Мисс Пим расставляет точки. Мистификация - Джозефина Тэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нэнси права, пора ложиться спать. День был нелегкий для всех нас.
— Что, уже спать? — огорченно воскликнула Элеонора.
— У тебя в половине десятого урок с Ла Парслоу, — напомнил ей Саймон. — Я сам видел запись у тебя в книжке.
— А зачем, собственно, ты лазил в мою книжку?
— Хотел удостовериться, что ты не обманываешь налогового инспектора.
— Ну ладно, пошли спать, — сказала Элеонора, зевая и сладостно потягиваясь. — Какой сегодня был замечательный день!
Она повернулась к Брету, чтобы пожелать ему спокойной ночи, и вдруг засмущалась, неловко протянула ему руку и сказала:
— Доброй ночи, Брет. Счастливых сновидений. — И с этими словами пошла наверх.
Брет повернулся к Беатрисе, но она предвосхитила его:
— Я поднимусь с тобой вместе.
Тогда Брет повернулся к Саймону:
— Доброй ночи, Саймон, — сказал он, спокойно глядя в холодные серые глаза.
— Доброй ночи… Патрик, — ответил Саймон с едва заметной усмешкой, вложив долю издевки в само имя «Патрик».
Поднимаясь по лестнице, Брет услышал, как Беатриса спросила Саймона:
— А ты разве не пойдешь к себе?
— Пока нет.
— Тогда не забудь выключить везде свет, хорошо? И проверь запоры.
— Обязательно. Доброй ночи, тетя Беа.
На повороте лестницы Брет увидел, как Беатриса обняла и поцеловала Саймона. И вдруг его пронзило острое чувство безнадежной и необъяснимой ревности. «Господи, — подумал он, — мне-то что за дело?»
Через минуту Беатриса вошла вслед за ним в бывшую детскую. Она бросила взгляд на кровать и сразу усмотрела непорядок:
— Эта тупица обещала положить тебе в постель грелку, но конечно забыла.
— Неважно, — ответил Брет. — Я бы все равно ее убрал. Я не привык засыпать с грелкой.
— Тебе, наверное, кажется, что мы жутко изнеженная публика, — с улыбкой сказала Беатриса.
— Я считаю, что вы очень симпатичная публика, — ответил Брет.
Беатриса улыбнулась.
— Устал?
— Да.
— К завтраку в половине девятого встать не сможешь?
— Обычно я вставал куда раньше.
— И тебе нравилась эта… трудовая жизнь… Брет?
— Очень.
— Ты тоже очень симпатичный парень, — сказала Беатриса и легонько поцеловала его в щеку. — Жаль, что ты так долго жил вдали от нас, но мы рады, что ты вернулся. Доброй ночи, мой милый.
В дверях она повернулась и сказала:
— Звонить, конечно, бесполезно — никто не отзовется. Но если тебе вдруг до смерти захочется жареных креветок или холодного чаю, или книжку — приходи ко мне. Правая дверь от лестницы, как и раньше.
— Доброй ночи, — сказал Брет.
Беатриса на секунду постояла у него за дверью, не отпуская дверной ручки, потом подошла к двери Элеоноры, постучала и вошла. Последние год-два Элеонора стала для нее опорой и утешением. Столько лет Беатриса могла рассчитывать только на себя, и ей негде было искать поддержки и совета. Ей стало легче жить, когда она смогла на равных общаться с Элеонорой, трезвый ум которой всегда был к услугам Беатрисы.
— Привет, Беа, — сказала Элеонора, которая сидела перед туалетным столиком и расчесывала волосы. Как и Саймон, она стала часто называть Беатрису просто по имени,
Беатриса опустилась в кресло и проговорила:
— Слава Богу, первый день пережили.
— Все вышло наилучшим образом, — заметила Элеонора. — Саймон вел себя прекрасно. Бедняга Саймон.
— Да. Бедняга Саймон.
— Может быть, Брет… Патрик предложит ему войти в долю? Как ты думаешь? В конце концов Саймон вложил много труда в наш конный завод. Было бы не совсем благородно все забрать после стольких лет отсутствия и безразличия к нашим делам.
— Да, наверное, так. Не знаю. Надеюсь, что предложит.
— У тебя усталый голос.
— А ты разве не устала?
— Знаешь, Беа, должна признаться, что я просто не нахожу между ними ничего общего.
— Между Саймоном и Патриком?
— Нет, между Патриком и Бретом.
Несколько мгновений они молчали. За окном тихо шуршал дождь. Потрескивали под гребенкой волосы Элеоноры.
— То есть… ты думаешь, что это не Патрик?
Элеонора перестала расчесывать волосы и подняла на Беатрису удивленно расширенные глаза.
— Конечно, это Патрик. Кто же еще?
Она положила гребенку и стала связывать волосы голубой лентой.
— Просто у меня такое чувство, будто это совершенно незнакомый мне человек. Странно, правда? Мы же прожили вместе двенадцать лет. Но он мне нравится. А тебе?
— Мне тоже, — ответила Беатриса.
У нее тоже было чувство, что она встретила незнакомого человека, и так же, как Элеонора, она не могла себе представить, кто бы это мог быть, если не Патрик?
— Разве Патрик никогда не улыбался?
— Очень редко. Он был серьезный ребенок.
— Когда Брет улыбается, мне хочется плакать.
— Бог с тобой, Элеонора! Почему?
— Не притворяйся, что не понимаешь.
Да, Беатриса понимала — как будто понимала.
— Он тебе не объяснил, почему не писал все эти годы? — спросила Элеонора.
— Нет. У нас не было возможности для откровенного разговора.
— Я думала, что ты его спросила, пока вы осматривали конюшню.
— Нет. Он был весь поглощен лошадьми.
— Как, по-твоему, почему он не хотел нас знать все эти годы?
— Может быть, мы ему, как говорила няня, «обрыдли». Да, собственно, это не более удивительно, чем то, что он убежал от нас. Видно, он просто не мог оставаться в Лачете.
— Наверное, это так. Но он был добрый мальчик. И он всех нас любил. Даже если ему не хотелось возвращаться сюда, почему бы ему не известить нас, что с ним все в порядке?
Поскольку Беатриса сама никак не могла найти ответ на этот вопрос, она помолчала.
— Наверное, решение вернуться далось ему нелегко, — сказала Элеонора. — Вечером у него было такое усталое, прямо-таки мертвое лицо. Оно у него и так-то не очень живое. Если его повесить на стенку, все бы думали, что это маска.
Беатриса достаточно хорошо знала Элеонору, чтобы понять, что скрывалось за ее словами.
— Ты думаешь, он может скрыться опять?
— Нет, я убеждена, что он никуда не денется.
— Считаешь, что он вернулся навсегда?
— Уверена.
Но Брет, стоя в темноте перед открытым окном, вовсе не был в этом уверен. Все оптимистические предсказания Лодинга сбылись, но что же дальше?
Сколько времени понадобится Саймону, чтобы окончательно его разоблачить? И если даже Саймону это не удастся, каково ему будет жить, ежесекундно ожидая подвоха? Сколько он выдержит?
Собственно говоря, когда он согласился на эту аферу, он отдавал себе отчет, что все будет именно так. Но он как-то не пытался заглянуть дальше первого дня. В глубине души он не верил, что его примут в семействе Эшби. Но вот его приняли, и у него было такое чувство,
