце, прежде чем снова одеться. Теперь уже дрожала она и все тесней прижималась ко мне, я обнял малышку, и Ливия замурлыкала от удовольствия.

Я же призадумался. Давным-давно уже я понял, что никогда не должен превращаться из мужчины в женщину и наоборот — в попытке обмануть кого-нибудь — в присутствии собаки, потому что знал, что тонкий нюх ее сразу разоблачит обман. Теперь же поведение Ливии навело меня на еще одну мысль. Очевидно, интуиция у детей развита очень хорошо. Стало быть, если рядом ребенок, мне нужно быть особенно осторожным.

Однако, так или иначе, мне уже не было нужды проявлять осторожность в присутствии Ливии, ибо та наша прогулка оказалась последней. Когда на следующее утро я подъехал на Велоксе к копи, девочки нигде не было, однако мне навстречу вышел ее отец. Он сказал, что Ливия простудилась и лекарь, который живет при копи, велел девочке оставаться в своей комнате — все помещение тщательно закрыто, занавешено и полно целебным паром, — пока она не поправится. Георгиус сообщил новость таким тоном, словно это я был виноват в болезни его дочери, хотя я был уверен, что храбрая маленькая Ливия рассказала ему о своем купании и о том, что она залезла в воду по своей воле.

Во всяком случае, я смог разглядеть щелку между ставнями в окне наверху, где была комната Ливии. Я подъехал поближе к дому, девочка раскрыла ставни пошире, и я смог увидеть, какой печальный у нее вид — бедная больная малышка, закутанная в стеганое одеяло. Итак, я помахал ей в знак приветствия и жестами, надеюсь понятными, растолковал, что буду в ее распоряжении, как только ее выпустят из заточения. Личико девочки просветлело, и она тоже жестами показала, что огорчена, а затем подняла вверх четыре пальца, дав мне знать, сколько дней ей придется сидеть взаперти. Затем Ливия послала мне поцелуй, и я уехал.

Мы никогда не знаем, когда наступает последний раз.

Я спустился с холма, размышляя о том, как мне провести день — следующие четыре дня, — потому что я сильно привязался к Ливии и привык постоянно находиться в ее обществе. Но затем, когда я пришел в конюшню, чтобы вернуть Велокса в стойло, я испытал настоящее потрясение, увидев там Вайрда. Впервые с тех пор, как мы прибыли в Хальштат, он ухаживал за своим конем и что-то нежно говорил ему. Теперь, когда Вайрд не сидел, развалившись за столом, и не лежал, растянувшись на кровати, я смог разглядеть, что он ужасно похудел. Голос моего друга стал сиплым — может, потому, что его горло, как он заявлял, было сжато кольцом или сожжено до мяса невероятным количеством вина, — однако он казался трезвым и вел себя вполне разумно.

— Что за чудеса? — скептически вопросил я. — Неужели после того, как мы с Андреасом и его женой долго и тщетно пытались отучить тебя от пьянства, ты наконец решил взяться за ум?

Старик прокашлялся, сплюнул на солому в конюшне и сказал:

— Когда нынче утром я обнаружил, что не могу проглотить даже римского разбавленного вина или слабого пива, то решил, что мои внутренности, должно быть, и в самом деле взбунтовались. Теперь я не желаю даже слышать о выпивке. Я обещал тебе охоту, мальчишка. Что скажешь? Или ты настолько презираешь этого старого негодника, что не захочешь отправиться с ним еще один раз?

— Нет, fráuja, ni allis, — смиренно произнес я, раскаиваясь, что частенько ворчал на старика, как вечно недовольная жена. — Я надеялся, что ты исцелишься и мы снова сможем отправиться путешествовать.

— Мы будем отсутствовать несколько дней. Твоя подружка Ливия отпустит тебя на охоту? Ты можешь ненадолго отложить свою детскую привязанность?

— Разумеется. Пожалуй, в последнее время я слишком часто общался с ребенком. Хорошо бы прогуляться хоть разок, не чувствуя себя строгой нянькой.

— Я вижу, что у тебя с собой меч и праща. А я захватил свой лук и стрелы. Ну ладно, давай оседлаем лошадей и отправимся на охоту.

Нам не было нужды возвращаться в таверну за чем-нибудь, потому что мы оставили все свое снаряжение в конюшне. Мы отобрали несколько шкур для ночевки, завернули в них припасы, которые могли нам понадобиться, и привязали свертки к седлам, затем сели на лошадей и выехали из Хальштата. Вайрд не поехал по дороге, что привела нас в город, той самой, по которой я только что спустился вниз от копи. Он выбрал ту, которой мы с Ливией добирались до eisflodus на Каменной Крыше.

Когда тропа стала достаточно широкой и мы смогли ехать бок о бок, я сказал:

— Ты раньше говорил, fráuja, что мы будем охотиться на какую-то особенную дичь. Кого ты имел в виду?

— Птица называется auths-hana. Не то чтобы она такая уж особенная, но скрытная, ее редко можно увидеть, да и охотиться на нее надо совершенно иначе. За все время наших совместных странствий мы ни разу не сталкивались с auths-hana. Думаю, теперь настало время показать тебе, как выслеживать эту птицу. Ох и вкусное же у нее мясо!

Название птицы означает «глухарь», но это ничего мне не сказало. Вайрд продолжил:

— С виду auths-hana достаточно страшная, с ужасным клювом и изогнутыми когтями хищника, и еще она довольно крупная и издает крик, подобный реву взбесившегося зубра, но на самом деле это безобидный пожиратель растений. Должен сказать, что только в это время года, когда птица питается черникой и другими ягодами, ее мясо прекрасно. Зимой auths-hana кормится побегами сосны, поэтому на вкус отвратительней даже иллирийского шакала. Некоторые охотники называют ее глухарем, потому что когда она издает свой ужасающий громкий крик, то уже больше ничего не слышит. Вот так на нее и охотятся, мальчишка. Когда ты услышишь оглушительный крик auths-hana, ты можешь подойти к самому дереву, на котором она сидит. Надо все время таиться, останавливаться, когда глухарь замолкает, а затем быстро подкрадываться, когда он пронзительно вопит. Птица не услышит тебя в это время, как бы ты ни топал. Постепенно, пользуясь тем, что auths-hana периодически сам себя оглушает, ты сможешь подобраться к нему достаточно близко, чтобы сбить стрелой.

Вайрд продолжил рассказывать, но теперь тропа снова стала узкой, и я последовал за ним на лошади, поэтому пропустил бо́льшую часть того, что старик говорил об auths-hana. Я не придал этому значения, уверенный, что услышу все еще раз. Вайрд всегда был разговорчив, как и все, кто промышляет в лесу, просто потому, что им не с кем общаться. Вспоминая впоследствии ту нашу охоту, я понял, что Вайрд, казалось, просто захлебывался словами, словно ему надо было срочно высказать все, что он хотел, а времени уже не оставалось.